Священство власти и кислотные революции
Полно, зря ли мы
столько лет всё строили дом,
наша ли вина, что пустой?
Зато теперь
мы знаем, каково с серебром.
Посмотрим, каково с кислотой.
Б.Г. «Государыня»
За свою более чем тысячелетнюю историю государство Россия оставалось одним из самых мудрых игроков в международной политике. Эту мудрость Россия приобрела, ей научилась и ее завоевала. Историческая цепь событий была для России примером и «учебником». Там, где не хватало опыта – брала сила и любовь к Родине и сохраненная православная вера. Те народы, которые собирались вокруг России, понимали эту метафизическую суть, эту надмирную устремленность.
Но, как говорится в героических голливудских эпосах, прошло время. Россия потеряла лицо. Она добровольно поменяла Образ на «маску», принесла кровь невинных в жертву обмена (обмАна). И сегодня эта маска являет самые уродливые свои черты. У Льюиса в «Письмах Баламута» главный герой (тот, который дарит «маски») сетует, что души, чьими муками ныне он питается, — самого низкого качества. Аналогия тем более уместна, что русская власть разучилась видеть страну, она видит только себя. И ошибки ее – это симптом.
«Маска» – это добровольное сложение с власти священных функций, главной из которых является легитимность. При всем демократическом обаянии выборов, власть перестает быть священной. Сакральность власти тесно связана с ее функциями. Отнятие жизни было такой связующей функцией. Ныне законно убить человека может каждый, причем особая роль отводится тем, кому положено эту жизнь спасать — врачам. Казнь перестала быть привилегией власти – она стала обычным делом. Принятие решений, раньше незыблемо зависимых от воли личности и его веры в Истину, теперь базируется на основе голосования. У власти осталось юридическое право чрезвычайного положения, но и оно реализуется редко и имеет «законодательные» препятствия. Этот экскурс в политическую науку нужен, чтобы понять эффективность действий политических игроков.
Изменение священного статуса власти ни в коей мере не изменило сакральности политического. Просто обыденные рациональные понятия превратились в зашифрованные коды. И стали священными знаками. И уже они – эти знаки – вершат суд. И являются не только общепринятыми, но единственно возможными правилами игры. Общепринятыми, потому что однажды согласившись на «права человека» и «открытые границы», государства так повели себя, что во избежание конфликта интересов построили новую архитектуру международных интересов. Единственно возможными, потому что эта архитектура недоступна для неудачников и закрыта для альтернатив. Она слишком проста и слишком объемна, чтобы создавать в себе закрытые чуланы или внутренние дворцы. И, к сожалению, страны бывшей советской метрополии оказались не готовы к сопротивлению.
Они пошли западным путем. Десакрализация власти привела к войнам. Отсутствие каких бы то ни было норм или священных принципов привело к разрухе и оттоку капитала. Принятие решений перешло в руки немногих, голосование которых проходило при одновременном поднятии обеих рук и протягивания обеих ног. Поэтому «поиск идентичности», как называют попытки власти усидеть на своем месте, обречен. Это ярко и буднично доказывает «кислотная» революция на Украине.
Оба главных кандидата – это копии священных «масок». Один держится за тайны советской бюрократии, другой – за абсолютно эфемерные, с точки зрения реальности, идеи национализма. Конечно, проигрывают оба. Янукович – потому что модель властных отношений между ним и «миром» слишком стара. Она просто истлела под спудом времени. Ющенко – потому что его власть – это танец на костях. Уже нет никакого национализма и государства. Они давно превратились в непопулярные понятия истории политологии. Ющенко воюет за священные знаки: «права человека» и «свободу рынка», но он забывает, что украинцы не мыслят так. Для них свобода – это песни и пляски, яркие флажки и кулачные бои. Национализм – это просто спасение от разнузданной толпы. И единственно понятный язык. Если свергли одного – можно и другого. Нет власти. Она не воспринимается электоратом как данность. Силовые министерства – это сброд взяточников, суд – подконтрольное собрание высококвалифицированных запуганных юристов, армия – бесправная масса не сумевших откупиться, бюрократия – это бюрократия. С властью можно говорить на своем языке. Как с забежавшей на чашку чая подругой. Со всеми вытекающими…нефтяными и газовыми потоками.
Игра в школьников, кажущаяся такой невинной, заканчивается. Здоровые мужики, чьим предназначением было позировать Васнецову для «Трех богатырей», да так и остаться около камня с высеченным на нем гербом, страстно желают разделить, разрезать, размазать. Это избыток силы. Кажется, куда девать удаль, когда вокруг тьма власти. Ан нет. Все принципиально изменилось. Скромный ученый с мировым именем Зигмунд Бауман предостерегает скачущих к власти – время изменило свою сущность. Завтра не наступит. Его вообще нет. Мир не имеет будущего. Он состоит из однодневок. И все-все решать надо сегодня. Воплотилась фантазия Булгакова – человек стал внезапным. И сама жизнь стала внезапной. Когда еще никому не известный кандидат мог бы за несколько дней превратиться в «раскрученную фигуру»? Даже Вольтеру, чтобы заслужить право посмертно быть похороненным в Париже, пришлось бежать из Франции. Сегодня, чтобы быть похороненным в Париже, можно просто намалевать нечто и разместить в Интернете.
Но будущего не будет…
Поэтому надо уметь соразмерять амбиции и возможности. И понимать, что власть, какой она кажется, не есть реальная. Но просто маска. Образ некоей прошлой истории, когда сила была в почете, а самый сильный мог послать умирать за себя подданных. Сегодня священными стали слова, понятия, цифры. Они могут посадить на электрический стул, отправить на гуманитарную акцию или заставить написать заказной материал. Знаки состоят из слов. Сам знак – это зафиксированный набор слов, узнаваемых и читаемых образно. Как Hi-Fi, DVD, USA, «права человек», «Гаагский суд», «гуманитарная помощь» и т.д.
Но слово – это сущность момента, это сгусток, оперирующий мгновением. Его нельзя пролонгировать или изменить. Лучшая аналогия – это печать. Она поставлена сразу и навсегда. А власть сегодня – это умение правильно сказать или объяснить. Правильно – не значит истинно (сегодня истин быть не может – она давно стали трансцендентными). Правильными словами являются краткие лозунги, бьющие как хлысты. Наотмашь. И чем глубже, краснее и кровавее след, тем правильнее понятие. В чем, собственно, принцип деконструкции? Это разрывание словами-хлыстами объемлющее понятие. Проще говоря, деконструируется Истина. Она не претерпевает изменений – она распадается. А там, где нет Истины, нет и времени. Ложь, потеряв антипода, становится единственным звеном, соединяющим реальность и мысль.
В политике эта деконструкция выражена просто – фиксированные понятия, типа «свободы слова», могут интерпретироваться в любых вариациях. Решение принимает самый говорливый. И, благодаря современным технологиям, решение реализуется мгновенно. И сила вторична. Статус – третичен. А уж административный ресурс – вообще, на задворках. Поэтому «угроза демократии» — это приговор. Причем, интерпретация возможна, но ее роль также уменьшается. Эти знаки-понятия практически всем Западом понимаются одинаково. В идеале – автоматически. Цепь «слово-дело-слово-дело…» превращается в реальный и практически неконтролируемый инструмент политики. Констатация «нарушения прав человека» ведет, например, к узакониванию эвтаназии.
В этом и есть феномен Украины – наверное, самая русская из соседних нам стран, оказалась жертвой нового мирового порядка. Один удар слова – «недемократичные выборы», и весь админресурс во главе с самим президентом РФ оказался растоптанным. Потому что нечего было сказать в ответ. И пускай оранжевый дух танцует на костях – так он просто понятней массе. Но политику сегодня вершат не массы. А слово. И оно было сказано.
Власть, таким образом, это умение сказать вовремя (слово – это мгновение) то, что станет понятным и автоматически повлечет действие. Запад не может понять наши интересы на Украине – они недоступны его «коллективному разуму». И заявление о ядерном оружии, о реформировании ОБСЕ – это слишком длинно и сложно. А Россия (и Украина) продолжают что-то свое объяснять. Театр абсурда достигает аншлага на украинских выборах. Очевидно, что оранжевой победы может и не быть. Но эта победа есть знак закономерности развития демократии. В противном случае – новая угроза демократии. Кому объяснять, что Запад тоже влияет на выборы? Но нет. Он помогает развитию демократии. А демократия – это победа оранжевых, потому что второй кандидат – недемократичен. Просто же все!
А Россия, продолжающая играть в старые модели и отвергающая слова-знаки, все пытается объяснить, провести аналогии, воздействовать силой. Но, когда приходит момент, то самое мгновение, Россия не может ничего объяснить. Она не владеет языком. И попытки вмешаться в конфликты в СНГ (Молдова, Абхазия, Грузия, Украина) – заканчиваются ничем. Еще со времен бомбардировок Косово стало понятно, что предрассветный штурм российской армии – это последний и не самый удачный аргумент нашей состоятельности. И сегодня ничему не научившаяся новая власть почему-то считает, что сумеет найти общий язык с «демократическими структурами».
А не научена она, потому что не готова смириться перед священством своего положения. Правители наивно полагают, что сами они заняли этот пост, забывая сказанное Спасителем Пилату: «Ты не имел бы… никакой власти, если бы не было тебе дано свыше» (Ин.19:11). Они надевают эту «маску», даже не задумываясь об Образе. И эта подмена, и потеря способности учиться, и отсутствие ответственности ведут к исчезновению власти. Все более наша страна становится «общеевропейской» — она сжимается в импульсную систему. Ирония заключается еще и в том, что новому миру не надо поглощать Россию, она сама превращается в его часть. И бороться с этим она не умеет.
Попытки установить «поверх голов» отношения с Азией или Латинской Америкой говорят о способности, по крайней мере, понимать, что есть недочеты. Только в какой мере это понимание соответствует действительности?Похоже, что единственный выход – это возврат. Возврат к священству власти, к Истине и уникальности. Это, безусловно, недемократичный выход. И слишком нелепый для современного человека. Однако пока еще существует вера в России, до тех пор и будет существовать шанс вернуться. И, похоже, шансом этим придется воспользоваться вынужденно. А в то, что «вынуждающий» даст о себе знать, сомневаться не приходится.
Оригинал этого текста опубликован на «Правая.ру».
