Уходя, Путин фактически остается
«АПН – Нижний Новгород» представляет вниманию читателей фрагмент выступления политолога Андраника Миграняна на заседании нижегородского отделения Клуба политического действия «4 ноября», прошедшего 1 июня в Нижнем Новгороде.
Андраник Мигранян, политолог:
В принципе, все развитые демократии, особенно американская система, предполагают персонификацию власти. Президент – это есть избранный царь на определенный период времени. Американская власть здорово персонифицирована, но есть развитые политические культуры, где персонификация власти помогает развитию общества, а другие политические системы таковы, что персонификация власти является преградой на пути развития политической власти. Это довольно хорошо было изучено Максом Вебером в его концепции плебисцитарной теории демократии.
Кстати, именно этим объяснялось, почему во многих европейских странах долгое время сопротивлялись прямым выборам президента – во Франции, в Германии и т.д. Потому что если у вас слабо развитые институты, то, как правило, харизматический лидер, плебисцитарным путем получивший собственную легитимацию, как говорит Вебер, постоянно имеет шанс осуществить прорыв в цезаризм, потому что институты слабые, политическая система слабая, демократические ценности слабы.
В Америке такой угрозы никогда не было, потому что это уникальная система, в которой гражданское общество предшествовало появлению государства – такого еще никогда не было и, видимо, никогда не будет. Сначала самоорганизация, а потом формирование государства на основе институтов гражданского общества.
У нас другой тип персонификации, конечно. Он не имел никакой демократической основы. Царизм, абсолютизм в самом своем чистом виде. Поэтому здесь персонификация власти всегда под очень большой угрозой прорыва в цезаризм. Это, например, времена Сталина, а потом, увы, к сожалению, система Политбюро уничтожила этот элемент. Мы получили стагнацию.
Сегодня, конечно, нужно идти по пути легитимации власти.
Путин, конечно, имеет определенную харизму. Он в буквальном смысле слова является действительно плебисцитарным лидером, потому что у него есть массовая легитимация и поддержка, и все эти годы это продолжается. Все равно институты у нас достаточно слабые. Кстати, я один из авторов Конституции. В этой Конституции нет механизма сдержек и противовесов, нет деления властей, институт президентства поставлен над Конституцией, и над властью, и над всеми другими институтами. Можно сказать, что прорыв в цезаризм ограничивается только волей самого президента. Имея такую массовую поддержку, он элементарно мог бы осуществить этот прорыв и вообще не считаться ни с какими законами и институтами.
Когда вы говорите о мифе о том, что президент остается, то тут никакого мифа нет. Наоборот, мы имеем дело с очень интересной реальностью. Эта реальность двойственная. С одной стороны, президент действительно остается. Но как он остается? Удивительным способом не используя свои возможности, которые есть в Конституции и в реальной политической системе. Что стоило бы провести некие поправки и, собственно говоря, изменить Конституцию, сохранить себя в качестве президента, персонификатора этой власти и тем самым восстановить старую российскую традицию – царистскую и генерально-секретарскую? То есть стать руководителем, который не имеет никаких ограничений собственной власти.
Но если он сейчас остается, он, уходя формально, законодательно создает новую политическую культуру. В этом отношении я его иногда сравниваю с Джорджем Вашингтоном. Кто специалист по американской истории, тот знает – он мог бы оставаться президентом сколько угодно, никаких ограничений не было. Но он создал это прецедент. Его уход после второго срока просто создал определенную традицию.
Я был в президентском совете Ельцина, я помню его позицию по поводу смены власти. Если бы он не был таким больным и старым, неизвестно, каким образом развивалась бы ситуация. По крайней мере, мне его представитель в Конституционном суде говорил, что президент перед ним поставил такую задачу: добиться, чтобы правовые основания у него сохранились, и если он не пойдет – чтобы это было его личное монаршее решение.
Сегодня задача стоит несколько иная. Реальность заключается в том, что, уходя, Путин фактически остается, по крайней мере, на ближайшие три года. Во-первых, это его послания, о которых мы сегодня говорили, ориентированные, может быть, на многие десятилетия. Фактически это план нового запуска страны, который был остановлен течением предыдущих многих-многих лет. И во-вторых, по крайней мере, принятие трехлетнего бюджета означает, что на следующие три года, как минимум, он наложил отпечаток своих решений – экономических, под которые выделены реальные деньги. И эти три года, вне зависимости, кто будет президентом, новый президент будет реализовывать этот план. То есть, в этом отношении он остается – и это не мифическое оставание.
