Жизнь в Империи была и благом, и злом, и всем, всем, всем

Давайте, я напишу самую короткую
врезку к своим интервью. Ербол Жумагулов — очень хороший поэт.

И ещё два слова: он говорит
важные вещи.

— Кто такой Ербол Жумагулов? Где родился, как учился, кто
отец, кто мама? Чем занят?

 — Ербол Жумагулов – литературный сирота и приемный сын
журналистики. Родился 26 лет тому назад во 2-ом родильном доме города Алма-Ата
Казахской ССР. Учился хорошо, но школьные годы провел в республиканском училище
олимпийского резерва, поэтому образование получил весьма и весьма среднее. Отец
– строитель с более чем тридцатилетним стажем, мать – долгое время была
домохозяйкой и воспитывала детей, в данное время трудится корректором в
издательстве. Занят я бываю самыми разными делами и прожектами, в основном
связанными с написанием чего-либо: статьи, фельетона, рубрики в газете или
главы романа. Ну, и стишками, стало быть, временами занят.  

— Твои казахские корни – они тебя обогатили, как я
понимаю. Сам что по этому поводу думаешь?

— Думаю, что в каком-то смысле мне
очень повезло, что я билингва. Тем паче, что оба языка – и русский, и
казахский, по сути, родственны, большую роль в становлении языка древней Руси
сыграли именно тюркские наречия кочевых соседей, да и кириллица, я считаю, наше
общее культурное достояние. Примерно то же самое, но в обратном направлении
началось с середины девятнадцатого века и продолжалось до крушения Союза.
Сейчас местные официальные филологи пытаются перевести многие русизмы,
придумывают неологизмы. Местами – удачно, местами – нелепо.

— Что там в Казахстане с литературой, ты в курсе?

— Казахстанская литература на
данный момент переживает эпоху постсоветской стагнации. Аксакалы в маразме,
молодежь пишет сама по себе, вне зависимости от тендеров минкульта,
президентских и прочих премий. Сами премии местечковые, строго корпоративные,
собственно, как и в России. Молодые мало кому известны, но в этом виноваты не
только аксакалы и минкульт, но и само население, которому что «Три мушкетера»,
что «Три поросенка» – один хрен. Тем обиднее, что буквально на днях трагически
погиб ведущий литературовед, критик Виктор Владимирович Бадиков. Он последние
восемь лет каждую субботу читал лекции на мастер-классе для молодых писателей.
Ученик Шкловского, он по праву считался ведущим литературным критиком
Казахстана, и был единственным из старших, кто много времени проводил с
молодежью. Руководил кафедрой в университете, много и интересно писал о
современном литературном процессе, удивительный был человек. В наших условиях
практически незаменимый, что уж тут скрывать. Он был медиатором между старшим
поколением писателей и младшим. Теперь его нет, и пропасть между поколениями
осталась без мостика.

— Вообще в твоем понимании советская эпоха и, беря шире,
жизнь в Империи для Казахстана была благом, злом, черной дырой, временем
цветенья? По самому большому счету?

— Жизнь в Империи была и благом, и
злом, и всем, всем, всем. Разве что цветенья ни хрена не было, прости мне,
Прилепин, мой албанский. Может, при царском режиме еще что-то как-то местами
«цвело», но после революции… Ну какое там цветенье, когда 4 из 7 миллионов
казахов умирают от голода в течение пяти лет?! Более миллиона казахов
эмигрировали в Монголию, Китай, Венгрию. Расстреляли всю элиту, духовную,
культурную, политическую.

С другой стороны, советский шрам на
теле казахстанской истории нельзя трактовать однозначно. В конце концов, именно
из Казахстана первый человек полетел в космос. Гагарин, как Гуттенберг в свое
время, или Иисус, если угодно, как бы разделил историю человечества на две
части – мир до его полета, и после. Сегодня Казахстан – де-юре независимое
государство, правда, не совсем правильно строящее свою независимость, но это, я
надеюсь, болезни роста. Де-факто – геополитические реалии века таковы, что
Казахстан зависим от многих стран, в которые безоглядно экспортирует всю таблицу
Менделеева. То же самое творится и в России. Просто в России пиплу умудряются
втюхать легенду о нанотехнологиях и путинизме с медведевским лицом на фоне
кажущегося величия. В Казахстане свои НАНотехнологии, но величие также –
эфемерное.

— Что там у тебя с книжками? Что вышло, что выйдет, где
искать? И с премиями, что там в багаже, чем горд более всего?

— Книжка, по гамбургскому счету, у
меня одна – «Ерболдинская осень». Она вышла в Астане в 2006 году и была
переиздана в Москве издательством «Воймега». Серьезных премий не вручали, так
что горжусь тем, что я непризнанный гений и всемирно неизвестный поэт.

— Ербол, ретроспективно весь прошлый век поделен между,
так сказать, первыми поэтами эпохи. По персоналиям, конечно, идёт спор, но
примерная согласованность все-таки существует. Начало века: безусловно, Блок.
20-е: Есенин или Маяковский. 30-е: Пастернак. Ну и так далее, возможно, с
понижением заданной высоты. А возможно и нет.

У тебя есть этот свой ряд
первых поэтов века, в некоей очередности?

— Блок, мой дорогой кентубас Захар,
ни фига не безусловен. Ну, разве что только за то, что в самом начале века был
самым известным поэтом. Но известный и лучший – понятия разные. При этом
«Двенадцать» я долгое время знал наизусть. Верлибры о прекрасной незнакомке помню
до сих пор. Но Мандельштам в моей системе поэтических координат занимает
гораздо большее место, чем Блок, Есенин и весь остальной серебряный век вместе
взятый. Особняком стоит Маяковский. Заболоцкий с Хармсом тоже мной очень
любимы. Введенский был безбашенным совершенно, в хорошем смысле. В сороковые и
пятидесятые стало не до поэзии, 60-ые: Бродский, 70-80-ые – он же, Соснора,
Лосев и «Московское время» — Сопровский, Гандлевский, Кенжеев и Цветков во
главе отряда. 90-ые: Новиков и Рыжий. 2000-ые: Предпоследние, за вычетом Иосифа
Александровича и обоих последних, Саша Кабанов и лучший поэт Бостандыкского
района всех времен, русский писатель казахского происхождения – Балмуздак
Пиязов.

Есть, кстати, еще великий Веничка
Ерофеев. Один из лучших поэтов своего времени. И Высоцкий, которого я люблю не
только за стихи. Вот куда его воткнуть, в 60-ые или 70-ые?

Иначе говоря, прекрасных поэтов
много, кто-то по вкусу, кто-то нет. У меня есть любимые стихотворения у
Тарковского, Багрицкого или того же Слуцкого, советских поэтов, которых
безусловные критики навроде Захара Прилепина причисляют к поэтам второго ряда.
Фокус в том, что поэзия делится не на ряды, а на тексты. Так или иначе, любишь
и читаешь поэтов лишь тех, у кого есть чему поучиться. Есть чему по-хорошему
завидовать. Есть чем восхититься, в конце концов. 

— И второй вопрос (у меня вообще есть склонность к
градациям, к табелям о рангах), на ту же тему, кто, на твой взгляд, претендовал
на это звание «первый поэт эпохи» в 90-х годах? Лосев? Кенжеев, Кибиров,
Кублановский? Пригов? Рыжий? Кто претендует сейчас? Быков? Витухновская? Иван
Волков? (Буду не против, если ты пройдешься по всем персоналиям, и выстроишь
свои ряды).

— Новиков и Рыжий, если говорить о
тех, кто был «на новенького». Сейчас – если учесть всеобщую согласованность,
то, безусловно, лучшим русским поэтом является Балмуздак Пиязов.

— Как относишься к таким модным в массах (но не очень
признанных литературным истеблишментом) персонам как Родионов и Емелин?

— Я их знаю, конечно, слышал, но не
читал – вот все, что могу о них сказать. То есть, то, что слышал, не заставило
взять и прочесть с листа. У меня в классике пробелы, а ты мне про Родионова и
Емелина. Вот Быков мне нравится, если говорить о реально модных в массах
стихотворцах. Нравится, по большей части, как публицист, но и в стихах есть
пронзительные лирические вещи. Большой версификаторский дар у человека. Прозу
его читать начинал, однако никогда не заканчивал. Сам Быков, правда, меня за
поэта не считает, как-то залез ко мне в ЖЖ и, защищая Игоря Караулова, назвал
меня второсортным. Но я человек не злопамятный, незаслуженно поливать грязью в
ответ не умею. Так что Быкова всегда хвалю.

— Поэтические школы начала века – когда бы ты оказался
там, куда б примкнул? К символистам? К Гумилеву и его акмеистам? К Бурлюкам и
Маяковскому? Или, может быть, предпочел бы «эго» — и ушел от «кубофутуристов» к
эго-Северянину и прочим менее великолепным нарциссам?

— Какой к черту Гумилев? Я бы,
наверное, приехал к Осипу Эмильевичу с гостинцами из Кызыл-Орды, и мы бы курили
и вместе слушали хор аонид.

— Тебе нужна своя банда в поэтическом деле? Вот как
собирались в банды футуристы? Как жили под одной крышей Есенин и Мариенгоф, и
неподалеку от них – Шершеневич, Кусиков, Грузинов… Тебе нужна такая братва? Или
ты в принципе одиночка?

— Путь поэта – путь одиночки.
Самурайский путь. Путь Шекспира и Пушкина. Поэтому я бы, скорее всего, не
примыкал ни к кому. Но Маяковскому маяка загнал бы, наверное. Ну, с Чуковским и
так ясно, что бы меня связывало, первые две буквы его фамилии очень казахские.
Я спас бы Ахматову от МХАТа. Встретил бы Гумилева в ГУМе и Цветаеву на Цветном.
И вдыхал бы дым отечества на съемной хазе в Коломенском вместе с Магжаном
Жумабаевым, Сакеном Сейфуллиным и Мыржакыпом Дулатовым. Великие, между прочим,
казахские поэты прошлого века. Плюс Мукагали Макатаев, но тот был позже.

— Что ждешь от поэзии в Новом году? И от кого именно?

— Прекрасных стихотворений.
Преимущественно – от себя. Ну и от тех, кто, условно говоря, летят в соседних
истребителях. Саша Кабанов, Игорь Белов, Саша Анашкин, всех не перечислить.
Забуду – обидятся.

— Кого из живых классиков уважаешь (если есть таковые)? С
кем знаком? С кем хотел бы пообщаться?

— Если не делить на поэзию и прозу,
то рад, что мне довелось пообщаться с писателем мирового уровня Фазилем
Искандером. Несколько раз судьба сводила с Чингизом Айтматовым. Губерман
понравился очень, который тоже сам по себе красавец. «От шабата до шабата –
брат наебывает брата». Это тебе не верлибры педерастические калякать. Иртеньева
очень люблю и совсем немножко знаю лично. Он носил мои стихи в «Знамя». Правда,
стихи тогда не взяли, но я это до сих пор ценю. С Рейном пересекался. Общение с
Юлием Кимом оставило массу приятных впечатлений. Рад знакомству с Цветковым.
Надеюсь когда-нибудь увидеть Лосева. Про Кенжеева – отдельная история.

— Твои тексты
должны что – радовать, огорчать, заставлять думать?

— Они должны быть хорошо написаны.
Больше ничего.

— Что первично в творчестве? Донести мысль? Сделать редкий
кульбит? Или просто дурака валяешь?

— Донести мысль посредством
редчайшего кульбита, валяя дурака.

— О, красиво… О другом теперь: какие газеты, журналы,
сайты читаешь и почитаешь? И с каким чувством?

— Я заместитель редактора
общественно-политического интернет-портала, и по роду работы мне приходится
читать много всякой ерунды. Стараюсь заглядывать в «Журнальный зал», но делаю
это все реже, поскольку хорошие стихи перед тем, как появиться в толстых
журналах, мелькают у меня во френдленте в ЖЖ.

— Надо ли политикам слушать поэтов? Памятуя о том, сколько
бреда поэты произнесли и написали в последние два десятилетия?

— Важно, чтобы поэтов слушали
простые люди. Остальное – неважно.

— «Писателей надо пороть» по Розанову? Как писатель тебя
спрашиваю. Надо нас пороть? Или забить на нас? Или любить нас при жизни и
ставить большие памятники?

— Думаю, универсального ответа не
существует. Кого-то я выпорол бы, на кого-то забил бы, а кому-то поставил бы
памятник при жизни.

— В чем главная проблема современных молодых поэтов?
Писать некогда? Писать не о чем? Денег не платят?

— Я не могу говорить за всех, лично
у меня нет никаких проблем. Надо будет, я всегда найду время для стихов. А
деньги заработаю как-нибудь. Зарабатывать на стихах не то, чтобы пошло, ведь
картины продавать художникам не западло, да? Просто самоцели такой не должно
быть, мол, я поэт, давайте мне деньги. Поэзия — дело добровольное и
бескорыстное.

— Кем бы ты был, если б не поэтом? Догадываюсь, что
футболистом. Не тянет за мячом погонять? Вообще поэзию и футбол роднит что-нибудь
– вот лично для тебя, прости за глупый вопрос.

— Футбол я бросил не ради стихов.
Кем стал бы? Не знаю. Не думал об этом. Вообще не люблю сослагательных
наклонений. Если говорить о родственности футбола и поэзии, то десять лет
спорта сделали мой характер неуступчивым, то есть, я привык бороться до
победного конца. В целом, спорт давно уже стал искусством, а искусство –
соревнованием. Вот такое родство. Кстати, спорт я не оставил, пытаюсь более или
менее прилежно бегать кроссы. Надеюсь, в этом году пробежать полумарафонскую
дистанцию, а через год рвануть на все 42 км. Это для меня как вызов. Буду
первым русским поэтом-марафонцем.

— Будущая жизнь – только литература? Что-то иное
представляешь в своей судьбе?

— Вряд ли. Я не хочу заключать себя
в какие бы то ни было рамки. Кроме того, что мне хочется излагать свои мысли на
бумаге, я еще много чего хочу. Снимать кино, например. Заниматься бизнесом.
Создать партию очень зеленых со штаб-квартирой в центре Чуйской долины. Стать
президентом Казахстана эдак в 2056 году, сразу же после Назарбаева. Полететь на
Марс. Да мало ли чего еще! К чему ограничения?

— За политикой следишь? Политические взгляды есть у тебя?

— Слежу, конечно. Политические
взгляды у меня странные. Во мне постоянно борются либерал и монарх. Мне близки
демократические ценности, но на нашей евразийской почве едва ли возможна та
модель общественного устройства, каковая есть в США или Европе. Так или иначе,
все мои взгляды устремлены туда, где каждый человек будет чувствовать себя в
безопасности и делать то, что угодно его душе. Без ущерба окружающей среде,
разумеется.

— Что ждешь от новых времен, в том числе и в политическом
смысле? Будущее России – каково оно?

— Будущее России представляется мне
хреновым. Так что твой вопрос уместнее обыграть так: что ждешь от хреновых
времен? Жду, что в многострадальной и братской России все наладится. Хотя
верится в это с трудом. Я Россию не люблю, сказать по чести. Русских людей –
да. Русскую культуру – да. Может быть, даже сильнее остальных культур. А сама
страна — за без малого пять лет жизни в ней — не понравилась. Если в Европе все
делается для людей, то в России – против. Начиная с развязок на МКАДе,
заканчивая проведением Олимпиады.

— Знаешь, я с тобой согласен в этом вопросе.

Беседовал Захар Прилепин.

Все тексты рубрики Прилепин.txt
можно просмотреть здесь.