Анатомия стагнации

От редакции

Вчера стало известно, что Министерство экономического развития
РФ оценивает нынешнее состояние экономики в стране как стагнацию,
однако рецессии не ожидает. Об этом заявил глава ведомства Алексей Улюкаев.
При этом, говоря о причинах такого спада, он сослался на макроэкономические
факторы:

«Рецессии нет. И не будет. Стагнация, наверное, термин
уместный. Очень низки темпы роста, это — фактор институциональный, структурный,
макроэкономический. И это то, чем нужно будет заниматься очень долгое время», —
сказал он.

В связи с этим будет пересмотрен прогноз на предстоящую
бюджетную трехлетку и долгосрочный прогноз в рамках подготовки бюджетной
стратегии до 2030 года.

При этом наблюдатели отмечают, что высшим правительственным
чиновникам фактически запрещено произносить слово «рецессия». Однако вне
зависимости от этого запрета экономический спад в России, похоже, все-таки
начался. Впервые с июля 2009 г. произошло падение производства, а компании
сокращали персонал максимальными за шесть месяцев темпами.

Разобраться в причинах происходящих явлений мы попросили
эксперта Дмитрия Скворцова, постоянного автора АПН-НН.

Прежние механизмы роста оказались исчерпанными

Если попытаться говорить простым языком, если выражаться
несколько примитивно, то разницу между стагнацией и рецессией можно определить
так: стагнация — это отсутствие роста, а рецессия — это падение объемов.

У нас в российской экономике до падения еще не дошло, хотя
можно увидеть уже отдельные сферы экономики и области, где такое падение
происходит. Но, в общем и целом, российская экономика находится в состоянии
стагнации. Все прежние механизмы роста, которые существовали в стране,
оказались исчерпанными.

Причем еще год назад я был в Москве на банковской конференции
«Риски роста», где анализировали, что рост российской экономики продолжался
исключительно за счет роста банковского сектора. В первую очередь — за счет
роста потребительского кредитования, разных других моментов — но именно за счет
роста банковского сектора. В банковском секторе рост исчислялся двузначными
величинами, а во всей экономике Российской Федерации рост показывал 4,5 — 5 с небольшим
процентов, которые тогда наблюдались.

Но было совершенно понятно, что дальше такими темпами
банковский сектор расти не сможет и темпы роста замедлятся, причем замедлятся
серьезно. Что, в общем-то, и произошло. Это я все говорю к тому, что не
случилось ничего неожиданного: аналитики видели и предвидели все эти процессы
заранее.

Если же копнуть поглубже, то можно попытаться ответить на
вопрос: почему же это произошло?

Мы вышли на новый уровень, к которому оказались не готовы

У нас в России все возможности для развития, которые
существовали до настоящего момента, — оставшиеся незагруженными с советских еще
времен производственные мощности, рост доходов от продажи углеводородов, рост
нефтяных доходов государства и, соответственно, рост заказов топливно-энергетического
комплекса во всякие смежные отрасли, рост социальных расходов государства, в
том числе — рост заработных плат граждан страны и, соответственно, рост
потребления в стране, первый шаг к модернизации различных производств и к
повышению производительности труда, когда внедрялись наиболее типичные, не
требующие больших инвестиций вещи, которые повышали производительность труда, —
все эти возможности были исчерпаны.

Мы все это уже прошли, начиная с 1999 года. Все это принесло
свои плоды. Но теперь мы вышли на другой, на новый уровень, когда для того,
чтобы развитие оставалось возможным, требуются иные решения. А у нас к этим
новым решениям оказалась неготовой ни структура экономики, ни многие
отечественные компании сами по себе. Они оказались не готовы ни по управленческой
парадигме, ни по тому, как выстроен их бизнес.

И в этом смысле ожидать, что перемены в правительстве вдруг
все быстро изменят, нельзя. То есть ждать, что если министром экономического
развития правительства Российской Федерации будет поставлен Нобелевский лауреат
по экономике — то все вдруг наладится, по меньшей мере наивно. Я в такое не
верю.

Но то, что уже всем стали очевидны происходящие в российской
экономике негативные процессы, то, что ведутся споры, с чем же мы имеем дело —
с кризисом или с рецессией, — это уже хорошо, это полезно. Это полезно в том
смысле, что теперь даже до самых консервативных, самых замкнутых на себе и на
своих собственных производственных проблемах руководителей предприятий России
дойдет, что надо думать, как жить дальше.

И теперь наше будущее зависит от коллективного ответа на
вызовы, которые стоят сейчас перед современной отечественной экономикой, —
ответа со стороны эффективных в кавычках или без кавычек собственников, которые
у нас в стране сегодня есть. Они могут придумать некую модель развития для
своего собственного бизнеса, которая бы коррелировала с остальными бизнесами, —
и развитие пойдет. Или же они будут пугаться грядущей рецессии и выводить
куда-нибудь деньги, избавляться от каких-то не очень прибыльных активов — и так
далее.

Это действует не так же жестко, как паника на фондовом рынке,
но в принципе механизм действия тут такой же: если все бизнес-сообщество не
будет видеть перспективу и не будет на эту перспективу коллективно работать, то
никакой перспективы не будет, какие бы красивые программы ни написал некий
гипотетический Нобелевский лауреат по экономике и какие бы программы ни выбрал
для страны министр экономического развития.

Нет ощущения, что занятие это безнадежное

Разумеется, не случайно в среде руководителей наших
отечественных бизнесов, руководителей отечественных производств наблюдается
некая инертность к изменениям, консерватизм, боязнь изменений — даже в условиях
очевидной необходимости таковых изменений.

Эта инертность в каком-то смысле досталась нам в наследство.

На самом деле, 70 лет подряд людей, которые занимались
производством, воспитывали в поклонении Его Величеству Плану. Соответственно, в
этих условиях надо было и «ловчить» — скажем, обменять свои неликвиды на то,
что тебе очень нужно, но является для другого неликвидами. В итоге, такого рода
экономика вырастила, по сути, очень мобильных торгашей-спекулянтов и очень
ригидных планировщиков собственных организационных и производственных
процессов.

В этом смысле, конечно, сейчас очень многие руководители
учатся, переучиваются, получают образование по западным стандартам, но опять же
последствия этой учебы не всегда позитивны и однозначны. Обучение это очень
часто может оказаться неэффективным при внедрении новых методов на
организованные по-старому производства.

Вот приехал какой-либо руководитель с такой международной
учебы и рассказывает, воодушевленно, о том, чему научился, своим починенным. А
подчиненные в это время сидят, скучают и ждут, когда вся эта говорильня
закончится и они пойдут к своим мелким рутинным делам. Поэтому процесс
осуществления изменений сложен, наскоком здесь ничего не решишь, проблему не
«поднимешь».

Конечно, в этом смысле больше шансов на развитие существует в
тех отраслях, которые возникли в нашей экономике сравнительно недавно. И,
соответственно, в процессе своего возникновения и становления они пользовались
не только техническими западными решениями и достижениями, но и организационные
и идеологические решения брали оттуда.

В этом смысле идея Дмитрия Медведева времен его президентского
срока о модернизациях различного рода очень неглупа. Потому что если мы
начинаем форсированно что-то где-то строить новое, это позволит заимствовать
опыт не только на уровне технических решений, но и на уровне организационном,
на уровне идеологии для всех тех организаций — для большого количества этих
организаций, — которые этим занимаются.

Но, к сожалению, у нас и то же Сколково начинается с
землеотвода и со строительства недвижимости. У нас это вот самое все очень
хорошо понимают — где там можно отрезать себе кусочек прибыли. И даже прежняя
команда Министерства обороны РФ очень хорошо понимала, как можно заработать на
недвижимости, а не на каких-то более продвинутых вещах.

Поэтому и ни в медведевский президентский срок, ни после него
никакого «большого толчка» для развития в нашей экономике не вышло. Как быстро
начнется развитие в этом направлении, сказать трудно. Примеры, слава Богу,
есть. Поэтому нет ощущения, что занятие это безнадежное. Но вот когда именно
накопится критическая масса и эти отдельные примеры развития потянут за собой в
нужную сторону всю экономику в целом — этого я предсказать не могу. Предсказать
это практически невозможно.