Бабушки-кондукторши как фактор противостояния фашизации российского общества
Со 2 января в новостных выпусках нижегородского телеэфира пошли сюжеты об ущемленных в своих правах льготниках. Каждая местная телекомпания откомандировала своих корреспондентов на Московский вокзал снимать плачущих униженных стариков, которых без билета не пустили в электричку.
Чуть ли ни в тех же выпусках новостей демонстрировались сюжеты, так же отснятые на Московском вокзале и в пригородных электричках, о внедряемых с нового года новаторских методах работы бригад контролеров Горьковской железной дороги. «Сегодня каждый второй пассажир электрички — либо льготник, либо «заяц», — бодрым голосом сообщали ведущие. – Борьба с «зайцами» ведется давно и безуспешно. Но теперь руководство железной дороги намерено изменить ситуацию в корне». Теперь бригады контролеров будут выходить «на дело» в сопровождении сотрудников охранного агентства, с которым заключен специальный договор. Демонстрация новой технологии проверки билетов смахивала на рекламный ролик, который был заказан ГЖД и выпушен в эфир с целью устрашения всех потенциальных безбилетников Нижегородской области: дюжие молодцы в камуфляже одновременно блокируют все вагоны электрички, и еще двое совершают обход пассажиров вместе с контролерами с целью выколачивания штрафов. Глаза представителя охранного агентства, который комментировал действия своих сотрудников и рассказывал об ожидаемой экономической выгоде от этого проекта, светились от возбуждения.
По окончании новогодних праздников автору этих строк довелось наблюдать новую политику ГЖД по борьбе с безбилетниками в действии уже не по телевизору, а вживую, на железнодорожном вокзале Дзержинска: десяток особей в камуфляжных куртках, громко матерясь, с азартом гонял в потемках работяг, едущих на утреннюю смену и пытавшихся в обход контроля влезть на платформу. Наблюдать за этим было по меньшей мере неловко. Молодые и очень молодые парни (к слову, живьем они выглядят не столь внушительно, как по телевизору) не нашли себе в жизни иного применения, как выполнять функции цепных псов. Но уж зато делают они эту работу с невиданным энтузиазмом: сомневаюсь, что пресечение безбилетного проезда в эти дни обошлось без членовредительства. Но даже если это еще не произошло каким-то чудом, то обязательно произойдет в ближайшее время. В конце концов, в отделениях милиции избиение задержанных уже превратилось едва ли ни в норму. А эти молодые люди будут побойчее и поотвязнее ментов – классический контингент батальонов смерти, которые создаются в бедных латиноамериканских странах для отстрела беспризорников. Появление подобных персонажей в нашей жизни можно считать явлением знаковым.
В последнее время как представители власти, так и обслуживающие эту власть СМИ, много и с охотой говорят о стоящей на повестке дня задаче по консолидации общества. Представители лево-патриотического и просто патриотического лагеря резонно замечают по этому поводу, что консолидировать общество не получится, не справившись, как минимум, с социальным расслоением: пока общество расколото, консолидировать его не удастся. Но даже такая трактовка проблемы представляется на сегодняшний день чрезмерно оптимистической.
Российское общество уже не просто расколото – оно раздроблено. Где-то на рубеже 80-х – 90-х был запущен механизм по его атомизации. И, хоть и с перебоями, он продолжает работать по сей день. В обществе планомерно разрушаются все естественные человеческие связи и отношения, заменяясь соображениями конкуренции и экономической выгоды. Ни любви, ни дружбы, никаких иных человеческих привязанностей – одни разобщенные корыстные индивиды, одержимые единственной идеей: выжить!
Вот уже почти два десятилетия любой российский человек имеет возможность побывать за границей. И практически каждый, побывавший на Западе, с некоторым изумлением рассказывает о том, как ОНИ непохожи на НАС. От хрестоматийного «не с кем выпить» (потому что выпивание по-русски подразумевает обязательную доверительную беседу, которая возможна только при взаимном интересе собеседников-собутыльников, а такового заинтересованного собеседника там не найдешь днем с огнем) — до вещей куда более странных и даже жутких. Достаточно почитать Мэлора Струа – этот грузинский публицист, проживающий на Западе, еще в 80-е достаточно убедительно пугал советского человека ИХ нравами. И все эти рассказки, до сих пор отдающие для нас экзотикой, — это и есть повседневный быт атомизированного общества.
Не хочется, уподобившись какому-нибудь Проханову, посылать истеричные проклятия западному индивидуализму и выдавать маниакальные заклинания: «Русскому человеку это несвойственно! Коллективизм!» Бог с ним с Западом, в конце концов,– пусть живут как хотят. Главное, что мы оказались не такими коллективистами, как хотелось бы нашим патриотам. Хотя общественный организм и сопротивляется, но зараза индивидуализма вполне уже к нему привилась. Доказательством чему и является появление на наших железнодорожных вокзалах пареньков в камуфляже, готовых за более чем скромную зарплату охранника кидаться на бедолаг-безбилетников, которые пытаются сэкономить на проезде отнюдь не от хорошей жизни.
Предвижу, как минимум, два возражения. Во-первых, весь этот эпизод с охранниками и безбилетниками можно посчитать нехарактерным и малозначительным – не более чем демагогический предлог для того, чтобы развернуть очередное обличение свинской русской действительности. Но ведь это не единственный пример, а всего лишь один из многих.
Вот еще один. По сообщению «Газеты.Ru», милиционеры при разгоне в Подмосковье очередного митинга пенсионеров, протестующих против пресловутой монетеризации, «действовали достаточно жестко: они затолкали четырех пожилых женщин в машину, заломив им руки, и отвезли в участок».
И еще один, лишенный оттенка злободневности – то, что уже давно стало нашей повседневной реальностью. По данным аналитического центра Юрия Левады, каждым третьим российским мальчиком-подростком 14-17 лет (32 процента) за последний год интересовалась милиция. При этом «в 48 процентах случаев милиционеры вели себя некорректно». «Некорректность» выражалась в словесных оскорблениях, унижениях, угрозах и избиениях. Из ста дел о нарушениях прав человека работниками правоохранительных органов в десяти в качестве пострадавших выступают дети и подростки. Академик Левада комментирует это следующим образом: «Ожидания правонарушений со стороны работников правоохранительных органов таковы, что социологу приходится считать его статистической нормой жизни и сознания нынешних россиян, иными словами, все более распространенным, все более ожидаемым для большинства россиян, как бы рутинным в отношениях государственных служащих органов правопорядка с населением становится – со стороны милиции – поведение без правил и ограничений, демонстрация своего доминирования любыми средствами». Во всем прав академик, кроме одного. Дело не в отношениях с нами государства. Они-то на протяжении всей русской истории были весьма жесткими. Дело в отношениях внутри общества. Сегодня почти каждый, кто получает возможность занять доминирующее положение (в виде милицейского мундира, униформы охранника, чиновничьего пиджака или немереного количества бабок), при первой же возможности поведет себя по отношению к своим согражданам предельно агрессивно. И общество это уже усвоило. И все чаще объектом агрессии становятся беспомощные старые женщины и дети. Какие еще признаки деградации вам нужны?
Но, скажут мне, и это будет второе возражение, атомизация – естественный процесс развития общества. При чем тут деградация? «Атомизированный» Запад процветает. Не стоит жалеть уходящее прошлое. Я бы и согласился, но…
Атомизированное общество можно назвать обществом только условно – без естественных человеческих связей оно превращается в толпу. А толпой, это хорошо знают специалисты по управлению массами, очень легко манипулировать. Народ (общество) осознает свои истинные интересы (хотя и его можно обмануть, что показала наша перестройка) – толпа никогда. Атомизация – еще один и даже, пожалуй, один из главных гвоздей в крышку гроба свободной и независимой России.
И еще. Начали мы с консолидации. Европейская история ХХ века знает массу примеров удачной консолидации раздробленных обществ. Это удачно удавалось фашистским режимам. Фашизм, если отвлечься от эсесовской униформы и усов Гитлера, есть ни что иное, как болезненная реакция общества на распад естественных человеческих связей и попытка заменить их связями новыми, искусственными. О том, как это делается, написано и сказано уже немало – нет особого смысла распространяться еще. Главное, мы вправе сделать вывод: способствуя, с одной стороны, разрушению естественных общественных связей и озверению российского обывателя, а с другой стороны, подталкивая нас к сплочению перед лицом внешней угрозы, в качестве которой выбран эфемерный международный терроризм, наше государство проводит в жизнь фашизацию общества. Резонно спросить: зачем это государству надо? И хотим ли мы сами жить при реальном фашистском режиме?
На этом безрадостном фоне своего рода символом надежды предстают интервью, которые в первых числах января по всей стране дали кондукторы общественного транспорта – в массе своей старушки пенсионерки. «Даем возможность проехать бесплатно, — сознаются они. – Нет у человека денег, а ехать надо. Нужно же войти в положение». Удивляешься смелости этих женщин – после подобных признаний они рискуют быть уволены. И испытываешь к ним чувство глубокой благодарности: они готовы войти в положение, отнестись к бедолаге-пассажиру по-человечески. Не зря, ох, не зря наши реформаторы еще не так давно злобно шипели, что реформы в «этой стране» не пойдут пока не перемрет старшее поколение.
Дай вам Бог долгих лет жизни, бабушки! Вы – самое лучшее и самое здоровое, что в нашем обществе осталось.
