Без ширм и шор мусульманских и иных

Ответ Вадиму Сидорову

Статья
Харуна ар-Руси (Вадима Сидорова)

Дорогой Вадим!

Я, наверное, должен принести Вам
извинения за то, что воспользовался личным знакомством и привел Вас в качестве
примера в статье, посвященной давно волнующей меня проблеме. Согласитесь
однако, что если бы Вы были серенькой мышкой, тихонько исповедующей ислам в
своей норке, Вы не стали бы героем моего текста. Но вы фигура яркая,
харизматичная, с активной жизненной позицией и к тому же не чуждая
поползновений прозелитических, так что я подумал, что не обижу Вас, использовав
Вашу биографию как аргумент. Простите, если ошибся в этом.

Я, конечно, предполагал, что Вы
ответите, но не ожидал, что при этом в ход пойдут аргументы вероисповедные, в
принципе не подлежащие верификации (в мире живых, во всяком случае). Ну, ведь
нас, теоретиков, хлебом не корми – дай порассуждать на отвлеченные темы, так
что я попробую поддержать дискуссию в меру своих силенок.

1. Я выразил предположение, что к выбору ислама
Вас склонило, в частности, воспоминание о той силе, которая, в обличье его
приверженцев, проявилась в 1990
г. в Баку. Молодым свойственно тянуться к силе, вот Вы и
потянулись. И не только Вы. Это моя гипотеза.

Вы попытались ее опровергнуть («в
Вашей оценке неверно почти все»), но по-моему неубедительно, ибо сами
признались: «Вы правы в том, что именно пробудившаяся национальная стихия
азербайджанского народа вынудила мою семью, как это почти всегда бывает в таких
случаях с колонистами, «бежать стемглав», оставляя родину нескольких
поколений предков, квартиры, имущество, друзей, положение в обществе. Однако
была ли она исламской? Тогда нам, закомплексованным колонистам, казалось, что
да – отсюда закономерно, что именно из подобных регионов выходили русские
националисты-исламофобы, такие как в прошлом я сам…».

Что же в моей оценке неверного?
От того, что в те годы да «и теперь Баку, увы, далек от исламскости», ничего не
меняется, ведь хорошо известно, что бакинские эксцессы, главным образом,
творились сельскими, провинциальными жителями, наводнившими в те дни город, а
их исламизм не подлежит сомнению. Напомню также, что эти акции были возмездием
за то, что христиане-армяне творили в Нагорном Карабахе; естественно, что
встречное насилие творилось под знаменем пророка. Так что «закомплексованность
колонистов» тут не при чем. Вам ведь действительно показали силу, и эта сила
была окрашена в зеленые тона ислама.

Нас не интересует в данном
случае, как обстоят дела с исламом в Азербайджане или где бы то ни было еще,
кроме русской среды. Нас интересует типология воисламления – и ничего более.
Витальная слабость народов Запада и витальная сила народов Востока –
бросающаяся сегодня в глаза очевидность, решительно влияющая на подобный выбор,
вряд ли Вы станете это отрицать. Вы эту силу и эту слабость увидели воочию, в
отличие от многих. Испытали, что называется, на своей шкуре. Хотели Вы или нет,
осознавали или нет, но увиденное Вас убедило.

Сегодня Вам кажется (и должно так
казаться), что Ваш выбор был обусловлен исключительно духовными исканиями. Я бы
принял подобное объяснение, если бы думал, что может существовать религия, обладающая
всей или хотя бы максимальной полнотой истины. И что можно придти в некий
виртуальный магазин, сознательно выбрать лучшую из всех религий, заплатить,
снять ее с полки, сунуть подмышку и пойти с ней домой. С гордой мыслью о том,
что не вы выбрали веру, а она (а через нее сам Бог) выбрала вас.

Но для тех, кто знает, что каждый
наш шаг мотивирован исключительно инстинктами и аффектами, такой подход
недопустим. Мы ведь понимаем, что наши интеллектуальные, «духовные» искания
лишь обслуживают эти истинные мотивации.

Да и вообще для любого
детерминиста (а я, вслед за Джозефом Пристли, убежденный детерминист) вполне
понятно, что субъективные мотивы и предпосылки не получают значения, если не
совпадают с объективными.

2. Судьбе было угодно свести Вас с людьми,
русскими интеллектуалами (Вы их называете), скептически воспринимающими
христианство, от которого Вы довольно поспешно отвернулись, не освоив как
следует эту доктрину, не переболев ею всерьез, как некоторые старшие товарищи.
А вот таких же старших товарищей, скептически настроенных в отношении ислама,
Вам своевременно не встретилось (хотя в них нет недостатка), а встретился,
напротив, умный, глубоко знающий и убежденный апологет ислама, прекрасно
образованный и красноречивый – Гейдар Джемаль. Я как-то был на его лекции в
Баку и сам восхитился той легкостью, простотой и эрудицией, с которыми он
блестяще излагал сложнейшие вещи. Что же удивляться, если в условиях такого
«перепада давления» Вас затянуло в ислам!

Непонятно мне здесь другое:
почему и для чего Вадим Сидоров «как глубоко укорененный в европейском
расиализме человек… боролся… с ксенофобскими представлениями, мешавшими
воспринимать Ислам как духовную доктрину, а не нечто, неразрывно связанное с
несимпатичными мне тогда народами». Зачем же было бороться? В этом признании
между строк ясно читается Ваш отрыв от национальной и расовой идентичности во
имя идентичности религиозной. То есть, как раз именно то, против чего я
предостерегаю русских людей, задумывающихся о вере. Быть с братьями по крови –
или с братьями по вере; прислушаться к голосу крови – или подчинить его
вероисповедным мотивам: вот как встанет с абсолютной неизбежностью выбор перед
русским неофитом во исламе. И выбор, скорее всего, ляжет в пользу веры: Вы
показали это против воли на собственном примере. Quod erat demonstrandum…

3. Вы пишете: «Почти два года – с осени 2001
года до лета 2003 года – я находился в болезненном, жестком диалоге с самим
собой, понимая, что мне предстоит сделать однозначный духовный выбор между
Исламом и Христианством. В итоге, как известно, Всевышний открыл мне сердце для
Его религии».

Что творит наше жестокое время с
людьми! Как ожесточает сердца! Как ограничивает выбор и свободу мысли! В этом
признании я не увидел, не узнал того юношу с быстрым и тонким, подвижным,
ищущим умом, каким Вы были когда-то. Что за странная, бедная выбором дилемма!
Кто навязал Вам ее?

Напомню, что в мире насчитывается
около 170 религий, каждая из которых претендует на всю полноту истины, но ни
одна ею не обладает. Между тем как Бог один на всех. Нелепо думать, что
приверженцы какой-то одной веры будут Ему угодны, а все остальные (к примеру
1,5 млрд китайцев плюс 1 млрд индусов) прямиком отправятся в генну огненную или
иное столь же малосимпатичное место.

Однозначно предпочесть одну из
этих 170 религий человек разумный не имеет, на мой взгляд, морального,
интеллектуального права. В противном случае он неизбежно канонизирует
заблуждения, и мало того – еще и присягнет им на верность. Ибо абсолютное не
постигается относительным, Бог – человеком (даже пророком, будь то Христос,
Магомет, Ману, Зороастр, Будда или кто-то еще). Это очевидно всякому, кто читал
хотя бы Канта. Мы не можем иметь суждение о Боге, о Его природе, Его морали,
Его резонах, Его предпочтениях, Его делах, это было бы непростительной
самонадеянностью. У нас просто нет ни в голове, ни в сердце такого инструмента,
с помощью которого мы могли бы это делать. Мы можем лишь приблизительно
догадываться о чем-то. И действовать, как Бог на душу положит, при этом не
воображая себя исполняющими Его волю и не боясь греха. Слушать Бога мы можем
(или воображаем, что можем); понимать умом – нет.

Но ведь нельзя же догадки
выдавать за догматы! Это ведь будет обман; в лучшем случае – самообман.

В этом смысле я разделяю позицию
исмаилитов, полагающих, что единственный достоверный атрибут Бога – его
принципиальная непознаваемость. Это означает, ни много ни мало, что никогда и
никакой «истинной религии» не может быть в принципе. И общая картина религий
мира в точности напоминает старинную басню о пятерых слепцах, которым досталось
наощупь описать слона; при этом один описал ногу, другой – хвост, третий –
бивень, четвертый – хобот, пятый – бок… Каждый слепец был субъективно честен и
объективен, он жизнь бы отдал в подтверждение своей правоты, но слон-то как
целое при этом ни одним из них осмыслен, конечно же, не был. И пазл не
сложился. Так и религии, в каждой из которых может находиться та или иная часть
истины, но никоим образом не вся истина целиком.

Конечно, есть набор
представлений, являющих собой квинтэссенцию «религии вообще»: о высшем
существе, курирующем нашу земную жизнь; о бессмертной душе человека и ее
загробных путешествиях; о потустороннем мире, взаимодействующем с нашим,
земным; и т.д. Но в своем признании этих общих практических положений, вполне,
кстати, эмпирических, добытых опытным путем, все религии более или менее равны.
К тому же, весь этот комплекс, на мой взгляд, подлежит области знания, а не
области веры.

Разговор об «истинной религии»
поэтому априори лишен смысла.

Но это лишь одна сторона вопроса.

Вторая, к сожалению, состоит в
том, что подлинная религиозная вера в принципе исключает веротерпимость. Выбрав
для себя конфессию, человек, натурально, должен быть уверен в ее
исключительности, ее абсолютности. Нельзя верить по-настоящему, если не уверен,
что твоя вера – единственно истинная. Нельзя верить – и при этом допускать, что
может быть более истинная вера. Поэтому окончательный выбор любой веры, на мой
взгляд, – самая ужасная ошибка, какую может в жизни совершить человек. Постоянный
поиск истинной веры, поиск, в котором нет и быть не может остановки, – вот
достойный путь.

Но Вы свой выбор сделали и
остановились на этом. И все, что Вы написали в своих возражениях мне,
обусловлено этим обстоятельством. Вот, чего я, по правде говоря, уже не ждал от
Вас (я думал, за десять лет Вы подостыли, поотрезвели, повзрослели); вот что
делает в принципе невозможным спор между нами по существу религиозных
воззрений. Вот что не позволит нам придти к консенсусу в оценке исламизации
русских людей. Ибо Вы уверены, что за Вашими словами стоит абсолютная истина
религии (неважно какой), стоит Аллах; мне же сама подобная мысль кажется дикой,
самонадеянной и несбыточной, лишающей почвы всякую полемику.

4. Ужасно, с моей точки зрения, не столько то,
что конкретный Вадим Сидоров, которого я знал и высоко ценил как борца за
Русское дело, принял ислам и из наших рядов выбыл. Конечно, я предпочел бы,
чтобы этого не случилось, и воспринял данный факт с сожалением как досадную
потерю.

Но куда печальнее то, в чем Вы сами,
с Вашим бойцовским темпераментом, признаетесь – в худшем из грехов
интеллектуала, в миссионерстве: «Придя в Ислам как в религию своего личного
выбора, я при этом начал и собирать внутри нее представителей «своей
природной общности», и пытаться «исправить, улучшить» как можно
больше ее представителей, призывая их к тому, что было открыто мне свыше как
Истина. В том числе, показывая им нашим примером, что принимая Ислам, не
требуется переходить в «неродные, неорганические» общности, а можно
творить в рамках Ислама свою – так же, как это делают другие мусульманские
народы».

Русские, однако, никогда не были
«мусульманским народом». И творить внутри русского народа «свою общность»,
исламскую, – значит идти путем боснийских сербов (в переписях населения Югославии в 1960-70-е годы
вместо термина «боснийцы» употреблялся термин «славяне-мусульмане»), которые
начали с того, что под гнетом Османской империи перешли в ислам, а кончили тем,
что в 1994 году подняли оружие против своих кровных братьев-сербов из большой
Сербии.

Приведу и другой выразительный
пример. Как известно, два чеченских тейпа – это казаки, перешедшие некогда в
ислам. Мне мало дела, что они приобрели в религиозном смысле, «для души», но
русские их для себя потеряли навсегда, а заполучили, в ходе нескончаемой
русско-чеченской войны, врага в их лице.

Я не хочу для русских подобных
вариантов. А между тем мы уже имеем, как известно, немало случаев, когда
перешедшие в ислам русские или полукровки вливаются в ряды воинов джихада и
даже становятся смертниками.

Это не случайные эпизоды. Мы
должны рассматривать их в контексте извечной битвы расовых мегацивилизаций за
мировое господство. В этой битве сегодня белые европеоиды, принявшие некогда на
вооружение христианство, не имеют победных перспектив. Вопрос об их духовном
перевооружении действительно стоит остро, это вопрос жизни и смерти. Но только
не вопрос истины и заблуждения. И надо ясно понимать: если выбор падет на
религию наших могильщиков, это будет лишь означать не восхождение к свету, а
просто бесславную капитуляцию, ничего более. Не только победы, но даже пощады
не получим мы, как и положено побежденным.

Я давно проповедую союз русских и
мусульман, как Вам известно. Но до сих пор, тысячу лет, русские и мусульмане
были друг для друга чужаками, со всеми вытекающими из этого последствиями,
часто весьма кровавыми. Вода не смешивалась с маслом. И для того, чтобы такой
союз реально был – и был честным и сознательным, каждый должен оставаться самим
собой. Русский – русским, мусульманин – мусульманином. Иначе будет не союз, а
поглощение. Сопровождающееся самопредательством и предательством русского
народа, какими бы возвышенными соображениями оно ни прикрывалось.

Нельзя предавать ни свою семью
(малый народ), ни свой народ (большую семью). Нельзя переходить на сторону
чужака ни в чем и никогда. Так учу я своих детей и внуков, учу своих учеников.
Мне жаль, что Вы выросли – и учить Вас, по-видимому, поздно.

Религиозное расчленение нации не
проходит для нее даром. Даже разночтения (толки) внутри одной религии чреваты
кровопролитными конфликтами, пусть они и происходят внутри одного народа. Вы
сами приводите такие примеры: никонианцы и староверы, некрасовцы и т.д., когда
«в подобных идеологических и политических поляризациях эта кровь, то есть
этнические русские оказывались по разные линии фронта».

Что ж, мы, этнические
националисты, давно проповедуем тезис: идеологии и религии разделяют нацию, а
объединяет – кровь. Но в этом случае тем более небезопасно образовывать в теле
русской нации, в целом не имеющей отношения к исламу, – исламский анклав.

5. Вы утверждаете: «Принятие мною Ислама как не
было обусловлено желанием примкнуть к «поразившей меня своим превосходством»
в детстве силе, так и не влекло за собой смену одной «природной
общности» на другую».

Возможно, Вы искренне так
считаете.

Со стороны это смотрится совсем
по-другому, поверьте.

6. Вы пишете: «В принципе, нравится Вам это или
нет, но кровь никогда и не была субъектом мировой политики, особенно русская
кровь».

Это, конечно, неверно. Любая
национально-освободительная (и вообще этническая) война этой опровергнет. А,
скажем, немцы 1930-х годов на эту реплику просто рассмеялись бы Вам в лицо.

Что до русских, то причина всех
наших неурядиц действительно, на мой взгляд, в том, что мы никогда до сего
времени не объединялись по принципу крови, находя другие, чисто внешние, а
потому ложные основания для объединения. Из этого порочного круга пора
выходить. Сегодня, когда нас не объединяет ни служение династии, ни территория,
ни вера, ни идеология, именно сегодня в этих условиях пора, наконец, осознать,
что кроме крови у нас, русских нет ничего общего, нас ничто не объединяет и
объединить не может. Пора поставить принцип крови во главу угла и неуклонно ему
следовать. Если мы хотим, конечно, уцелеть в веках, а не сгинуть, «аки обре».

Возможно, Вам, наполовину
армянину, такой подход неорганичен, но что делать!

7. Вы почему-то записали меня в какие-то
«религиозные националисты» и в сторонники имперского устройства России. Да
заодно представили меня чуть ли не безбожником, атеистом. Моя персона и мои
воззрения не являются предметом настоящего разбирательства, поэтому я
ограничусь заявлением, что ни то, ни другое, ни третье не соответствует
действительности. И это, в общем, всем хорошо известно. Но себя обсуждать мне
не интересно.

8. Вы упрекаете меня в нетерпимости к русским,
перешедшим в ислам: «Вне зависимости от того, что на деле они не переставали
быть этническими русскими, из вашей мифологической «церкви русского
народа» вы их фактически выписываете в «бездну национального
предательства», подвергая своеобразной этно-идеологической анафеме».

Свою заметку я написал не для
выяснения, чья религия лучше: это разговор пустой. Я лишь настаиваю, что
русским надо либо создать, наконец, свою религию, в центре которой будет сам
русский народ и его предки, либо придерживаться одной из своих национальных
религий, а не пытаться позаимствовать в очередной раз чужую. Переход в чужую
религию, даже из лучших побуждений, неизбежно ведет к национальному
предательству. Вот и вся моя идея.

Осмелюсь заметить, что предают
всегда только свои. Чужой предать не может по определению. Переход русского в
ислам и означает, как раз, переход в чужие, предательство своей национальной
идентичности. Выше я привел некоторые причины, почему это так. Здесь добавлю
еще кое-что.

Во-первых. Я высокого мнения об исламской цивилизации,
поскольку с давних пор увлекаюсь восточными культурами не меньше, чем западной.
Рекомендую Вам ознакомиться с моей книгой: «Битва цивилизаций: секрет победы»,
там об этом много написано.

Но то, что религия ислама нам
всегда была расово и ментально чужда – это факт. Особенно подчеркну: расово
чужда. То есть – органически. Это важно.

Дело в том, что мозги человека,
как давно отмечено антропологами и расологами, имеют не только расовые, но даже
и этнические (племенные) особенности, что отражается в основных этнических
эпифеноменах: языке, культуре, вере. К чему это приводит?

Национальное своеобразие всегда
ищет способа выражения, и религия есть один из наиболее наглядных и
убедительных таких способов. Как очевидно и то, что пересадка веры от расы к
расе или от этноса к этносу так же небезопасна, как пересадка органов (если
негру, к примеру, пересадить почки белого, они отвалятся и тот умрет). Помимо
всего прочего, это и отказ от национального своеобразия, принятие устоев,
образа мыслей и жизни чужого, а часто и враждебного народа.

Для краткого разъяснения приведу
цитату из своей книги «Основы этнополитики»:

«Часто приходится слышать, что
религиозная принадлежность, наряду с социальной и национальной, является
платформой самоопределения человека и центром консолидации людских общностей. В
силу своей, якобы, абсолютной изначальности, имманентности. Но так ли это на
самом деле?

Возьмем, к примеру, основные
мировые религии: христианство, мусульманство и буддизм. Что мы увидим сразу же,
взглянув на карту их распространения? Мы увидим, что все они жестко привязаны
каждая к определенной расе. 

Так, христианство (если оставить
в стороне поздние результаты католического миссионерства в Латинской Америке,
Африке и Южной Азии), распространилось преимущественно среди народов большой
изначальной расы европеоидов. Именно европеоиды решительно выбрали христианство
для себя, стали для него основной биологической базой. Хотя христианство и
зародилось у представителей вторичной расы (евреев-семитов), но было ими
отвергнуто как девиация, а укоренилось – у белых европеоидов. 

Буддизм еще в средние века
распространился на большинство народов другой расы – монголоидной. Хотя буддизм
возник у индоариев (европеоидов) как контроверза индуизму, но не смог вытеснить
индуизм и сегодня утрачивает свои позиции на Индостане, но зато безраздельно
господствует в Юго-Восточной, а отчасти и Центральной Азии, населенной
монголоидами. Повторив в чем-то судьбу христианства, зародившегося как девиация
религии одной расы, но затем подчинившего себе другую расу.

Мусульманство – и зародилось, и
распространилось среди народов вторичной расы, расселенной в Передней Азии и
Северной Африке (семитов и тюрков), хотя затем, в результате политики
агрессивного, вооруженного прозелитизма, захватило и часть монголоидов,
негроидов и разнообразных метисов.

Таким образом, расологическая
проекция на религиозные предпочтения четко проявляется уже в первом
приближении. Три большие религии в целом соответствуют трем большим расам –
двум изначальным и одной вторичной».

Поменять одну мировую религию на
другую – изнасиловать свою биологическую идентичность, это очевидно. У меня как
этнического националиста, биологиста, это вызывает отвращение.

Один респондент, защищая Вас,
написал, что видит в переходе Сидорова и его единомышленников в мусульманство –
стремление «выразить свою русскость в исламском порядке»… Я не могу судить,
насколько он проник в Вашу душу. Но на мой взгляд, им сформулирована мечта
шизофреника, раздвоенной личности.

Надеюсь, он не прав, и с Вами все
в порядке.

Во-вторых. Переход отдельных отщепенцев в иную веру
всегда вызывал у основной массы их соплеменников резко негативную реакцию. И
это, конечно, оправдано и справедливо.

Так, евреи, если кто-то из них
обращался в христианство, читали по такому заупокойные молитвы, как по
умершему.

Известно, как татары-мусульмане
относятся к кряшенам (татарам-христианам), как эти отношения проявляли себя в
истории (кряшены, к примеру, помогали русским при взятии Казани). Среди
мусульман, переселившихся в последние полвека в Европу, бывали случаи перехода
в христианство, но таким людям всегда грозило отлучение от семьи, от общины,
настоящий остракизм, а то и смерть. Какая судьба ждет чеченца, жителя Грозного,
если он публично перекинется в христиане? Среди осетин мусульман относительно
немного, и они живут сами по себе, не смешиваясь. У русских чье-то
окатоличивание всегда вызывало в обществе настороженность и отторжение, было
проявлением фрондерства, вызовом обществу и власти.

Христиане, образовавшиеся в среде
буддийских народов, как правило, пользуются безграничной веротерпимостью
последних, однако не везде: в Японии в XVII веке, к примеру,
сегуны-националисты решили покончить с «христианской заразой»: были распяты 23
католических священника и всех крестившихся неофитов вырезали…

Такое отношение возникает на
самом глубинном, инстинктивном уровне. Здоровые, сплоченные народы ощущают
именно национальное предательство вероотступников, разрыв глубинной связи с
ними, ощущают угрозу разложения, разъединения этноса, исходящую от таких людей.

В-третьих. Нация это кровь и история.
Не только связь с живыми соплеменниками, но и связь с предками, с
отцами-дедами-прадедами, непоправимо разрушается при перемене веры. Между тем,
фактор связи с предками основополагающ для любого нациегенеза.

Сегодня русский нациегенез в
очередной раз, после крещения Руси и петровских реформ, вступил в начальную
фазу. Пользу или вред этому процессу несет с собой исламизация части русских?

Русский христианин связь с
предками имеет априори; русский, принявший родноверие, такую связь также
обретает. Понятно, что вероотступником не могут назвать друг друга ни родновер,
ни православный христианин, ибо перед нами варианты исторических (для нашего
времени) религий нашего народа.

А русский, принявший ислам? Нет,
наоборот, он рвет все связи с предками, закладывает основу для новой
идентичности, которая вовсе не обязательно станет русской.

Еще раз повторю: исторические
отношения русских и мусульман омрачены веками кровавого противостояния. С
татарами, с турками, с персами, с народами Кавказа. Сегодня это противостояние
продолжается в виде борьбы с волной мусульманской иммиграции, с экспансией,
захлестнувшей Европу и Россию. Борьбы, кстати, тоже не бескровной: сотни
приезжих и десятки русских юношей уже лежат в сырой земле.

Если кто-то надеется исправить
«заблудший» русский народ силой, навязав ему массовым порядком нормы шариата,
то окрестные инородцы-мусульмане, конечно, скажут ему спасибо и всячески
поддержат. И когда русских мужчин в результате максимально выбьют, наши земли,
наше имущество, наши женщины, наши дети перейдут в инородческие руки. 

Если же вы лично и персонально
меняете свою религиозную идентичность с присущей русским на присущую
мусульманам, вы тем самым меняете в себе и вокруг себя вектор вековечной
русской этнополитики. Что с точки зрения русской истории, в том числе
современной, представляется по меньшей мере противоестественным. Сами же вы при
этом переходите в чужой лагерь. Разве это не очевидно?

Самое убедительное подтверждение
этому, повторюсь, – многочисленные факты вербовки русских мужчин и женщин,
принявших ислам, под знамена джихада. Смертники и смертницы, русские шахидки:
вот феномен, наставивший меня на правильное понимание проблемы. Заставивший
высказаться на резко обострившуюся тему.

И Вам, Вадим, тут возразить
нечего, извините. Да Вы и не возражаете…

9. Вы привели аргумент, который, при ближайшем
рассмотрении, работает, по-моему, против Вас: «Вот, уважаемые Вами (и есть за
что) китайцы взяли и признали в качестве защищенного законом меньшинства мусульман из числа
этнических китайцев (хуэй), гарантировав им широкую религиозную
автономию в обмен на лояльность Китаю. И всем хорошо – и обычным китайцам, и
китайцам-мусульманам. А для русского националиста даже сохраняющий этническую
идентичность русский мусульманин все равно враг, потому что русский национализм
есть не прагматическая доктрина защиты собственных этнических интересов, а
орудие в руках того или иного внеположенного идеологического проекта… Если бы
Вы, Александр Никитич, были действительно этническим националистом, каковым
себя позиционируете, Вы подобно китайцам попытались бы сохранить в едином
пространстве этнической общности новый ее подвид, субэтнос русских мусульман
(русские хуэй). Но вместо этого Вы в очередной раз наглядно показали, что
русский этнический национализм – это миф, ширма, призванная скрывать интересы
тех или иных интернациональных идеологических проектов».

Ну, что ж, охотно отвечу русскому
хуэю.

Обвинение националистов в том,
что ими играют/прикрываются интернационалисты, столь же неново, сколь и
бездоказательно, на этой демагогии я не стану задерживаться.

А вот насчет китайской политики
поговорим. Как Вам известно, в своих религиозных воззрениях, да и во всем своем
мировоззрении вообще, китайцы исходят из одного-единственного принципа:
принципа пользы. В мире нет более прагматичного народа. Именно в поиске пользы
они стремятся обрести (и обретают, на мой взгляд) истину. Должно быть, поэтому
их основная религиозная основа – конфуцианство – не является собственно
религией, это свод философских и этических правил. Отсюда и их повышенная
веротерпимость: большинство ханьцев склонно к буддизму, но есть христиане, есть
мусульмане, были когда-то даже иудеи (после революции все сбежали, кто в
Гонконг, кто в Израиль) и т.д.

Однако эта веротерпимость строго
дозируется в зависимости от политической ситуации и государственных, опять-таки
прагматических, интересов.

Позвольте напомнить Вам печальную
судьбу Синцьзяно-Уйгурского региона, который де-факто перестал существовать как
мусульманский анклав. В результате удельный вес мусульман в Китае резко
снизился.

Позвольте напомнить и о
тысячелетней экспансии китайцев в Среднюю Азию, резко активизировавшейся с
1990-х гг. Не узбекские и таджикские иммигранты угрожают сегодня ханьцам и их
идентичности, а строго наоборот: происходит обвальная китайская иммиграция в
Казахстан, республики Средней Азии.

Итак, говорить сегодня о
какой-либо мусульманской угрозе для Китая и китайцев не приходится. Могут ли на
этом политическом фоне правители Поднебесной позволить крайне незначительной
части китайцев принять ислам на условиях абсолютной лояльности? Почему бы и
нет… К сему замечу, что коммунистические правители Китая, все получившие свою
долю интернационалистский закваски, являются скорее патриотами, чем
националистами, и исходят из приоритета государственных, а не национальных
интересов, хотя неуклонно ведут политику ассимиляции меньшинств и наращивания
удельного веса ханьцев.

Признаюсь Вам, что будь я
правителем России, то с государственнических позиций относился бы к русским
мусульманам точно так же. Лояльны? Вот и ладушки! Не требуем же мы большего от
татар или ингушей и прочих этнических мусульман, не приглашаем их податься в
русские или креститься. (При этом я самым жестким образом покончил бы с
нашествием мусульман на русские земли и не допустил бы политизации исламистов в
России.) Разумеется, я не поощрял бы переход русских в ислам, но и не
отталкивал бы их от себя.

Но я не простоватый
патриот-государственник, а русский националист. Для меня права и интересы нации
первичны, приоритетны, а интересы государства – вторичны. Я понимаю: любой
ущерб, понесенный русской нацией, в конечном счете обернется ущербом для
России. Этим пониманием и продиктована моя позиция.

Я хорошо отношусь к мусульманам в
целом. Я жил среди них полгода и пришел к выводу о том, что в их жизни очень
многое устроено правильно, хорошо, и что с мусульманами можно и нужно дружить,
искать взаимопонимания, союзничать против общего врага.

Я хорошо отношусь и к исламу, как
одной из многих религий. Не идеализирую, но и не демонизирую его. Я считаю, что
любая религиозность лучше атеизма.

Но я плохо отношусь к переходу
русских людей в ислам. Потому что вижу в этом вполне реальную угрозу для моего
русского народа, вижу предательство его интересов. Я говорю об этом прямо, не
лукавя из прагматических соображений. Никто не выталкивает вас, русских
мусульман, из состава русского народа (на мой взгляд, вы делаете это сами), но
оценку вашего выбора извольте выслушать глаза в глаза.

10. Вместо заключения.

Национализация религий, на мой
взгляд, это неизбежный мировой тренд. В основе же национальной религии
необходимо и всегда должен лежать культ предков. Которые у русских – одни, у
евреев – другие, у чеченцев – третьи и т.д. У каждого народа – свои, в общем.
Без этого главного правила никакая национальная религия невозможна…

Думаю, нам многому следует
научиться в этом смысле у помянутых Вами китайцев с их конфуцианством –
мудростью, возведенной в ранг религии. Прежде всего – именно отработанному в
тысячелетиях культу предков, приоритету семейности. Уже этим одним они заслужили
грядущее величие.

Надо следовать примеру лучших,
победителей. Реванш Китая неизбежен, ergo…

Исламскому же миру, по моим
прогнозам, победы не видать, кроме, разве что, пирровой и временной, за счет
чисто этнодемографического фактора. Соответственно, русским не стоит заботиться
о том, чтобы примкнуть к этому миру, слиться с ним. Союз – да: но не слияние!

Надо искать свой путь.

Александр
Севастьянов

Оригинал материала опубликован на ленте АПН.