Деточки

Странная
доброта, питающаяся ненавистью

Я
живу во Франции.

Сижу
и смотрю по телевидению демонстрацию в защиту российских детей.
Лозунги «Не отдадим наших детей на Запад!».
Простая русская женщина с прекрасными добрыми глазами, многодетная
мать призывает к чему-то с трибуны. С надрывом, пассионарно — ей
веришь.

К
чему призывает? Конечно — запретите усыновление деточек на Запад,
возьмите лучше деточек в российскую семью. Дежавю какое-то: начало
1980-х годов (какие я еще помню), еще Советский Союз — и вот такие же
митинги в защиту кого-нибудь: Луиса Корвалана, детей Конго, какого-то
безработного, голодающего у стен Капитолия, однако имеющего при этом
очень жизнерадостный вид. Митинги с душой, с эмоциями…

И
заметьте, всегда — от противного. Прежде чем сделать что-то хорошее,
сначала надо кого-то обвинить. Вывести на чистую воду. Пригвоздить к
позорному столбу.

Какая-то
странная доброта, питающаяся ненавистью.

Почему
же нам, чтобы совершить какое-либо доброе дело, прежде этого надо
обязательно кого-то невзлюбить, возненавидеть, воспылать негодованием
по его адресу? Почему получается, что любовь вытекает из ненависти?

Это
ничто иное как какой-то
разрыв в логической цепочке. Почему нельзя было делать добро раньше?
Почему не сделать добро само по себе, безо всяких условий, от чистого
сердца? Просто так.

«Никогда
не обижайте русских»

Я
живу во Франции и понимаю, почему оставленные дети здесь в основном
находятся в приемных (по-французски,
адоптивных — от лат. adoptivus, от adoptare — усыновительский,
усыновительный) семьях, а не в приютах. Это происходит потому, что
логическая цепочка в головах у французов формируется такая: нельзя,
чтобы дети росли без семьи, это не по-человечески. И
мне она понятна.

Следствие
по делу Максима Кузьмина сделало вывод, что мальчик погиб по
собственной неосторожности. Но ведь это НЕ правда! МЫ — НЕ ВЕРИМ!
Хотя, знаете, скажу тоже уже из своего опыта: сравнивать правосудие
там и у нас кажется даже смешным. В странах, которые в России как
правило принято называть «странами Запада» правосудие
по-настоящему работает так, как ему даже этимологически предрешено:
как ПРАВОсудие.

Что
же такое в наших российских головах? Почему мы все думаем, что за
нами следят, завидуют, с радостью встречают каждый наш неудачный шаг,
вдох, выдох, вздох и поворот головы? Идя в извращенных лабиринтах
мысли по этому зыбкому и неверному пути, мы даже додумываемся до
того, что ОНИ специально мучают и губят НАШИХ детей.

Недавно
прочитала целый страстный пассаж про это русское свойство: «Самая
большая ошибка — это пренебречь русскими. Посчитать русских слабыми.
Обидеть русских. Никогда не обижайте русских. Русские никогда не
бывают так слабы, как вам кажется. Не дай Бог изгнать русских или
отобрать что-то у русских… Русские вернутся и вернут своё…»

Хотите
правду скажу? Да ни у кого на Западе и в мыслях нет обидеть и
пренебречь. На самом деле никому, кроме нас, нет никакого до нас
дела.

Все
живут своей жизнью — жизнью
своей семьи, своей маленькой communauté
многоквартирного дома, своего города, жизнью своей страны. Иногда,
между тем,
происходят какие-то сотрясения воздуха в России, всегда
сопровождающиеся претензиями кому-то — то
Евросоюзу, то ПАСЕ, то родителям Кузьминых. И тогда все семьянины,
все обитатели своей маленькой communauté,
поглощенные до этого обычной жизнью собственного города и собственной
страны, в недоумении замирают: а что они хотят, эти русские?

У
европейцев такие логические связи, которые существуют в русской
голове, вообще отсутствуют. Для них удивительно, почему русские
задумались о детях только тогда, когда один мальчик погиб в
американской семье.

А
что, в русских семьях дети не умирают? А почему они думают, что его
убили, ведь правоохранительные органы постановили, что это несчастный
случай (ну, реально здесь верят в правосудие!)?

Это
вопросы, которые в первую очередь возникли, к примеру, у всех тех
французов, которых я знаю.

Созидание
прекрасно само по себе и безо всяких условий

Мой
муж до 12 лет вообще носил фамилию Колчак. Но родная мать его
покинула, и он воспитывался в адоптивной французской семье.

Он
считает себя французом, но никакой ненависти ни к русским, ни к
полякам ни у него, ни у его приемных родителей нет. Делать на
основании этого факта какие-то обобщения им даже в голову не
приходило.

Я
думаю, что в нашем многообразном мире проценты мучителей, губителей и
добрых людей, дающих ребенку очаг, семью и, как раньше говорили,
путевку в жизнь, приблизительно одинаков вне зависимости от того, в
какой точке географической
карты живут люди.
Исходя из обычной, формальной логики, можно даже предположить, что в
странах с давними гуманитарными традициями соотношение это больше в
пользу добрых людей. Однако на этой гипотезе я не настаиваю.

Давайте
просто примем как факт, что хороших и плохих людей в целом в мире
живет одинаковое количество. И не надо думать, что в одной
географической точке живут люди все сплошь с рожками, а в другой —
все сплошь как один с крылышками.

Поэтому
давайте не искать врага. Враг, как правило, находится в нас самих —
это правда. Об этом писал Федор Достоевский, писатель и мыслитель.
Почитаемый как в России, так и во Франции: «Здесь Бог с
дьяволом борются, а поле битвы — это сердце человека».

Давайте
заботится о наших детях, просто потому что они НАШИ. А не потому,
чтобы поступить кому-то назло, потому что этот КТО-ТО якобы вывозит
наш генофонд и тому подобное. Не потому, что ОНИ якобы убивают наших
детей. И т.д. и т. п.

И
пусть ОНИ тоже заботятся о наших детях. Помогают. Для НИХ это
естественно. Логически правильно, если угодно.

Созидание
не имеет в знаменателе обязательного разрушения. И оно не скучно без
разрушения. Оно прекрасно само по себе и безо всяких условий.