Ельцин как отец либерал-большевизма
Описывал я процессы в девяностых –
«по горячим следам» как наблюдатель-аналитик и участник тех событий. Поскольку
согласен с тогдашними выводами – текст остался практически без изменений, за
исключением двух современных комментариев.
Идейные предпосылки ельцинизма
Чтобы удержать власть, советские
вожди должны были вовремя определять необходимость смены вех. При этом
одинаково важно не забегать вперёд идеологического времени и не
отставать. Главное – не верность догматам самим по себе и не их истинность либо
популярность; важнее всего, чтобы они позволяли защищать рубежи идеократии
– власти идеологии. Всё, что этому способствует, и есть истинно революционное
или демократическое (в зависимости от принятого идеологического языка).
То, что препятствует самосохранению режима, даже если это верноподданнические
идеологические заклинания, есть штрейкбрехерство, оппортунизм,
идеологическая слепота. Оппортунистами были при Ленине – Плеханов, при Сталине
– Троцкий, при Хрущёве – Молотов, при Горбачёве – Лигачев. Наибольшие шансы
возглавить режим имеет тот, кто ощутит идеологическую доминанту времени
и сумеет её реализовать. История показывает, что в вожди пробивалась наиболее
соответствующая идеологической задаче эпохи фигура: Ленин – для захвата власти,
Сталин – для тотальной экспансии, Хрущёв – для вынужденных отступлений и
компенсирующих контрнаступлений, Брежнев – для перехода к тотальной обороне,
Горбачёв – для фронтального отступления и мимикрии. Субъективный фактор,
конечно, накладывает свой отпечаток: степень беспринципности партийного лидера,
его долголетие могут удлинить этап, а ошибки либо смерть – сократить его. Но
сами периоды экспансии и обороны идеократии вполне объективны.
Выбираясь из чёрной дыры
идеологической мании – коммунизма, общество проходит более «мягкие»
идеологические круги. Этот процесс может протекать сравнительно безболезненно и
кратковременно, но можно и надолго застрять в очередной форме идеологического
помешательства. Когда Россия выжила при сталинизме-коммунизме, ей было
суждено пройти круги прельщения социализмом (окончательное построение
социализма – при Хрущёве; развитое социалистическое общество – при
Брежневе). В эти периоды режим был вынужден отменить тотальный террор и
постепенно ослабить контроль над обществом. Не имея сил на прямое разрушение,
злая воля инфицирует жизнь, паразитирует на положительных импульсах,
фальсифицирует подлинные ценности, взнуздывая их до абсурда. Наступил момент,
когда ради сохранения власти номенклатура отказывается от идеологических догм и
даже отдаёт на заклание партию, идёт на беспрецедентную мимикрию –
радикальную смену лозунгов для сохранения власти. От коммунистического
самоистребления и социалистического самообмана идеократия переходит к
тактике паразитирования на антикоммунистической реакции общества и стремлении
людей к традиционным жизненным ценностям.
С начала девяностых годов страна
входит в следующий идеологический пояс: либерал-большевизм – идеология
третьего порядка, не требующая тотального разрушения и самоистребления (как при
коммунизме), не декларирующая ложные идеалы (как при социализме), а
провозглашающая ценности положительные, но гипертрофированные и потому
искажённые. Либерал-большевизм навязывает псевдолиберальные ценности,
абсолютизируя понятия свободы, демократии, рынка. Он не
имеет отношения к подлинным идеалам либеральной демократии, так же как
социализм – к социальному равенству и справедливости. Если коммуносоциализм
– это антирыночная утопия, то либерал-большевизм – утопия рыночная,
насаждаемая средствами государственного принуждения. В отличие от агрессивного
интернационализма в коммунизме и агрессивного национализма в фашизме,
либерал-большевизм разлагает остатки традиционного религиозно-нравственного
микрокосма внедрением общечеловеческих ценностей, общества
потребления, единого мирового порядка. При видимой противоположности
коммуносоциализму и фашизму либерал-большевизм имеет с ними общие основы:
атеизм и агрессивная антидуховность; обман и демагогия, имморализм,
беспринципность, возведенные в принцип; ограниченность и разорванность
сознания, склонного к разного рода фобиям, массовым психозам, истериям;
атрофированность правосознания, исторической памяти и национального
самосознания; партийный подход, безжалостное отношение к идейным противникам,
которые воспринимаются как нелюди. При любой разновидности
идеократический режим способен править только ложью и насилием.
Разваливающийся режим с помощью
Ельцина хоронит под собой государство. После краха коммунистического
тоталитаризма (всевластия государства) маятник идеократии качнулся к
либерал-большевистскому разрушению государственности и подавлению национального
достоинства русского государствообразующего народа. На неизбежной реакции
защиты национально-государственного организма паразитирует идеомания этатизма
(гипертрофия роли государства) и шовинизма (абсолютизация
государствообразующего народа). Националистическая одержимость не
присуща русскому народу, но определённые силы стремятся пробудить её в России.
В каждый исторический момент важно отделить положительные тенденции от
паразитирующих на них духов.
Границы возможных изменений в
каждый период определяются состоянием ведущего слоя общества. Каковы были
качества «элиты» к моменту разрушения коммунистического режима в начале
девяностых годов?
Диссиденты, боровшиеся с режимом,
либо занимались неполитической правозащитной деятельностью, либо в условиях
гонений проявляли политическую активность в болезненных формах. Ненависть к
режиму они переносили на Россию, вступали в контакт с зарубежными
организациями, заинтересованными в разрушении страны, что делало их вольными
или невольными проводниками враждебных России интересов. Общественные деятели,
которые формировались вне партии, были способны на гражданское мужество,
героизм в противостоянии насилию, но лишены политических навыков. Эти люди
раскрывают свои достоинства в ситуации борьбы, но теряются в условиях мирного
политического созидания. Примером является парламентская деятельность некоторых
диссидентов.
Практически все политизированные
элементы входили в КПСС, ибо партийный билет являлся допуском к общественной
деятельности. Поэтому политически активные члены общества воспитывались в сфере
искаженного идеологией мировоззрения, что не могло не сказаться на их
человеческих качествах. Сознание номенклатурных работников ограничено
атеистическими, материалистическими, классовыми идеологическими предрассудками.
Они не были способны сполна осознать реальность и адекватно в ней
ориентироваться. Советская бюрократия, «привыкшая трепетать, угождать и не
иметь своих убеждений» (И.А. Ильин), отличалась беспринципностью. Её
основные профессиональные навыки – аппаратная интрига, угодливость перед
начальством, унижение подчинённых. В искаженном партийном сознании национальные
интересы уступали идеологическим (как повелось с Брестского мира). Партийная
номенклатура вобрала в себя духовных бомжей разных наций, людей, не
обретших дома в своей национальной культуре. Интернациональный люмпен не
мог породить тип национального реформатора, который необходим стране в период
грозных испытаний.
Лучшее, что смогла произвести эта
среда, – Горбачёв, который был наиболее умным из членов Политбюро. Но и ему не
удалось вырваться из плена догм. На примере Горбачёва видно, что идеология
формирует тип руководителя, в котором человеческие достоинства подавляются и
блокируются общеидеологической атмосферой. Чем больше в нём проявлялись
человеческие достоинства, тем слабее он оказывался как политик в атмосфере
разлагающейся идеократии. Поэтому необузданная энергия сменялась в нём
апатией, жёсткость к конкурентам – безвольными компромиссами, самоуверенность –
робостью. В результате, имея неограниченную власть, он упустил все возможности.
Партийный вождь по природе вещей не способен превратиться в национального
лидера, которому были бы открыты духовные основы, историческое назначение
России, состояние и потребности общества. Но и вне КПСС условий для этого не
было. Умонастроением номенклатуры и определился облик реформ 1985–1991 годов:
уступки при сохранении системы, полумеры, которые усугубляли проблемы,
лавирование, которое заводило в новые тупики, судорожные попытки отстоять
последние идеологические рубежи, завершившиеся полным крахом.
С августа 1991 года к власти
прорвались кадры второго эшелона номенклатуры, поднаторевшие в
аппаратных войнах, изголодавшиеся по высшей власти и абсолютно циничные. Какие
моральные нормы сдерживали их, когда рухнула система взаимоконтроля
номенклатурной стаи? В ситуации полного произвола они проявили аморализм в
средствах борьбы, необузданную алчность при распределении государственной
собственности. «Элита» страны породит пародию на граждан свободного государства
– новых русских.
В условиях духовного разложения
иначе и быть не могло. Мы были исторически приговорены к тому, что период
распада обломков тоталитаризма будет длительным и мучительным. Долго ещё трупный
яд коммунизма будет отравлять нашу жизнь, в то время как клетки
национального организма восстанавливаются медленно и болезненно. Как участники
трагических событий, мы остро переживаем происходящее. Развал великого
государства и жестокое ограбление народа кучкой нуворишей, бесстыдная ложь,
наглый обман властителей, насилие и разбой – эта общая беда терзает наши души,
лишает жизненных ориентиров. Одних это повергало в отчаяние и безысходность,
других толкало к слепой агрессии. Казалось – невозможно разумное сопротивление.
Но катастрофы XX века не только принесли невиданные потери и невероятные
страдания – они одарили нас опытом, который может стать залогом возрождения
России.
Многое из происходившего после
революции августа 1991 года объясняется противоречивостью процесса
оздоровления, в котором проблески памяти и сознания общества чередуются с
рецидивами помутнения. Когда в результате массового общественного протеста
рухнула коммунистическая система, инстинкт самосохранения вынудил старое и
новое поколения номенклатуры объединиться в замене социализма капитализмом, но
при условии, что капиталистами станут коммунистические кадры. Этим объясняется
бескровность августовской революции.
Между политическими поколениями
существует генетическая связь. В советское время политический слой
мобилизовывался из идеологически ориентированных элементов всех народов СССР,
взращивался и воспитывался в отрыве от национальных культур, в искусственном номенклатурном
социуме, в атмосфере искажённых ценностей. Номенклатура обладала свойствами
интернационального люмпена – была деклассированной (по отношению к
традиционному социуму) и денационализированной (с атрофированными исторической
памятью и национальным самосознанием, без чувства родственности народу,
культуре, государству). Безудержная борьба за власть как средство
самосохранения интерлюмпена и была проводником идеологического
задания режима в каждый исторический период. И перестроечное поколение
политиков взращено во внеисторическом пространстве утопии, вне
органичного жизненного уклада. Идеологический утопизм обрывает связи с
национальной культурой, с традициями; утративший национальные корни человек
всегда беспринципен. Когда рухнула система, в которой формировался правящий
слой, обнажилась его природа: без идеологических авторитетов вчерашние циники
объединились в шкурных интересах власти и обогащения. Поэтому они так легко
изменили партийным догмам. «Не удивительно, что эта элита унаследовала
многие ментальные привычки, функционально-ролевые установки и модели поведения,
свойственные её исторической предшественнице (отношение к гражданам как к
подчиненным; ориентацию на критерии политической целесообразности, на
постоянное и приоритетное использование политических регуляторов властных отношений
независимо от их легализованности и опосредованности правом; использование по
преимуществу теневых и полутеневых способов принятия решений как метода подбора
кадров; ориентацию на решение в первую очередь собственных проблем и
безразличие к делам общества)» (В.Н. Руденкин).
Коммунодемократия
представляет собой сплетение псевдолиберальных догм с большевистским
менталитетом. Потеряв партию и союзную власть, сообщество идеоманов
переходит к разрушению государственности, разложению остатков базовых ценностей
и форм жизни русской цивилизации. Идеомания меняет знак: деспотические
правители-коммунисты мимикрируют в разрушителей и разлагателей-демократов.
Мишура либерально-демократических лозунгов обволакивает сознание людей и
нейтрализует общественный протест. Всенародно избранный, безальтернативный
гарант демократии и конституции расстреливает конституцию вместе с
парламентом и гражданами страны в октябре 1993 года, демократы-реформаторы
оборачиваются беспринципными грабителями с большевистскими наклонностями; свободные
демократические выборы, независимость средств массовой информации оказываются
демобилизующими общество фикциями; конгрессы граждан и договоры об общественном
согласии прикрывают насаждаемый раскол общества на избранных и отверженных,
которые клеймятся как враги народа (национал-патриоты,
красно-коричневые, коммунофашисты).
Социально-политическая база
режима
После крушения СССР эффективные
реформы естественно было бы начать с превращения государственных
предприятий в полноценные рыночные субъекты. По мере проведения
справедливой приватизации государство могло бы предоставлять собственникам
необходимые для рыночного существования полномочия, в том числе и
право формировать цены. В этом случае не было бы резкого роста цен и
галопирующей инфляции, невиданного обнищания населения. Логика
экономических реформ в пост-тоталитарном государстве была продемонстрирована
отцом экономического чуда в ФРГ Людвигом Экхардом: вначале демонополизация
экономики, затем приватизация. И только по мере формирования в ФРГ
рыночного сектора экономики и становления полноценных рыночных субъектов
государство постепенно отменяло контроль над ценами. В частности, либерализация
цен на энергоносители была проведена только к началу шестидесятых годов. Но
так как в планы режима не входило создание эффективной экономики и
повышение благосостояния граждан, в России сделано было всё иначе.
«Либерализация цен» по
Гайдару не имела к подлинной либерализации экономики никакого отношения. Снятие
контроля государства над ценами в условиях монополистической
полугосударственной-получастной экономики резко ускорило расхищение государственного
капитала новым правящим слоем. «Народнаяприватизация» по Чубайсу
оказалась распределением государственной собственности номенклатурой,
представители которой по своему происхождению и профессиональным навыкам не
были способны стать эффективными собственниками. Получил невиданные возможности
для обогащения теневой и криминальный капитал. Это не могло не привести к
длительному периоду перераспределения собственности, в ходе которого
значительная часть производительных сил оказалась рассеянной и парализованной.
От «народной» приватизации была отторгнута большая часть общества.
В 1992 году Верховный Совет принял
закон о «приватизационных счетах», по которому каждому гражданину открывался
банковский счёт на 10 тысяч рублей. Эти средства невозможно было снять или
потратить на какие-либо покупки, с него можно было только участвовать в
приватизации. Подобные механизмы были разработаны в странах Восточной Европы.
Но Ельцин наложил на этот закон вето и, используя чрезвычайные полномочия,
которые парламент страны наделил его для проведения экономических реформ, затем
подписал с подачи Гайдара и Чубайса закон о «ваучерной приватизации».
Абсолютное большинство граждан продало анонимный «двуликий» ваучер за бесценок
анонимным скупщикам; в свою очередь за мешки ваучеров номенклатурный и
криминальны капитал опять же за бесценок скупал наиболее лакомые куски
государственной собственности.
Комментарий 2011 года
В 1992 году Чубайс назвал ваучерную
приватизацию народной», заклинал, что цена одного ваучера для каждого
гражданина – стоимость двух машин «волга». Через много лет в интервью 2010 года
он цинично признался в сознательном глобальном обмане, но при этом нравственно
чувствует себя вполне комфортно:
«В этой политической реальности,
при этом выборе, глубоко понимая все его изъяны, мы видели, что ваучеры – это
единственный способ… Альтернатива хуже. Политика – искусство реального. Точка…
В чём главная претензия российского народа к приватизации? Она описывается
одним словом: несправедливая. Абсолютно правильная, справедливая претензия. Наша
приватизация была совсем не справедливая. Но настаиваю я лишь на том, что
альтернативы “справедливая/несправедливая” не было. Была альтернатива
“несправедливая/чудовищная”. Что это означает в переводе на социальные
последствия? Да очень просто. Все не любят приватизацию, она несправедливая, но
терпят. А была бы она чудовищная, – кровью бы мы все умылись. Вот и всё. В чём
политическая конструкция? Политическая конструкция в том, что мы отдали
собственность тем, кто был к ней ближе. Бандиты, секретари обкомов, директора
заводов. Они её и получили. Именно это предотвратило кровь. Потому что если
мы попытались бы не отдать им эту собственность, то они бы её всё равно взяли.
Только они бы её взяли вообще без каких-либо легитимных процедур. А так они
её взяли с легитимными процедурами. И это, как это ни смешно, придало
некоторую политическую стабильность конструкции».
То есть, реформаторы сознательно
предоставили все возможности для разграбления собственности бандитам,
секретарям обкомов, директорам заводов, и главную задачу власти видели в легитимации
преступного захвата собственности. Чубайс лжёт вновь – это не
предотвратило кровь: народная приватизация вызвала перманентный
передел собственности с убийствами предпринимателей вот уже два десятилетия,
кровавый расстрел российского парламента в 1993 году, не в последнюю очередь и
чеченские войны. Многие из современной жизни коренится в тогдашних «реформах».
Легитимировав тогда всероссийское преступление власть до сего дня
законодательно совершенствует методы захвата собственности у предпринимателей
чиновниками и силовиками: рэкет девяностых из бандитского преобразовался в крыши
силовиков, криминальные ограбления предпринимателей развились в чиновничьи
рейдерские атаки на успешные фирмы и предприятия, – через суды, по закону, а не
по понятиям. Через два десятилетия Чубайс не смог назвать ни одного
примера чудовищной приватизации (от которой он «спасал» Россию) в
посттоталитарных странах – то есть, таковой не оказалось в природе. В то же
время можно привести множество примеров успехов справедливой
приватизации, – начиная с послевоенной ФРГ.
Итак, дилетанты в экономике
(ибо профессионализм не позволяет догматически отвергать альтернативные
варианты, не рассматривая или даже не ведая об их существовании: «мы
отвергали критику…») маниакально запустили механизм разрушительной
экономической реформы, не считая нужным (с дилетантским же апломбом и
высокомерием) задумываться о её последствиях в остальных сферах жизни общества
и государства: «А мы вообще в эту сторону не двигались, потому что мы
экономисты. Мы занимались переходом из плана в рынок. Попутно, если оставалось
время, переходом из авторитаризма в демократию. А вот тут еще, понимаешь, нужно
что-то делать с этим созданием национального государства и развалом империи, а
мы тут как-то не очень… Мы совсем плохо этим занимались, особенно в социальном
срезе, в ментальном срезе, мы этим занимались исключительно в экономическом
срезе – как осуществить финансовую стабилизацию в стране с пятнадцатью эмиссионными
центрами. Это была совершенно жуткая тема. Ну, там и внешнеэкономическая
политика, конвертация рубля и т.д. Это были сложные вещи. Мы очень мало
погружались в миграционные последствия, в политические последствия… Все эти
финансово-бюджетные, социально-экономические срезы реформирования мы видели, а
вот 25 миллионов русских за рубежом, и национальная уязвленность от потери
империи – сюда мы вообще не двигались…». Хотя Чубайс и компания уже тогда
сознавали, что их реформы приведут страну к глобальным катаклизмам, при которых
«в принципе, пяток-десяток миллионов грохнуться могут легко на этом деле».
Если это не преступная политики, что тогда преступление?
Результаты подобных «реформ»
оказались бедственными. «Форсированная приватизация дала российскому бюджету
меньше 9 млрд. долларов (это в 12 раз /!/ меньше, чем от своей приватизации
получила Боливия: больше 90 млрд. долларов). Появление узкого слоя “олигархов”.
Обвальное падение уровня жизни миллионов россиян. Среднемесячную зарплату,
равную 183 долларам США (при этом зарплата 10% работающих по найму россиян
составляет 20 долларов в месяц). Падение доли оплаты труда в валовом внутреннем
продукте в 2,4 раза. Теневую экономику, адекватную 25% официальной.
Колоссальные межотраслевые диспропорции в зарплате (от 22 275 рублей в
газовой промышленности, что в десять раз выше прожиточного минимума, до 2042
рублей в сельском хозяйстве, что почти на 200 рублей меньше прожиточного
минимума). 3,5 миллиона бомжей. 1,2 миллиона уличных проституток, 5 миллионов
беспризорников (больше, чем в послевоенный 1947 год). Утрату целых научных
направлений в оборонной промышленности, физике, химии, биологии, археологии,
истории. Угрозу депопуляции. Коррупцию, превратившуюся в серьезную угрозу
национальной безопасности» (В.Н. Руденкин).
Были разрушены отечественное
производство, наука, прекратилось развитие высоких технологий и воспроизводство
квалифицированных кадров. Треть научных кадров – наиболее дееспособных –
работает за границей. Значительная часть наиболее ценных научных разработок
продана на Запад за бесценок. Всё это подрывает обороноспособность России.
Россия стала источником сотен миллиардов долларов прямых и косвенных инвестиций
в экономику западных стран – за счёт бегства капитала, а также невыгодного
перераспределения сырьевых, человеческих ресурсов и научных разработок.
Невиданное обогащение малочисленной группы не могло не привести к обнищанию
большинства населения страны. Подобные «реформы» отводят России роль страны,
производящей в основном сырьё и энергию, накапливающей вредные отходы, страны с
бедствующим и деградирующим населением. В результате впервые после Великой
Отечественной войны в России начался процесс сокращения населения – примерно
миллион в год.
Что подвинуло Ельцина и его
окружение на действия, несущие стране и народу новые бедствия? Основные
психологические установки и профессиональные навыки Ельцина сформировались
карьерой партаппаратчика. Назначение и деятельность партийного номенклатурщика
мало связаны с жизненными нуждами подведомственной территории или организации,
его карьера определяется законами функционирования партийно-бюрократической
машины. Борьба за выживание в номенклатуре культивировала раболепие перед
вышестоящими, жёсткость и грубость по отношению к нижестоящим, перманентные
интриги, декларирование идеологических догм при идейной беспринципности (что
позволяло быстро менять позиции по мере изменения генеральной линии партии),
стремление примкнуть к господствующему клану, серость и безликость (чтобы не
раздражать идеологический контроль), руководство по циркулярам сверху… Этими
качествами в избытке обладал Ельцин, который, будучи высокопоставленным
партийным функционером, верой и правдой служил коммунистическому
режиму, в частности, с энтузиазмом рушил храмы в Свердловской области
и приказал уничтожить дом Ипатьевых, в котором была расстреляна семья
императора Николая II. На Пленуме ЦК КПСС в 1988 году в ответ на
обвинения со стороны высшего партийного руководства Ельцин признал их и покаялся.
Опальный номенклатурщик, проявивший раболепие и беспринципность, вызвал
жалость у столичной интеллигенции и был наделён ореолом мученика.
Опираясь на общественную поддержку, проявив безудержную жажду власти и
способность к аппаратной интриге (менее всего в партийных кабинетах обучали
политике как искусству управления государством) Ельцин начинает восхождение к
вершине власти.
Полная беспринципность проявилась
в поспешной смене лозунгов. Все «демократы» сохраняли партбилеты до тех
пор, пока это было выгодно. Демократический жаргон был усвоен с такой
же легкостью, с какой совсем недавно использовалась коммунистическая
риторика. Сознание же и политические инстинкты остались большевистскими:
до основания всё разрушить, чтобы строить очередную утопию, кто
не с нами, тот против нас… На этом Ельцин обошёл своего основного
конкурента – более нравственного Горбачёва, который не решался явно игнорировать
действующие законы, манипулировать Конституцией, расстреливать
парламент. Ельцин побеждал политических оппонентов, нанося неожиданные удары,
вербуя противников, попирая нравственные и правовые нормы, проявляя мелочную
мстительность. Но каждая его победа – это очередной удар, разрушающий Россию.
После развала СССР команда Ельцина
приступила к созданию социальной и политической базы нового режима. Из
возможных вариантов экономической реформы был выбран тот, который наиболее
способствовал формированию класса избранных – верной опоры режима. Новая
правящая номенклатура сложилась из альянса «бывших» –
партийно-комсомольского актива и новоявленных «демократов». Губернаторы и
«представители» всех рангов начали создавать коммерческие структуры,
получающие через них же льготные условия, «отписывать» на родственников
и близких земли и недвижимость. В слой избранных попадают и
текоммерческие структуры, которые принимают условия коррумпированной
связи с новой номенклатурой. В так называемом рынке серьезный первоначальный
капитал можно было получить только через
централизованно-бюрократические связи: партийные или комсомольские деньги,
льготные кредиты, лицензии на распродажу природных ресурсов, распределение
западных кредитов, допущение к приватизации предприятий, недвижимости…
Режим не ведёт борьбы с организованной
преступностью, чем создаёт для криминального капиталаневиданно
благоприятные условия. Львиную долю прибыли скрывают и коммерческие
торговые структуры. Ещё одна группа, входящая в слой избранных, – представители
зарубежного авантюристического капитала. Для инвестиций солидного
капитала в производство условий не создаётся. Экономика искусственно
задерживается на этапе торгового и финансового капитала, когда
самоубийственны всякие инвестиции в производство. Зона сверхприбылей
– это торговые и финансовые спекуляции, особенно выгодные при зарубежном
участии.
Таким образом, логика и
направленность экономических «реформ» диктовались шкурными интересами правящего
слоя. Избранные стремятся к тому, чтобы принятые меры были быстрыми
и необратимыми. Псевдолиберальной риторикой прикрывается деятельность
по грандиозному расхищению национального достояния узкой группой
за счёт невиданного по темпам и масштабам обнищания большинства.
Припавшие к этой кормушке будут защищать режим всеми силами.
В приближённые допущена
предварительно обездоленная интеллигенция– за пропагандистское
оправдание режима. Журналистский корпус – за раболепную службу –
на сытых хлебах. Но часть гуманитарной «элиты» продалась за право показывать
кукиш не в кармане, а на глазах у всех, за «свободомыслие на темы
секса и прочей неполитической мишуры» (фраза из газеты того
времени). Многие – за свободу рук в лавочном бизнесе: сдаче в аренду
площадей музеев, театров, библиотек, приобщении к всеобщей торгашеской
одержимости. По признаку верности фильтруется руководство силовых
структур. Режим стремится привлечь на свою сторону молодежь – культивированием
социально и нравственно разнузданного образа жизни.
Светлое будущее номенклатурного
капитализма
По мере того, как выявлялась
абсурдность экономических «реформ», затеянных Гайдаром и компанией, всё чаще
можно было услышать, что Гайдар был идеалистом, его не поняли
одни или обманули другие. Но отягощенные знанием законов рыночной
экономики «реформаторы» не могли не понимать очевидные вещи. Где нет рыночных
субъектов, невозможны рыночные отношения и рыночные цены. Если государство
отменяет контроль над ценами в государственной монополизированной экономике, то
это не либерализация, ибо отныне цены диктуются монополиями. Если верховная
власть бросает государственную собственность на расхищение, то её растащат те,
кто фактически ею распоряжается: бюрократия и её социально близкие –
родственные коммерческие структуры, а также криминальный капитал.
Коммунистическую номенклатуру не могли сдерживать какие-либо аскетические принципы
самоограничения, поэтому с революции августа 1991 года началось скоротечное
слияние власти и капитала. Такой экономический переворот неизбежно разрушает
передовые отрасли промышленности, подавляет производителей. Невиданное
обогащение меньшинства могло проходить только за счёт массового обнищания
остальных. При этом неизбежна зависимость от индустриальных стран, которые вряд
ли обладают избытком альтруизма к богатейшей стране, лишённой государственных
средств защиты.
Гайдар ведал, что творил, хотя его
трудно обвинить в стремлении к обогащению. Он душу положил на воплощение утопии
либеральной западнической интеллигенции:
— Если большая часть российской
экономики неэффективна, то дешевле не реформировать, а разрушить её; развивать
следует только топливно-энергетический комплекс, а на продажу сырья можно
завалить Россию импортом товаров потребления.
— Мощный военно-промышленный
комплекс, подпитывает имперские притязания России, пугает цивилизованный Запад,
да и внутренние проблемы мешает решать. Поэтому ставятся соответствующие цели: минимум
государства, вырвать зубы у военно-промышленного монстра – ВПК
подлежит разрушению.
При такой маниакальности в
разрушении «старого» и построении «нового» трудно считать Гайдара мечтательным идеалистом,
скорее это типичный утопист-революционер. Утопическое беспринципное
сознание очень услужливо: понимает то, что выгодно понимать, и не хочет понять
вещи нелицеприятные.
Гайдара правомочно назвать анти-Экхардом.
Немецкий реформатор Людвиг Экхард в разорённой после войны стране проводил
рыночные преобразования с основной целью: благосостояние для всех.
Соответствуют этой цели и результаты германского чуда. Чем бы не
руководствовались отечественные «реформаторы», они целенаправленно создавали
условия для захвата государственной собственности правящим слоем. Алгоритм
системы номенклатурного капитализма – распределение собственности
чиновниками в руки приближенных лиц и структур. Поэтом в России ни одно крупное
состояние не создано помимо чиновничьего расхищения. Все политические
пертурбации обусловлены захватом собственности номенклатурой, борьбой её кланов
за перераспределение и контроль над основными «пакетами» ресурсов.
Когда революционеры выполнили свою
роль (разрушили отечественное производство, расчленили правовое пространство,
создав благоприятную среду для коррупции и криминального бизнеса), в конце 1992
года на смену приходят хозяева – правительство сырьевиков под
руководством Черномырдина. То, что было навязано, вовсе не является вариантом дикого
капитализма, типа раннеамериканского. Партийная бюрократия и
государственное чиновничество превращаются в правящий класс нового строя –
номенклатурного капитализма; новые капиталисты сохраняют прежний
коммунистический аппаратно-партийный менталитет. Все крупные состояния в России
произросли из самых разнообразных источников, за исключением экономических. Партийные
или комсомольские деньги, льготные кредиты государственного банка,
распределение западных кредитов, лицензии на вывоз сырья и льготные таможенные
тарифы, государственные заказы, льготные поставки, дотации, бюрократическое
допущение к приватизации выгодных объектов государственной собственности по
бросовым ценам – что-либо из этого обязательно отыщется в первоначальном
накоплении капитала всех отечественных нуворишей. Кому быть богатым, решали не
объективные законы экономики, а вполне конкретные бюрократические субъекты –
чиновники, поэтому капитал впрямую зависел от чиновничьей поддержки. Кроме
того, были созданы льготные условия для легализации криминального капитала.
Поэтому в другом измерении этот капитализм можно характеризовать как бюрократически-мафиозный.
Поскольку номенклатурный капитал
был сформирован насильственным захватом государственной собственности,
номенклатурный «бизнес» действовал вне рискованной сферы рынка и охранялся
системой государственно-чиновничьей опеки, обогащался не свободной
конкуренцией, а бюрократическим распределением национального достояния. «Как
и для всякой “партии меньшинства”, удерживающей власть с помощью обмана и
насилия, тайной политики и дипломатии, главным принципом номенклатурного
бизнеса является единство… Любая оппозиция, любое обращение к потребителю,
минуя коллективную номенклатурную волю, преследуется неукоснительно и
беспощадно» (А.С.Панарин). Бюрократически-номенклатурный капитал не
может разориться, но способен разорить страну, поэтому он враждебен и
нищенствующему большинству, и отечественному производителю, среднему и мелкому
предпринимателю.
Задумали и проводили реформы люди,
называющие себя демократами, либералами, рыночниками. Но, изъясняясь на
псевдолиберальном и псевдодемократическом новоязе, они сохранили большевистский
менталитет. В политической деятельности они руководствовались большевистскими
методами – ложью и насилием. Американец, нобелевский лауреат, главный экономист
Всемирного банка Джозеф Стиглиц характеризовал реформаторскую деятельность
Гайдара и Чубайса как «большевистские подходы к рыночным реформам…
грабительскую приватизацию». Либерал-большевики раскололи Россию на
две страны – малочисленное сословие новых русских, захватившее богатства
страны, и обездоленное большинство населения. Материальное и духовное
«кровоснабжение» единого национально-государственного организма нарушено.
Бедствия начала девяностых годов невозможно объяснить трудностями переходного
периода, оправдать издержками реформ или наследием проклятого прошлого.
Всё происшедшее является результатом целенаправленных действий. Встает вопрос:
кого и с какой целью?
Логика разрушительных «реформ» в
России подозрительно соответствует жизненным интересам стран золотого
миллиарда. Чтобы прибрать к рукам богатейшие природные ресурсы
России, необходимо лишить страну обороноспособности. – Реформы по шпаргалке
Международного валютного фонда разрушили отечественный военно-промышленный
комплекс, который располагал современными технологиями, после чего начался
невиданный вывоз российского сырья. Мировой финансовой олигархии необходим
огромный российский рынок сбыта для своих товаров. Многие войны велись за
захват источников сырья и рынков сбыта. – Российские «реформаторы» в
мирное время уничтожают отечественных товаропроизводителей, сельское хозяйство
превращается в натуральное, когда люди выращивают только на свой прокорм, а
магазины городов торгуют низкокачественным зарубежным продовольствием.
Индустриальным странам нужна свалка грязных технологий, – Россия
превращается в эту свалку: отовсюду явно и тайно везут для захоронения
радиоактивные и ядовитые вещества. Им нужны наши научные и культурные
достижения, – в России рушится уникальная система образования, науки,
бедствует культура, вытесняется традиционная религиозность. Организована утечка
мозгов – лучшие российские учёные и деятели культуры за мизерную плату
окормляют тамошние университеты и концертные залы. Бездуховность – это смерть
нации. Всё это было бы невозможно без альянса мировой финансовой олигархии с
российским правящим слоем.
Стремительное обнищание и люмпенизация
населения создают социальную базу для тоталитарного реванша, а
значит, лишают властителей долговременных перспектив и гарантий. Насильственный
захват общенациональной собственности ввергает страну в длительный период
перераспределения капитала. Ибо те, кто умеет только захватывать и давить
конкурентов, не способны рентабельно распорядиться капиталом. Потомкам
номенклатурных и мафиозных капиталистов не у кого наследовать способность
сохранить и приумножить капитал: новое время создаст другие условия и потребует
новых качеств. По законам природы (или экономики) капитал рано или поздно
концентрируется в руках эффективных собственников, способных нести бремя
эффективного управления крупной собственностью в интересах своих и общества.
Если бы властный слой
руководствовался не сиюминутным обогащением, а своими долговременными
интересами, то он создал бы стабильную органичную общественно-экономическую
систему. Разумный эгоизм власти подсказал бы руководствоваться
общенациональными интересами. Для этого реформы нужно было бы ориентировать на
максимальное смягчение и сокращение объективного периода перераспределения
капитала. Это значит, что реформаторы должны были, прежде всего, создавать
условия для формирования широкого класса эффективных собственников – среднего
класса, в котором конкуренция выделила бы сословие крупных собственников.
Поздний ельцинизм
В начале девяностых судорожные
попытки создания нового правящего слоя (либерализацией цен и народной
приватизацией) привели к формированию номенклатурного капитализма. Затем
бюрократия, захватившая основные богатства страны, создаёт родственные
финансовые и коммерческие структуры – к середине девяностых формируется уклад олигархического
капитализма. Олигархи назначались чиновниками из родственных сфер, в
основном из бывшего комсомольского актива. Одновременно в новую систему
интенсивно интегрировался криминальный капитал.
Номенклатурно-криминальный
капитал получил мощнейшую подпитку в «ваучерной приватизации» в начале
девяностых, олигархическо-криминальный капитал возрос на порядки при
«залоговых аукционах» в середине этого десятилетия. Власть объявила как бы
аукционы, на которых выигрывали назначенные сверху банки. Но покупалось всё не
за счёт собственных средств (таковых не хватало на скупку даже по дешевке
крупнейших предприятий и целых отраслей страны), а за счёт государственных
кредитов. Законом предполагалось, что если банки не возвратят кредиты, то
собственность вернётся государству, но об этой «мелочи» все быстро забыли. Так
на государственные средства создавался крупный частный капитал России, – афера
похлеще «ваучерной».
Бесконечные
номенклатурно-олигархические войны за раздел и передел собственности не мешали
новому правящему слою объединяться всякий раз, когда возникала угроза его
существованию. Таковое единство было продемонстрировано при расстреле
Верховного Совета в октябре 1993 года и в президентских выборах 1996 года.
Затем оно проявлялось в перманентном подавлении возможных конкурентов –
представителей малого и среднего бизнеса – носителей формации народного
капитализма.
Крах либерал-большевистских
реформ становится всё более очевидным, в том числе и для думающих людей Запада.
В начале 2000-х годов американский экономист, лауреат нобелевской премии Джозеф
Стиглиц так охарактеризовал итоги девяностых годов. «Россия получила совсем
не то, что обещали ей сторонники рыночной экономики или на что она надеялась.
Для большинства населения бывшего Советского Союза экономическая жизнь при
капитализме оказалась даже хуже, чем предостерегали их прежние коммунистические
лидеры. Перспективы на будущее мрачны. Средний класс уничтожен, создана система
кланово-мафиозного капитализма. Единственное достижение – возникновение
демократии с реальными свободами, в том числе свободной СМИ, – представляется
хрупким… Хотя те, кто живёт в России, должны нести за случившееся значительную
часть ответственности, частично вина ложится и на западных советников, особенно
из США и МВФ, так стремительно ворвавшихся в Россию с проповедью свободного
рынка. Как бы то ни было, именно они обеспечили поддержку тем, кто повел Россию
и многие другие экономики по новому пути, проповедуя новую религию – рыночный
фундаментализм в качестве заменителя старой – марксизма, оказавшегося
несостоятельным».
К концу девяностых годов России
настоятельно необходима формация политиков, сочетающих либерализм в экономике и
государственность в политике – эффективную рыночную экономику и сильное социальное
государство. Но эти реалии драматически размежеваны. Те, кто считают себя
государственниками, оказываются апологетами распределительной экономики,
которая по природе своей не может быть эффективной, а значит, не
облагоденствует общество и не укрепит государство. «Государственникам» от
коммунизма можно напомнить: не рухнул бы СССР в жёстком соревновании с Западом,
если бы не сгнил изнутри. Либерал-радикалы же сильно преуспели в
разрушении государства. Остаются последние шансы спасительного курса для
страны: начать эффективные рыночные реформы и возродить социальное призвание
государства.
Распределительная система
номенклатурного капитализма обрекает страну на номенклатурно-олигархический
застой. Высочайшие налоги не допускают конкурентов-рыночников к распределению
национального богатства при приватизации. Олигархи и монополии налогов не
платят, ибо это «свои», а мелкий и средний бизнес вытеснен в теневой сектор
экономики.
Резкое снижение налогового бремени
(наряду с сопряженными мерами) могло бы легализовать солидные капиталы и
многочисленные кадры мелкого и среднего предпринимательства, стимулировало бы
отечественное производство, изменило бы социальную ситуацию в стране. Кроме
того, резкое понижение налогов и сокращение их количества способствовало бы
выходу из «тени» значительной части работающей экономики, что на деле привело
бы не к уменьшению, а к увеличению общих поступлений в бюджет.
Образно положение выглядело так:
наверху пирамиды власти – карточный стол, игроки определились и держат все
карты в руках. Но при этом не играют (ибо не умеют и не хотят учиться), а
хватают, пихаются, выплескивают на конкурентов ушаты компроматов, а то и
отстреливаются, подкладывают друг другу бомбы. Наиболее циничные и умные
понимали, что дальнейшая суета закончится плачевно для всех. Выход был только в
том, чтобы резко расширить состав игроков и начать, наконец, подлинную игру.
Это рискованно (ибо рынок, прежде всего, риск), но риск потери всего в случае
потери власти или риск потери самой жизни – ещё менее привлекателен. Новички
более искушены в правилах игры, ибо для бизнеса нужны иные навыки, нежели для
захвата капитала силой. Однако у номенклатуры остаются все козыри в руках
(первоначальное накопление ею монополизировано), но своя жизнь дороже, поэтому
лучше сменить полный беспредел хоть на какие-то гарантии. Если не
благосостояние народа, не интересы общества или государства, то шкурный
интерес вынуждает наиболее дальновидных из власть имущих на меры,
спасительные для них, но и дающие какие-то выгоды обществу.
Этим объясняется тот факт, что младореформаторы
в правительстве Черномырдина с 1997 года пытались трансформировать
беспредельное расхищение государственной собственности чиновничеством и
олигархами в цивилизованные формы приватизации. Была пресечена попытка
руководства РАО «Газпром» присвоить большую часть государственной доли
акций крупнейшей в мире корпорации. Залоговые аукционы лета 1997 года впервые
проводились, хоть в какой-то степени, открыто и на законных основаниях, что
вызвало агрессивную атаку неудовлетворенных олигархических структур,
сопровождавшуюся кампанией компроматов против младореформаторкого крыла
в Правительстве.
В октябре 1997 года Первые
Вице-премьеры правительства Анатолий Чубайс и Борис Немцов обратились к президенту
Ельцину с конфиденциальным письмом, в котором предлагали программу народного
капитализма: «Мы не можем допустить, чтобы российский капитализм,
уже преодолевший свои первоначальные, “дикие” формы, успел переродиться в
олигархический, антинародный. На смену “бандитскому” капитализму в России
должен придти демократический, поистине “народный капитализм”, выгодный
большинству россиян. На месте немногочисленных “новых русских” должен вырасти
многомиллионный “средний класс”. Мы понимаем “Народный капитализм” для России
как: общество равных возможностей, общество без “кричащих” богатства и нищеты;
общество, в котором главным фактором стабильности является широкий “средний
класс”; новый экономический и общественный порядок, который выгоден абсолютному
большинству россиян; общество, в котором интересы крупного, среднего и мелкого
капитала сбалансированы таким образом, чтобы обеспечить неуклонный
экономический рост… Для решения этой качественно новой задачи недостаточно
простой корректировки реформ. Нужна целостная программная политика – “Новый
курс для Новой России”, сравнимый разве что с “новым курсом” Ф. Рузвельта,
который сумел преодолеть “великую депрессию” 1929-33 гг. и вошёл в мировую
историю как патриарх и зачинатель американского “экономического рая”… В отличие
от множества идеологических платформ оппозиции, “Новый курс” Президента Ельцина
будет опираться не на лозунги и пустые обещания, а на конкретную программу
действий Правительства; на реальные меры по изменению финансовых, налоговых и
административных отношений». Против смертельной угрозы сплотились
чиновничество и олигархия, «Новый курс для новой России» так и остался на
бумаге. Что отодвинуло возможность господствующему классу выйти на путь
собственного самосохранения.
Комментарий 2011 года.
Во все времена во всех странах
правящий слой руководствовался своими жизненными интересами, а не интересами
общества и государства. Принуждали его служить не только себе, но и отечеству
давление традиций и общества, что в более поздние времена облеклось в конституции,
систему и институты права. Господствующие сословия, во многом паразитируя на
национально государственном организме, заинтересованы в его сохранении и
суверенитете, как гарантии собственного существования. В редкие исторические
моменты смертельных угроз своему государству инстинкт самосохранения принуждает
господствующие слои к обузданию своих шкурных интересов, к большему или
меньшему сплочению и выдвижению национального лидера либо новой властной
группы, которые в силу своего исторического призвания во многом отличаются
человеческими качествами от большинства.
Наши ведущие сословия наследованы
из коммунистического прошлого и поэтому оказались не способными к созиданию
новой России, добавили к объективным деструктивным процессам субъективную
шкурную энергетику разрушения. Такие, какие есть, новые русские за два
десятилетия пытались конвертировать бесконтрольную власть и невиданное
обогащение в более цивилизованные ценности, – и приобрели на этом пути
бесценный опыт. Прежде всего, оказалось, что никто в цивилизованном мире их с
их капиталами не ждёт, – везде свободы только для своих, жёсткая конкуренция
среди своих и единодушное жёсткое вытеснение чужих. Самое большое, на что могут
надеяться в бизнесе наши олигархи – вилла и ресторанчик на берегу моря, а также
допуск к оплате за высокий сервис для семьи и обучение детей не в самых элитных
учебных заведениях. Разрешено ещё держать все свои финансы за пределами России
– не ради облагодетельствования «наших», а ради финансирования зарубежных
экономик. Побочным эффектом для новых русских является контроль их
зарубежные счетов вместе с полным контролем над происхождением их содержимого.
В общем, «наши» там не рукопожатны не только в высшем свете, но и в солидной
публике. В тамошнюю элиту нашей «элите» путь заказан навсегда.
Из этого жизненного опыта следует
неутешительный вывод: наша «элита» может быть таковой только в России. Для
этого нужно, чтобы Россия как минимум просто была. Для этого же надо, чтобы она
была минимально суверенна. Осознание этого принуждает правящий слой хоть как-то
соотносить свой шкурный интерес с национальными интересами. Война с Грузией
принудила нашу «элиту» одним местом – очевидно, единственно чувствительным –
вполне прочувствовать: потеря российского суверенитета обернётся неизбежным
коллапсом российских «элит». (Представим себе; если бы русская армия не вошла в
Южную Осетию – где была бы сейчас Россия на мировой арене и где были бы её
хозяева – с минимальными остатками государственного суверенитета, а то и вовсе
без него). В результате распада России все, как минимум, лишатся всех своих
состояний за рубежами, ибо там, повторяю, всем всё известно про их
происхождение. Это происхождение таково, что по американским законам (а Америка
будет судить всех и везде по своим законам – прецеденты этого уже
продемонстрированы) тюремные сроки на десятилетия обеспечены всем – за уход от
налогов (невинные шалости всего нашего бизнеса), коррупцию и хищение средств
госбюджета, очень многим грозит и пожизненное, или смертная казнь – для
отличившихся в кровавых разборках. Судьба Хусейна демонстрирует перспективы и
для политических лидеров «диктаторских режимов», захватывающих территории
«маленьких демократических государств».
Во второй половине девяностых
российская «элита» оказалось не способной к адекватной исторической миссии. Не
было в обществе сил, способных противостоять правящему режиму. В том числе и
КПРФ не превратилась в реальную левую оппозицию. Благодаря распределительному
менталитету и аппаратному опыту она вписалась в систему власти, борясь за
доступ к распределителям (системная оппозиция). В мировой практике
правые (либералы) стремятся к созданию условий для обогащения меньшинства и
роста благосостояния большинства, задача левых (социалистов и
социал-демократов) – ограничивать аппетиты богатых, корректировать стихию рынка
элементами перераспределения в пользу тех, кто не способен выдержать
напряженного соперничества. У нас же правые – в распределительном ажиотаже, а
левые – не во главе растущего социального протеста, а в суете около власти. И
те и другие не выражают ничьих жизненных интересов, кроме собственных. Другой
элиты в стране нет и не могло быть – коммунистические десятилетия воспитали
номенклатуру, которая в решающие моменты способна продать всех и продаться. В
огненном тигле выплавляется в России новый правящий слой.
Мощный инстинкт самосохранения
подсказал дряхлеющему Ельцину единственный выход для него и его близких,
который оказался выходом и для страны: досрочно передать власть тому, кто будет
способен обеспечить безопасность «семье», сохранить доброе имя первого
президента России в истории, для чего придётся исправить самые болезненные
ошибки ельцинского руководства. Это в свою очередь диктует неизбежные изменения
политического курса власти. Так на политической арене неожиданно для всех
появляется Путин, который персонифицирует новое поколение российских политиков,
призванных перейти от разрушения коммунистической системы вместе с
разрушением Россией к воссозданию российского государства.
Антирусский курс ельцинизма
Начиная с августа 1991 года дух
идеократии меняет тактику: при невозможности дальнейшего паразитирования на
русской государственности он нацелен на разрушение русского
национально-государственного организма и разложение русского
народа-государствообразователя. Для этого пришлось пожертвовать
коммунистической идеологией. В этот переломный момент когорте разрушителей
вновь протягивается рука помощи извне. Когда рухнул железный занавес,
обнаружилось, насколько ослаблены за десятилетия коммунистического режима
духовные силы народа и как антиправославные силы подпирали коммунизм в борьбе с
русским национально-государственным организмом. Вскрылась тайна
противоестественного, казалось бы, сочетания русофобии и коммунизмофилии:
Запад всегда боролся не с коммунизмом, а с Россией, для чего отождествлял
Россию с коммунизмом, неоднократно оказывал режиму поддержку в борьбе с
народом. С конца восьмидесятых годов XX века коммунистическая отрава
замешивается на новых духовных ядах, хлынувших к нам из-под
приподнявшегося железного занавеса.
Альянс отечественных и зарубежных
антинациональных сил стремится подавить государственное самосознание
русского народа, расчленив государство, выбросив двадцать пять миллионов
русских за пределы родины. Русскому народу внушается, что он империалист,
агрессор, ленив, нецивилизован и потому Россия должна подчиниться идеалам мировой
цивилизации, нового мирового порядка… Будто легион смердяковых, дорвавшихся
до власти, возопил: «И хорошо, как бы нас тогда покорили эти самые французы;
умная нация покорила бы весьма глупую и присоединила к себе. Совсем даже были
бы другие порядки…» (Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы). Спекулируя на
традиционных государственных символах России, а то и на идее монархии, режим
подавляет в русском народе проблески подлинного государственного сознания.
Экономические «реформы» насаждают
чуждую для русского человека хозяйственную систему:
«рынок» для избранных – льготные условия для невиданного расхищения
национального достояния, обнищание граждан, у которых вытравливаются
всякие возможности для появления чувства хозяина, собственника –
самостоятельного субъекта хозяйственной жизни; централизованные
подачки за верноподданность, беспринципность, продажность; разрушение
институтов социальной защиты. Народ целенаправленно превращают
в безродную, безвольную, управляемую массу. Если государственная политика
США культивирует в своей стране здоровый образ жизни и побуждает
людей отказаться от курения (в государственных учреждениях оно
запрещено), то в России в 1993 году Президент наложил вето на закон
Верховного Совета о запрете безудержной рекламы табака и алкоголя.
В результате потерянная на Западе сигаретными и алкогольными
корпорациями прибыль, исчисляемая десятками миллиардов долларов,
возвращена сторицею из России – за счёт средств и здоровья народа.
Властители всеми силами спешат
сделать процессы необратимыми и «спикировать» к точке финансовой
и экономической «стабилизации» на том уровне, когда окончательно
будет разрушена система самозащиты русского национального организма.
Симптомы относительной стабилизации возникают по мере «денежной»
приватизации – скупки за бесценок месторождений природных ресурсов,
предприятий, инфраструктуры, недвижимости иностранным капиталом
и отмытым криминальным капиталом, который тоже пропущен через подставные
и фиктивные западные кампании. Новые хозяева расчетливо навязывают
режим полусытой колонии. За счёт «экономии» средств на разрушенных
ВПК и новейших технологиях, научно-техническом и культурном развитии
нации, за счёт продажи природных ресурсов – воровства у будущих поколений
– стране готовят прозябание, когда не будет голода, но не будет и Родины.
Система национального образования,
культура и наука не могут существовать без материальной поддержки
государства. Под видом экономии бюджетных расходов власть разрушает
духовную конституцию нации. Отечественная культура, наука и образование
– это основа национального достояния. Не благодаря, а вопреки коммунистическому
режиму в этих сферах сосредоточивались наиболее творческие силы народа.
Германские племена при завоевании Прибалтики и территорий Восточной Европы,
истребляя прусов и славян, прежде всего, вырезали культурную элиту племени,
и через два три поколения этнос исчезал. В России девяностых годов экономически
удушаются национальная культура, система отечественного образования
и наука. Это политика духовного геноцида – подавления культурного
самосознания народа. И хозяйственный, и военный потенциал, и
единство государства трудно, но можно восстановить; если же будет
уничтожен дух нации – то, что создавалось веками, русская
цивилизация обречена на гибель.
Одно из главных направлений люмпенизации
населения – превращение его в безродную массу, которое осуществляется
средствами массовой информации. Центральные газеты и журналы в жесточайших
условиях «рынка» находятся на дотациях олигархов и власти, верноподданны им.
После августа 1991 года золотые перья «свободной» прессы с таким же
остервенением вытаптывают оппозицию режиму, с каким недавно третировали
Ельцина. Радио и телевидение превращены в средства массовой дезинформации,
которые внедряют ложные ценности, искажают современные реалии, фальсифицируют
историю. Обществу внушается негативный образ России. Легализуются
сепаратисты-узурпаторы: о Чечне и Татарстане изначально говорилось как о независимых
государствах, которые не могут терпеть российский империализм. Поток лжи
направлен на подавление достоинства русского народа, его национального
самосознания и исторической памяти. Чтобы совратить умы и заставить людей
признать навязанный образ жизни, средства массовой дезинформации под
флагом вхождения в мировую цивилизацию внедряют чужеродные стандарты цивилизации
потребления, унифицированную массовую культуру, порнографию, культ
насилия и обогащения.
Итак, в девяностые годы, как в
течение всего ХХ века, в России в новых формах продолжалось целенаправленное
уничтожение русской православной цивилизации. Эта цель объединила
вчерашних коммунистических вождей и международную финансовую
олигархию, антиправославных миссионеров, сатанистов и масонов,
застарелых воров в законе и новых русских; весь этот
легион поддержала либеральная интеллигенция.
Таким образом, избавление от
многолетней коммунистической тирании в 1991 году не принесло свободы и
процветания. Тоталитарный режим рухнул, но не восстановлена духовная
конституция народа – историческая память и национальное самосознание. В
начале девяностых годов беспочвенная либеральная интеллигенция отдалась обаянию
новой идеологической утопии: леворадикальному анархизму в политике, правому
экстремизму, либерал-большевизму в экономике. И потому первая волна
раскрепощенного сознания образованного общества оказалась мутной, несущей
народу чуждые идеалы и формы жизни. В течение девяностых годов либеральные
средства информации пытались внушить презрение к национальной культуре и
истории, убедить в том, что Россия – империя зла и потому закономерно
расчленена на десятки суверенных национальных государств, а патриотизм
– прибежище для негодяев. Обществу доказывали, что окончательное
конституирование ленинско-сталинских и хрущёвских границ принесёт мир и
благоденствие. На деле же разрушение огромной страны и попытки втиснуть судьбы
народов в произвольные границы сеют межнациональную бойню и грозят ядерной
катастрофой. Население страны стремились убедить в том, что русские в своём
доме – оккупанты и империалисты, что им следует перед всеми каяться и отовсюду
съезжать. На самом деле все народы страны были порабощены интернациональным
коммунистическим режимом, русские в первую очередь и более всего. Людей
уверяли, что расчленение российской армии и захват вооружений множеством «суверенов»
после Беловежского переворота 1991 года – необходимый гарант мира и
стабильности. История же кроваво свидетельствовала об обратном.
Народу, наследнику великих
традиций, внушали, что у него не было ни Родины, ни великого государства, ни
великой истории и культуры, ни великих идеалов, что Россия была тюрьмой
народов, из которой нас тащат в «демократический» рай ценой потери своих
корней, самобытности, разрушения остатков традиционного жизненного уклада и
народного хозяйства. Но разрушение духовных скреп русской нации вызвало
развал государства, всеобщее обнищание, рознь и кровавые конфликты.
Ельцинский режим толкал Россию к
колониальному прозябанию, разрушал великую цивилизацию. Но тысячелетний русский
национально-государственный организм выжил. Чем больше будет попыток разрушить
Россию, тем в более радикальных формах воссоздастся её единство: попытки
расчленения до уровня губерний вызовут восстановление государственности жёстким
авторитарным режимом. Но это был бы мучительный путь, не ведущий к выздоровлению
и чреватый катастрофой. Сталкиваясь с невероятной жизненной силой
русского народа, антинациональные силы к концу девяностых годов вернулись к тактике
паразитирования на патриотических ценностях, на стремлении народа к
национально-государственному возрождению. Поздний ельцинский режим превращается
из «демократического» в «державный», «имперский», вплоть до заигрывания с
монархической идеей.
Одновременно официальная пропаганда
пытается дискредитировать идейную платформу и деятельность
подлинно патриотических сил, развязывая истерию на тему русского
фашизма, в то время, когда в русском обществе для этого нет реальных
оснований. В марте 1995 года выходит Указ о борьбе с фашизмом, будто русский
фашизм, а не вымирание русской нации является важнейшей проблемой
в России. Униженному русскому народу каждодневно внушается: кто против нас –
«демократов», тот не кто иной, как фашист. Патриотическая оппозиция
дискредитируется навешиванием ярлыков красно-коричневые, коммуно-фашисты.
Очевидно, что миф о русском фашизме необходим антинародному режиму
для выживания, поэтому в обществе формируется атмосфера благоприятствования
фашистских настроений. Власти смотрят сквозь пальцы на деятельность ряженых фашиствующих
организаций. Маршировки боевиков с фашистской символикой у Дома
Советов в сентябре-октябре 1993 года были выгодны не осажденному
Верховному Совету, а ельцинскому режиму, который всю мощь пропаганды
бросил на доказательство того, что альтернативой «демократам» в
России может быть только фашизм. Поэтому же лидеры патриотической оппозиции
не допускаются к телевизионному экрану, в то время как на нём почти
каждодневно мелькают фашиствующие провокаторы. В то время, когда
реальным патриотическим организациям явно и тайно перекрыт доступ к средствам
массовой информации и к финансированию, экстремистские группы обладают мощной
финансовой базой, массой газет, дорогостоящими офисами вблизи Кремля.
С другой стороны, действия режима
создают социальную базу для экстремистских идеологий, ввергая общество
в нищету, люмпенизируя его. Режим под завесой лжи и дезинформации
имеет вполне этатистские проявления: Президент – единственный,
безальтернативный; расстрел из танков высшей законодательной
власти государства; масшабные фальсификации при принятии конституции 1993
года и на выборах президента в 1996 году; выведение власти из-под контроля
общества; келейные принятия важнейших государственных решений;
развязывание кровавой бойни в Чечне. Внедряет режим и другую составляющую
фашистской идеологии – разжигание националистической вражды призывами
к национальным меньшинствам: берите суверенитетов, сколько проглотите;
унижением национального достоинства русского народа, его расчленением,
растлением его нравственности, разрушением его культуры.
На подавление русского национального
возрождения брошены колоссальные ресурсы насилия, лжи, провокации,
растления, блокирующие восстановление исторической памяти и самосознания
– возвращение духовного здоровья нации, напротив, усугубляющие приобретенные
болезни, насылающие новые соблазны, увлекающие новыми болотными
огнями, толкающими к пропасти. В этой связи можно выделить три
отряда провокации в борьбе с русским возрождением. Первый – «Память»
Васильева (конец восьмидесятых – начало девяностых годов), задача которого – опошлить
и дискредитировать патриотическую идею в глазах мировой и отечественной
общественности. Второй – деятельность генерала КГБ Стерлигова (начало
девяностых), который стремился расколоть и нейтрализовать патриотическое
движение. Когда это не удается вполне, на авансцену выдвигается Жириновский,
задача которого оседлать патриотические силы, дискредитировать их,
перенаправить их энергию на поддержку антинациональной политики власти.
Были и другие примеры провокационных действий ложных патриотов, попыток
оболгать одних, расколоть других. Провокаторы подменяют русский
патриотизм чужеродной фашиствующей демагогией. Они борются не с
противниками русской идеи, а маниакально охотятся за ведьмами среди
патриотов. Псевдопатриоты перемежают свои демагогические декларации
реальной поддержкой антинациональных действий ельцинского режима
в решительные моменты (как при расстреле Дома Советов в октябре
1993 года).
Не успевшее оформиться после
коммунистического тоталитаризма и разгромленное национальное сопротивление
уходит вглубь, в церковную жизнь, в культурное творчество, в попытки отстоять
отечественное образование, сохранить научный потенциал, возродить традиционные
сословия (казачество, дворянство, купечество). Но без возрождения российской
государственности – своего рода национального панциря – обречены на
провал все попытки самосохранения нации.
Церковь в девяностые годы
Ельцинский режим, называвший себя
антикоммунистическим, по существу сохранял основу большевистского отношения к
миру – материалистическое атеистическое мировоззрение. В девяностые к народу
медленно возвращается историческая память, многие люди, не считающие себя
верующими, тяготеют к формам православного уклада жизни – реакция на чужеродную
масскультуру и потребительскую цивилизацию. Восстановленные храмы и монастыри
полны народа, в них возрождается традиционная церковная жизнь. На грани чуда
тот факт, что после десятилетий истребления носителей религиозных традиций
приходская и монастырская жизнь полноценно возрождается, в разнообразных формах
восстанавливается дореволюционный уклад. В одних приходах преобладает
миссионерская направленность, в других множество народа приходит на проповеди
талантливого батюшки, третьи славятся своим духовником. На Валааме
восстанавливается традиция строгого аскетического и вместе с тем хозяйственного
монастырского уклада. В Оптиной пустыни возрождаются учёное монашество и
обширная миссионерская деятельность монастыря. При храмах открываются
приходские школы, появляются высшие православные учебные заведения,
православные издательства. Тысячи храмов и десятки монастырей по всей России
становятся своего рода духолечебницами, в которых оздоравливаются
миллионы людей.
Власть остаётся чужеродной по
отношению к историческим традициям России. В духе государственного атеизма
ведётся скрытое разрушение Православия. На виду – кремлёвские
богослужения напоказ, открытие столичных храмов и строительство храма Христа
Спасителя, нераскаявшиеся атеистические вожди со свечами в храмах. На деле – государственная
поддержка прозелитизма, создание благоприятных условий для чуждых религиозных
верований, навязывание православному народу сектантского сознания.
Обескровленная репрессиями коммунистического режима, Русская Православная
Церковь лишена государственной поддержки. В первой половине девяностых годов во
многих местах блокировалось открытие православных храмов. После разрушения СССР
и отмены его законов Российская Федерация оказалась беззащитной перед
религиозной экспансией из-за рубежа, ибо действующий закон «О свободе
вероисповедания в РСФСР» был принят в 1990 году как закон республики в составе
союзного государства и не мог предохранить от резкого усиления этой экспансии.
К лету 1993 года Верховный Совет принял закон «О свободе совести в РФ», который
регламентировал деятельность иностранных миссионеров по опыту европейских стран.
Под давлением из-за рубежа и со стороны доморощенных радикал-демократов Ельцин
дважды накладывал вето на закон с показательной мотивировкой: «Закон
нарушает права и свободы зарубежных граждан». В третий раз принятие этого
закона было расстреляно вместе с Домом Советов в октябре 1993 года.
В то же время власти регистрируют
по всей стране многочисленные общины, насаждаемые из-за рубежа, а также
антиправославные секты, псевдорелигиозные организации, зомбирующие людей,
культивирующие садизм, разрушение семьи, поклонение сатане («Белое Братство»,
«Аум Синрикё» впоследствии совершили жестокие преступления). Государственные
органы народного образования посылают специалистов на стажировку в США к Муну,
отбывшему тюремное заключение за неуплату налогов мультимиллионеру,
претендующему на роль религиозного мессии. С 1992 года государственное
телевидение отдано на откуп зарубежным миссионерам, им предоставляются
кремлёвские залы, стадионы – не за высоты духовной проповеди, а за содержимое
их кошельков. Россия превращена в прибежище для псевдорелигиозных
экстремистских организаций со всего мира, чего не допускает ни одна
цивилизованная страна. Если естественны протекционистские меры защиты со
стороны государства по отношению к своим неконкурентным на мировом рынке отраслям
экономики, то тем более должно быть оправдано радение государства о жизненно
важной для общества духовной сфере. Наша власть озабочена соблюдением прав и
свобод не своих, а прежде всего зарубежных граждан. На огромных просторах
России можно встретить и примеры иного рода, но они являются исключениями,
зависящими от доброй воли того или иного местного руководителя.
В 1990 году Верховный Совет РСФСР
отменил ленинский декрет об изъятии церковных ценностей. Но – правовой парадокс
– собственность так и не была возвращена владельцу. Как и в СССР, государство
милостиво предоставляет общинам церковные строения в безвозмездное
пользование, чем сохраняет рычаг воздействия на церковную жизнь: при
изменении политической конъюнктуры власть может вновь наложить руку на
церковное имущество. Государство имеет моральный долг в отношении Русской
Православной Церкви, наиболее многочисленной религиозной конфессии,
обескровленной репрессиями режима государственного атеизма. В это время все
конфессии, кроме РПЦ, получают поддержку и материальную помощь от своих
религиозных центров из-за рубежа. При бедности государства возвращение
недвижимости, земель, ценностей позволило бы Церкви самой решать свои
материальные проблемы. Возвращение церковной собственности – условие возрождения
Церкви. Для этого нет нужды устраивать новую экспроприацию и выгонять нынешних
арендаторов, которые могли бы платить за аренду церковным приходам как
собственникам недвижимости.
В условиях государственной разрухи
Русская Православная Церковь – единственная организация, которая сохранила свои
структуры на всей территории большой России – СССР. Очевидна цель либерал-большевистского
режима: обескровить, расколоть Церковь, увести у неё паству в чужеродные
вероисповедания, оставшееся – поставить под контроль и использовать в
собственных нуждах. Главное – изолировать Церковь от широких масс и не
допустить возрождения православного самосознания народа, сохранить
идеологический контроль над обществом. Но одновременно с этим власти стремятся
использовать авторитет Церкви для санкционирования своих акций.
Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН.