«Если всё будет идти как идёт, Россия потеряет Курилы, а потом остальной Дальний Восток…»

Василий Авченко — публицист,
а с недавнего времени ещё и писатель из Владивостока написал книжку «Правый
руль», которую издали в популярном столичном издательстве «Ад Маргинем».

Аналогов этой книжки ни в
России, ни за её пределами нет. Начинается всё с, не побоюсь этого слова,
проникновенного рассказа о праворульных машинах – и получается своего рода
«Евангелие от Правого Руля».

Но потом автор делает
неожиданный кульбит, выходя в сферы геополитические, начальный пафос, связанный
с любовью к праворульным машинам, сводя на нет.

Красивая, неожиданная,
честная и познавательная книга – любопытная всем автомобилистам, конечно, но
далеко не только им…

Судьба праворульных машин в
России, судьба Дальнего Востока и Сибири, судьба России как таковой – обо всём
этом в интервью Василия Авченко.

— Откуда ты родом, Вась? И что связывает тебя с Нижним?

— Физически я родился в Иркутской области, в городке Черемхово
(возможно, в одном роддоме с Вампиловым – по крайней мере, хочется, чтобы было
именно так), но живу всё время во Владивостоке. Просто у меня сибирские и
забайкальские корни по маминой линии – она родом оттуда, но после института
попала во Владивосток; летом 80-го года поехала из Владивостока к своим
родителям в гости и там меня родила. Отец – приморский (учёный, и немаленького
калибра, геолог; с детства меня брал на полевые работы – в Амурскую область, в
Якутию, ну и по Приморью, само собой). Родным своим городом считаю Владивосток
и никуда не хочу из него уезжать. Несмотря на то, что уже уехала в Москву или
за границу добрая половина моих одноклассников-однокурсников.

Нижний Новгород мне очень дорог,
это один из считанных двух-трёх городов, которые мне понравились и в которых я
бы, наверное, смог жить. Это такой по-настоящему русский город, город с
историей. То, чего дальневосточникам не хватает, потому что мы все приехали
сюда — во Владивосток, Хабаровск, Благовещенск, Магадан, Южно-Сахалинск,
Петропавловск-Камчатский – очень недавно, максимум два-три поколения назад
(Владивостоку, к примеру, нет и 150 лет; Приморье, кстати, заселялось в
основном украинцами, откуда и моя фамилия). Поэтому я люблю бывать в Нижнем,
смотреть, ходить, впитывать эту среднерусскую Россию. Любимое место – между
кремлёвской стеной и памятником Чкалову, на самом верху, откуда просматривается
стрелка Волги и Оки — там можно впасть в настоящий транс.

Я бы мог никогда не побывать в
Нижнем, как большинство нижегородцев никогда не побывает во Владивостоке. Но
так получилось, слава Богу, что моя жена Лена, с которой у нас почти полтора
года назад родился сын Евгений, — из Нижнего, коренная нижегородка. Мы
познакомились в Москве на одном семинаре, в итоге она переехала во Владивосток.
Я шучу, что это стало единственным успехом «госпрограммы переселения
соотечественников на Дальний Восток», благополучно проваленной нашим
правительством. С Дальнего Востока люди уезжают просто пачками, и мне это
крайне не нравится. Хотя в самом Владивостоке – город всё же южный,
относительно тёплый, портовый, динамичный, не нищий – ситуация чуть получше,
чем на наших «северах».

— Смотри, а читая твою книжку о «Правом руле», я иногда
ловил себя на мысли, что, напротив, из Владивостока можно и не уезжать:
какая-то особая общность людей, иномарки опять же красивые и менее дорогие, чем
в России, природа, то-сё – и сам говоришь — «не нищий город». Зачем всё-таки едут?
И чем твои одноклассники-однокурсники занимаются в столице? Выбился кто-нибудь?

— «Чем в России» — фрейдовская
оговорка!

— О-ё-й! Да, Вася, ты прав…

— …Совершенно согласен с твоей
мыслью. Думаю, я стремился бы уехать из посёлка или совсем небольшого города;
но Владивосток меня устраивает, несмотря на все его, скажем так, особенности.
Зачем тогда уезжают? Они говорят примерно так: здесь настоящей работы нет,
здесь ты ничего не добьёшься и не сможешь реализовать свои способности. А в
Москве – зарплата в много тысяч долларов и вся Европа рядом, можно за копейки
туда летать. Правда, по поводу этой «самореализации» мне не очень понятно: если
ты хочешь стать режиссёром на «Мосфильме» или президентом страны, то, конечно,
следует ехать в Москву, поскольку во Владивостоке нет ни «Мосфильма», ни
Кремля. В других случаях всё это довольно сомнительно. К тому же Москва –
совершенно безумный город. Мои однокашники, насколько я могу отсюда судить,
хорошо устраиваются в Москве и за границей — работают в ведущих СМИ, на
федеральных телеканалах, в крупных пиар-фирмах. Я рад за них. Но всё-таки мне
кажется, что в Сибири и на Дальнем Востоке значительная часть населения
поражена каким-то массовым психозом: надо, надо уезжать, здесь ловить нечего,
пусть хоть наши дети поживут по-человечески. Другое дело, что у этого психоза
есть, безусловно, объективные социальные предпосылки: сегодня зауральская
Россия испытывает серьёзный «комплекс брошенности». Может, накладывается и то,
что на Дальнем Востоке русские люди не успели толком укорениться. Мы все здесь
приезжие – не во втором поколении, так в третьем, вот и смотрим на запад, где у
многих остались родственники.

— Теперь о литературе, да? Долго ли писалась твоя книжка
«Правый руль»? (кстати, пользуясь случаем, поздравляю с отличной работой – ой,
как любопытно и радостно это читать; моя жена, например, прочла её за три часа,
не отрываясь и отгоняя мешающих детей – где это видано, чтобы женщины читали о
машинах? Молодец, короче, что тут скажешь).

— Года полтора-два писалась, если
судить по дате создания файла. Гораздо меньше, если вычленить «чистое» время
писания; и гораздо больше, если приплюсовать сюда те годы, в течение которых
эта книжка — ещё не написанная и не задуманная — мной проживалась.

Двадцать три года своей жизни я был
совершенно равнодушен к машинам, но потом, видимо, подхватил какой-то вирус. Я
работал в местной газете, писал в основном о политике, но вот купил машину — и
вскоре стал постоянно писать об автомобилях. С какого-то момента для меня стало
очевидно, что автомобиль в Приморье – больше, чем автомобиль. Он стал образом
жизни, фактором политики, культуры и чуть ли не религии, этаким солнечным
сплетением данного времени, данного пространства и данного сообщества людей. Я
ждал, что кто-нибудь возьмёт и напишет об этом хорошую книгу, которую я с
удовольствием прочитаю, но никто почему-то её не писал. И вот файл начал расти,
а вокруг параллельно происходили всё новые события, дополняя картину.

Когда год назад во Владивосток
прислали из Подмосковья отряд «Зубр», чтобы нас разгонять, я решил, что
картинка сложилась, пора ставить точку — и вскоре поставил, хотя история
правого руля в России ещё не окончена. Мне хотелось, чтобы эту книгу прочитали
не на Дальнем Востоке (здесь у нас про правый руль и всё остальное с ним связанное
и так все прекрасно знают, ещё лучше меня), а – там: в Москве, Питере, Нижнем.
Потому что Россия сегодня настолько разорвана, что жители различных концов
страны очень слабо представляют себе жизнь друг друга. К тому же большинство
авторов сосредоточено на западе, в результате чего появляется множество книжек
(в том числе отличных) о Москве, а Дальний Восток – треть страны, если что –
остаётся этаким белым пятном, информационной пустыней. Здесь (как и везде – от
Калининграда до Кавказа) тоже происходит множество интересных событий, идёт
яркая, разная, трагическая и радостная жизнь наших людей, о которой надо
рассказывать, которую надо фиксировать и осмысливать. Но никто этого почему-то
не делает. Чуть не единственное счастливое исключение – это сибиряк Михаил
Тарковский, который написал замечательные произведения в том числе и о моём
Владивостоке — «Гостиница «Океан», «Тойота-Креста». Я думаю, его книги нужно
всячески пропагандировать. Они известны меньше, чем того заслуживают. Я вот,
кстати, узнал о Тарковском от тебя, за что очень тебе благодарен.

Рад, что издательство Ad Marginem, которое меня давно
восхищало своей работой, решило мою книжку издать. Тем более что я обратился
туда в прямом смысле слова с улицы – никто и звать меня никак, прислал рукопись
по электронной почте. Было опасение, что людям, далёким от автомобилизма и от
Дальнего Востока, будет это читать неинтересно. Но, кажется, оно не
подтверждается – старательно стучу по дереву.

— Будешь ли писать вторую? О чём?

— Пишу, довольно давно. Что-то уже
выкристаллизовывается постепенно. Теперь хочу — о людях. И о любви. И о
ненависти. И о политике. И, конечно, о Владивостоке – он достоин того, чтобы
быть включённым в культурное пространство, как давно включены в него Москва,
Питер, те же Одесса, Киев или Нижний. Это будет уже не «документальный роман»,
как определили жанр «Правого руля», но и не «классический». Если вообще будет,
конечно. Может быть, я безнадёжно испорчен репортёрством, но у меня очень слабо
развита фантазия, я не умею придумывать. Это, впрочем, меня не сильно пугает,
потому что вокруг меня (при том, что я живу крайне заурядной гуманитарной
жизнью – дом, редакция, компьютер; я не воевал, не сидел, даже каким-нибудь
сторожем или рыбаком не работал) и так происходит столько всего разнообразного
и интересного, а порой даже невероятного, что ничего придумывать не нужно:
черпай сюжеты, как горбушу на нересте, чуть ограняй фактуру – и всё. Зачем
вообще придумывать, если мы с реальностью не успеваем разобраться? Поэтому
сейчас я вижу несколько тем и сюжетов, которыми с удовольствием позанимаюсь.
«Чистая проза» порой кажется мне лишь имитацией реальности; «чистая
публицистика» видится слишком плоской. Мне интересно сплавить публицистику с
прозой. А там посмотрим.

— Интересное наблюдение о чистой прозе и чистой
публицистике, что-то такое давно назревает… Может быть, Лимонов этим занимается
отчасти?.. Что ты вообще думаешь о современной литературе? (обо мне не надо!)

— Что значит не надо, Захар? Я
понимаю, что о тебе и без того уже диссертации пишутся, но говорить о
современной литературе и не сказать о тебе у меня не получится. Так что я скажу
– а ты, если хочешь, повычёркиваешь потом всё лишнее.

Мне очень нравится современная
русская литература (нерусскую знаю плохо, что, конечно, неправильно)! Проблема
в том, что сегодня в России мало читают. А сама литература просто замечательна.
Лет ещё пять назад мне казалось, что новой хорошей русской литературы нет, что
есть пожилые мощные «мамонты», но нет юной поросли, говорящей новые слова; с
каким удовольствием я обнаружил, что в корне ошибался! Может быть, в Москве я
обнаружил бы это раньше, кто знает. Но стоило начать хоть чуть-чуть
интересоваться тем, что происходит, хотя бы заглядывать в интернете на
страничку «Журнальный зал» или там на «Экслибрис-НГ», — и я открыл для себя
новый прекрасный мир. Кстати, со знакомства с твоими «Патологиями» (столь же
случайного, как и знакомство с женой и Нижним, и впоследствии с тобой, Захар,
хотя некоторые говорят, что случайностей не бывает) это открытие и началось.
Надо же, подумал я, вот появился откуда-то этот парень, почти ровесник мой – на
пять лет меня старше; но «Патологии», подумал я ещё, написаны настолько
грандиозно, что этот парень, наверное, больше ничего не напишет на таком уровне
– не сможет, нельзя. Однако потом я прочитал «Санькю», опять же с удовольствием
обнаружил, что ошибался, и сказал себе, что буду читать каждый текст, который
напишет Прилепин – даже если это будет не роман и не рассказ, а матерная
надпись в подъезде. И пошло, пошло дальше; Прилепин стал для меня ниточкой, с
которой я начал распутывать этот прекрасный разнообразный клубок. Я открыл для
себя чудесного Германа Садулаева с его невозможной книгой «Я – чеченец!».
Открыл замечательного Сенчина (жена требует больше не покупать его книг, потому
что они вгоняют её в депрессию; я говорю: «А ты не читай!», а жена отвечает: «Я
не могу не читать, потому что он так пишет, что не оторвёшься»). Быкова,
безусловно. Елизарова. Шаргунова. Рубанова. Алексея Иванова (прекрасно, что он
живёт в Перми, а ты – в Нижнем Новгороде, и Тарковского здесь же можно
вспомнить; вы доказали, что не обязательно жить в Москве). Много других имён.
Открыл, что есть множество замечательных поэтов (я, например, совершенно
влюблён во Всеволода Емелина). Есть много интересных критиков. Это не говоря о
тех же Пелевине, Сорокине и ещё многих. Не говоря о литераторах старших
поколений, которых уже зовут «живыми классиками». Но тут важнее не то, что —
«классики», а то, что – живые и пишут. На меня оказал и оказывает тотальное,
без преувеличения, влияние Лимонов. Я рад жить в одном времени с ним и очень
жду его новых текстов и новых политических шагов.

А если кто-то всего этого не
читает, не знает, – то это его личная проблема, а не проблема литературы.
Другое дело, что, если бы хороших писателей чаще показывали по телевизору, их
бы, может быть, и читали больше. И, скажем, до Владивостока доходят далеко не
все книги (я в последнее время предпочитаю заказывать их по интернету –
быстрее, дешевле, и выбор больше). Иногда дашь кому-нибудь почитать книжку,
которая тебя зацепила, — и потом человек удивляется: надо же, я и не знал, что
сегодня так пишут… Но ладно ещё Владивосток – а что происходит в райцентрах, в
сёлах? Литература-то живёт и цветёт, но, к сожалению, не работает в полную
силу, не влияет – как она могла бы влиять; ведь она – не «вещь в себе», ей
нужен читатель. Я – за пропаганду чтения. Нечитающий человек кажется мне
человеком иной крови, я его с трудом понимаю и даже иногда побаиваюсь.

— Исчерпывающий ответ. Перейдём к журналистике. Мы тут
делаем «Новую газету» в Нижнем – а вы затеяли то же самое бурное дело у себя.
Ну и как, дорогой коллега, дела у «Новой газеты» во Владике?

— Здесь я снова постучу по дереву
тщательно. «Новую газету» во Владивостоке мы маленьким дружным коллективом
начали выпускать с 1 октября 2009 года – совсем недавно. Так получилось, что на
рынке местных СМИ произошёл очередной передел, связанный в том числе с желанием
местных властей контролировать прессу. Несколько отличных журналистов (я не о
себе) оказались — ну не на улице, конечно, но, скажем, не в самой комфортной
ситуации. В этот момент – «не было бы счастья…» — и появилась идея начать
выпуск «Новой газеты», которая раньше до Дальнего Востока никак не доходила
(только в интернете). Кстати, ты сам дал импульс этому проекту. Когда я
увольнялся из газеты «Владивосток», в которой со сменой владельца мне стало
работать крайне некомфортно (абсурд зашкаливал: новое руководство газеты,
близкое к нынешнему мэру города, стало, к примеру, чуть не пинками выгонять
журналистский коллектив на первомайскую демонстрацию с «Единой Россией»; естественно,
я устроил небольшой скандал, в результате мне потом практически перестали
платить деньги, это длинная и довольно забавная история), мы думали с
единомышленниками, чем заняться. Были разные варианты; наиболее интересным нам
показался твой опыт издания «Новой» в Нижнем. И вот газета выходит – каждый
четверг, 40 полос (половина – московские, половина – наши). Старт неплох —
насколько могу судить, газета позитивно воспринята владивостокской аудиторией,
хотя мы находимся ещё в начале пути и итоги, даже промежуточные, подводить
рано. Момент оказался очень удачный: в городе появилось то, чего не хватало.
Есть и соответствующая (ожидаемая) реакция властей, но, тьфу-тьфу-тьфу, до
изъятий компьютеров и судов, как было у тебя, пока не дошло. Будем расширять
пространство свободы. Редакция, кстати, у нас находится на бывшей территории
«Дальзавода» — обанкроченного судоремонтного гиганта, окна выходят прямо в
пустующий цех с замершими кран-балками и изображениями орденов, которыми был
когда-то награждён завод.

— Да-да, благоприятная картина, очень помогает. А у меня
окна выходят в рабочий дворик СИЗО. Я поначалу хотел повесить шторы, но потом
передумал. Мол, думай о вечном, Захар: пока ты тут, в тепле, там кого-то
выводят и уводят с собаками… Тебя, Вась, это уже видно по твоей дебютной книге,
волнует не собственно автомобильная тема – а связанная с «праворульными»
машинами мифология, и выход через эту мифологию в геополитику. Сейчас мы обо
всём этом поговорим подробнее. Начнём с самого начала. Каковы перспективы
правого руля?

— Его выдавливают по капле, как
раба из Чехова, и, видимо, выдавят. Останется небольшой сегмент, этакая
праворульная дальневосточная резервация, не более того. Сначала федеральные
чиновники говорили, что борьба против правого руля – это борьба за безопасность
на дорогах. Когда они сами поняли, что это бред, стали говорить о поддержке
российского автопрома. Теперь, когда они сами уже отказываются от «исконно русского»
автопрома, выступая за отвёрточную сборку иномарок и прекращение выпуска тех же
«Волг», складывается впечатление, что борьба с правым рулём превратилась в
борьбу с инакомыслием. Проходят какие-то протестные акции, милиция их более или
менее грубо разгоняет… Правый руль, конечно, дожмут. Уже почти дожали. В
сентябре 2010 года вступит в силу новый техрегламент, который, если его не
поправят, может поставить крест на импорте праворулек. Да и сейчас — несколько
наших автобизнесменов покончили с собой, объёмы ввоза «японок» на Дальний
Восток после прошлогоднего повышения пошлин резко сократились, народ
нервничает. Наверное, сейчас мы проходим пик насыщенности России правым рулём,
а дальше эта доля будет уменьшаться. Но за Уралом – чем дальше на восток, тем
сильнее — правый руль пока практически безальтернативен. Забавно: осенью я был
в Москве, и меня пригласили пообщаться в «Фаланстер» — как раз вот-вот должна
была выйти моя книга. Мы хорошо там посидели, потом вышли на Тверскую и стали
ловить машину. Остановился «маркушник» — легендарный «пацанский» заднеприводник
Toyota
Mark II,
в девяностом кузове («самурай»), естественно – с правым рулём, потому что
«марков» с левым рулём не бывает. В центре Москвы! Думаю, это показательно. Я
даже сначала подумал, что всё подстроено.

Вообще же я не отношусь к крайним
праворульным ортодоксам. Я пишу про «великую праворульную эпоху», и для
зауральской России правый руль действительно стал Эпохой, это здорово и
интересно, но есть вещи дороже всех рулей и машин. Некоторые мои земляки
говорят — мол, давайте устроим Дальневосточную республику, на фиг нам нужна эта
Москва, и отменим пошлины. Здесь моя страсть к правому рулю заканчивается. Я
лучше буду ходить пешком, но жить в единой, как бы пошло это ни звучало,
России. Со всеми её сегодняшними мерзостями, но в едином культурном
русскоязычном пространстве, со всеми русскими людьми, к которым я принадлежу и
от которых никуда не денусь. Правый руль распространился от безысходности, в
90-е, когда государство фактически ушло с Дальнего Востока: живите как хотите,
заводы стоят, работы нет. Он, руль, нас в каком-то смысле спас, да. Он сообщил
постсоветскому Дальнему Востоку особую эстетику, благодаря которой тот же
Владивосток сегодня резко не похож на другую русскую провинцию и вообще не
похож на провинцию. Но автомобили – сомнительная ценность, как бы я лично к ним
ни прикипел. Буржуазно-потребительские фетиши мне, в общем, безразличны и даже
отвратительны. Есть другие, высшие понятия – любовь, дети, дружба, доброта,
мужество, родина… Другое дело, что сегодня на Дальнем Востоке нет большого
всеобщего важного и интересного дела. Да и в целом в России нет такого дела —
государство нам его не может предложить. Вот все и живут, как могут. Мы тут на
востоке спасаемся правым рулём и видим в нём жизнь, свободу, культуру. И когда
Москва пытается его отобрать – огрызаемся. А если бы появилось нечто всеобщее и
важное, если бы с Дальнего Востока перестали бежать, если бы наши женщины
радостно и много рожали, мужики не спивались, не скуривались и не скалывались,
Тихоокеанский флот не ржавел у стенки, заводы работали, а каждый из нас был бы
уверен в завтрашнем дне, – нам не понадобилось бы никакого правого руля. Но
отбирать его сейчас, в тех условиях, что есть, – значит просто добивать Дальний
Восток. Всё к тому и идёт.

О машинах мне больше писать не
хочется. Да и «Правый руль», собственно, не совсем о машинах. Но я думаю, что
по крайней мере один раз мне придётся ещё как-то вернуться к этой теме.
Написать достойный некролог правому рулю, когда он умрёт.

— Чем объясняется наша терпимость к власти и всем её
скотским закидонам?

— Вот это – всем вопросам вопрос… Я
не знаю, Захар. Ты сам как это себе объясняешь?

— Если б я умел себе это объяснить – я б не спрашивал…

— Я не хочу повторять рвотные
перестроечные бредни о «рабском менталитете»; но бывает ощущение, что народ
поразила некая информационная чума. Кажется, взгляни вокруг спокойно, открытыми
глазами, посмотри даже хоть официозный телеканал, не обязательно читать «Новую
газету» или газету «Завтра» – и ты неизбежно придёшь к очевидному выводу о
необходимости всё менять, причём менять революционным путём, потому что иначе,
похоже, никак. Довольных властями я вокруг себя не вижу. В чём же дело? В
манипуляции сознанием? В запуганности людей? В «снижении градуса
пассионарности»? А чёрт его знает. И ничего не происходит. Может, ещё
произойдёт, скоро? Я верю, что произойдёт. Хотя, может быть, эта вера – лишь
защитная реакция организма, потому что без неё жить было бы совсем невыносимо.
С другой стороны, обнадёживает опять же литература – новая, свежая литература.
Ведь не только Лимонов, не только Проханов говорят о революции; о ней теми или
иными словами, не обязательно вот так прямо в лоб, но говорят —
двадцати-тридцатилетние люди. Это не «замшелые осколки СССР», это именно новое
поколение людей — нормальных, энергичных, умных, честных, даже «успешных», —
которым активно не нравится то, как организована жизнь в России.

— Твой прогноз о будущем России — и о будущем Зауралья,
Дальнего Востока, Сахалина, Курил, Камчатки.

— Путин только что отдал Китаю
полтора острова на Амуре – их видно прямо из центра Хабаровска, с набережной,
там у людей были дачи. Если всё будет продолжаться так, как идёт сейчас, то
Россия, конечно, потеряет все эти территории. Сначала – Курилы (вот ещё
чудесный автор вспомнился – Кузнецов-Тулянин с его «Язычником»), потом
остальной Дальний Восток, потом начнёт терять и Сибирь. Здесь слишком мало нас
живёт. Другое дело, что «ничего не потеряно, пока не потеряно всё». Сегодня
ситуацию определяют одни факторы, а завтра могут появиться другие. Но сейчас я
не вижу поводов для оптимизма. Хотя, наверное, и в 1941-м их было немного.
Некоторые мои знакомые говорят – «пора отсюда валить», уезжают кто в Москву,
кто за границу, кто и китайский начинает учить (известная шутка – «оптимист
изучает английский, пессимист изучает китайский, реалист изучает автомат
Калашникова»). Я хочу жить во Владивостоке – но русском Владивостоке, конечно.
Вот и живу, и нас много таких, и всё у нас отлично. Что будет дальше… Вот сейчас
Москва, пишут «Ведомости», планирует передать тому же Китаю права на разработку
недр Восточной Сибири и Дальнего Востока. То есть китайцы будут добывать наши
ресурсы, увозить их к себе, там перерабатывать и нам продавать готовые вещи.
Если такое произойдёт, юридическое оформление принадлежности российского
Дальнего Востока Китаю уже не будет иметь особого значения. Я, конечно,
надеюсь, что этого не будет. Но, скорее всего, напрасно надеюсь. Хотя ведь оно
не навсегда – всё то, что окружает нас сейчас. Завтра может произойти что
угодно – и в России, и в мире. А вообще – всё прекрасно, ведь мы живы! Вот на
заливе лёд стал – у меня из окна видно, пора идти на корюшку.

— Не-не, погоди с корюшкой. Это, конечно, куда важнее
политики, но мы ещё о политике поговорим, ладно? Как относишься к идее переноса
столицы из Москвы?

— Положительно — примерно как к
глобальному потеплению, которого, правда, всё никак не почувствую. Перенос
столицы – решение всегда трудное, даже болезненное, но оно говорит, во-первых,
о серьёзной потенции государства, во-вторых, о некоем новом векторе, новом
толчке. Можно по-разному относиться к Петру Первому, но это было сильно –
построить новую столицу, очень сильно. Столицу из Москвы надо убирать, для меня
это бесспорно. Разорвать к чёрту всё это сросшееся бюрократическое кубло. Куда
переносить? Ближе к географическому центру России, потому что сегодня столица
находится на крайнем западе страны, это неестественно. Москва была логичной
столицей лет 500 назад, но после освоения Сибири и Дальнего Востока столицу
надо переносить. Видимо, в Сибирь куда-то лучше всего. Тогда, кстати, не
понадобится уменьшать количество часовых поясов в стране – бредовая, на мой
взгляд, идея, высказанная президентом Медведевым в его последнем послании
Федеральному собранию: вот, оказывается, что мешает эффективно руководить
страной. Давайте, дескать, подтянем Дальний Восток к Москве по времени (не
наоборот же) – и будет всё просто зашибись. А во Владивостоке тогда будет
темнеть днём; ну ничего, потерпят.

Нынешняя власть не перенесёт
столицу никуда. Эти люди не способны ни на что серьёзное. Гораздо проще и
приятнее качать нефть, пилить бюджет и прятать несогласных по тюрьмам. Если
столицу когда-нибудь и перенесут — это сделают другие люди.

— Ну я тоже так думаю. Надеюсь, кого-то из них мы с тобой
уже встречали. Пойдём теперь за корюшкой, Вась.

— За этим не заржавеет!

Беседовал
Захар Прилепин

Все тексты рубрики Прилепин.txt
можно просмотреть здесь.