Коррупция в России и борьба с ней

Я хочу начать с важной оговорки. В
том, что президент Медведев хочет и берется решить в стране проблему коррупции
— а заодно связанную с ней проблему реформирования судебной системы (точнее,
создания, потому что сегодня ее просто не существует) — нет ничего плохого или
смешного. То, что эта проблема грандиозна — и мало кому когда-либо ее удавалось
решить — ничего не значит. Все всегда бывает впервые. Колумбу тоже говорили,
что если бы плывя на запад можно было добраться в Индию — то это уже давно
кто-нибудь сделал бы.

Неверно резонировать и заранее
объявлять с усмешкой «все равно ничего не получится». Чтобы что-то получалось —
всегда надо сначала попробовать, причем иногда в условиях, когда все вокруг
считают задачу нерешаемой.

Пусть попробует.

Неверно, в конце концов, полному
энтузиазма молодому математику, берущемуся решить теорему Ферма, резенерски
напоминать на каждом шагу, что ее не смогли решить за прошедшие триста с лишним
лет. Во-первых, потому, что если все будут исходить из заведомой не решаемости
задачи — никто ее и не решит. А, во-вторых, потому, что он и сам об этом знает.

Так что если Медведев берется
побороть эту гидру — это уже похвально. Может быть, первый официальный визит
Медведева в Китай — это как раз для обогащения опыта борьбы с коррупцией: там с
ней тоже давно борются…

Проблема несколько в ином.

Во-первых в том, что вообще с самой
этой проблемой не все однозначно.

Во-вторых в том, что вообще не
вполне понятно, что именно хочет сделать Медведев.

С одной стороны, все ясно. Проблема
коррупции — одна из тех проблем, которые на самом деле выделяются обществом в
разряд ведущих. Именно в отношении коррупции (как сказал, подводя итог своему
правлению, Владимир Путин) не сделано практически ничего.

То есть, начиная с этой проблемы,
Медведев действительно берется как бы за «доделку» того, что не удалось сделать
предшественнику: то есть как бы подтверждает преемственность, причем в таком
срезе, который формально не дает оснований говорить о противопоставлении двух
президентов.

Причем, если он решает эту
проблему, он как бы доказывает свое право на власть. В конце концов и Путин
взялся решать проблему Чечни, когда распространенные предрассудки политического
класса России в основном признавали ее нерешаемой. Если Медведев побеждает
коррупцию — он как бы дорастает до статуса Путина, победившего Ичкерию.

В то же время он затверждает свой
приоритет, свое «ноу-хау» в борьбе за улучшение российской жизни. И показывает
народу как то, что его, как и путина, не пугают самые не решаемые проблемы
страны, так и то, что он понимает и знает волнующие общество вопросы.

И вот тут возникает несколько
нюансов.

Во-первых, хотя значимость
коррупционной тематики формально признается всеми, на самом деле, судя по
данным социологов, она вовсе не относится к числу наиболее болезненных для
общества.

Так, например, по майскому опросу
Левада-центра об основных претензиях граждан к правительству, вопрос
коррумпированности оказывается значимым, но далеко не ведущим: на него
указывает лишь 27 % опрошенных. То есть эта тема, по существу, волнует лишь
четверть населения. В то же время, на первом месте среди претензий стоит
неспособность справится с ростом цен и падением доходов населения — 57 %, на
втором — отсутствие заботы о социальной защите населения — 37 %.

Среди того, на чем стоило бы
сосредоточить власти свое внимание в первую очередь, эта проблема так же особо
не выделяется. Здесь в первую очередь значатся:

Борьба с инфляцией и ростом цен                                                                        62

Рост промышленного производства                                                                     49

Социальная ориентированность
реформ, идущих в стране                               38

Возвращение к государственному
регулированию экономики                          24

Пересмотр результатов приватизации
крупных государственных объектов   23

Государственная поддержка базовых
отраслей экономики       22Вот что бы
Медведеву, для естественной и понятной политической самореализации не заняться
системно одним из этих вопросов?

Пересмотром приватизации?

Возвращением к государственному
регулированию экономики?

Организацией роста промышленного
производства?

Социальной защитой населения?

Наконец — борьбой с инфляцией и
ростом цен?

Правда, возможно, всем этим
пообещал уже заняться Премьер-министр (который у нас Известно Кто), а Медведеву
просто вопросов для решения не досталось?

Но если так, получается, что его
как-то обделили, выделив самое не решаемое — или, во всяком случае — кажущееся
не решаемым.

Правда, возможно — он сам взял
участок потруднее. Но надо тогда добавить, что по данным уже провластного
ВЦИОМа, коррупцию, взяточничество, воровство и бюрократизм угрозой для страны
считает лишь 3 % населения. Тогда как на первом месте идет военная угроза со
сторны США и НАТО, демографический кризис, бедность населения, слабая
промышленность и т.д.

То есть получается, что президент
берется за проблему, которая, в общем-то на слуху, вызов ей впечатление
производит — но на самом деле для подавляющего большинства населения она особой
значимостью не обладает. А значит — с точки зрения большинства населения для
реального его повседневного самочувствия не слишком существенно.

Причина слабого интереса граждан
этой теме двояка.

С одной стороны подавляющее
большинство обычных людей в сфере, где действуют коррупционные отношения не
находится, сколько-нибудь заметных взяток не дает (может быть — потому что не
испытывает надобности в специфических услугах чиновников, да и денег нет) и не
берет (может быть потому, что большинству населения давать их не за что). С
другой стороны, в той ситуации, в которой этим людям приходится взятки
чиновникам давать, они воспринимают это не как подать, а как единственную
возможность от власти чего-либо путного добиться.

Тут тоже еще есть вопрос: что
лучше, иметь дело с честным чиновником, который тебе наверняка откажет, или с
взяточником, который что-то для тебя сделает?

И тут тоже имеется два
неоднозначных момента. Один заключается в том, что в основном от взяток если и
страдают напрямую, то не обычные граждане. Они, конечно, тоже страдают
опосредовано, потому что все «откаты» данные в той или иной сфере в конечном
счете покрываются из их средств за счет повышения цен на соответствующие товары
и услуги — но и в росте цен не этот фактор оказывается ведущим в большинстве
случаев. Но в первую то очередь от них если кто-либо и страдает, что бизнесмены
того или иного уровня. А с точки зрения обычного человека, если один нехороший
человек (чиновник) обирает другого нехорошего человека (бизнесмена), то это
сугубо внутренние проблемы плохих людей. И еще неизвестно кто из них хуже.

Второй же неоднозначный момент состоит
в том, что именно проблема системности коррупции позволяет говорить, что это,
по сути, не коррупция — это, в терминах Кургиняна, «специфический способ
социальной самоорганизации общества». Определенное устройство жизни. И
уничтожить его — в известном смысле значит уничтожить жизнь.

В этом отношении известно, что если
стоит задача разрушить некоторую, плохо или хорошо делающую некоторое дело
организацию, лучший способ ее решить — это начать бороться с коррупцией.

Если в организацию, пронизанную
коррупцией приходит кристально честный руководитель организация не откажется от
коррупции: она либо встанет, застопорится, либо в своей коррупционной
самоорганизации будет «огибать» честного руководителя. И если мы перед этим
имеем систему, в которой известно, как она работает и понятно, как с ней
обращаться, чтобы она была управляемой, то в описанном случае мы получим и
неуправляемую организацию и неуправляемую коррпуцию.

Это, опять же вовсе не значит, что
не надо с коррупцией бороться. Это означает лишь вопрос: а те, кто с ней хотят
бороться — они это понимают? Если понимают, то ту тоже вопрос: они берутся за
борьбу с коррупцией для того, чтобы ее победить или для того, чтобы некоторую
худо бедно работающую машину застопорить и разрушить? Если последнее — то каковы
собственно их подлинные, базовые цели?

И «борьба с коррупцией» — это
просто некий лозунг момента, который должен оправдать и мотивировать борьбу с
неким «другим»? Как, например, кампания по «критике с Конфуция» в свое время в
Китае была для Мао формой и обоснованием разгрома активистов «культурной
революции»?

Если же это не так, и те, кто
берутся за борьбу с коррупцией, вовсе не это имеют ввиду и этого не понимают?

А тогда в голову приходят некие и
иные сравнения.

Некогда, по историческим меркам не
так давно, один только что занявший высший пост в стране руководитель, тоже в
мае месяце, надеясь «явить народу великие дела» — тоже взялся за внешне
чрезвычайно насущную проблему, тоже на деле больше волновавшую политических
активистов, нежели сам народ: за борьбу с алкоголизмом. И последствия, как этой
борьбы, так и других его «великих дел» хорошо известны.

Может быть, оно совсем не так, но
уже одно сравнение — выглядит пугающе. Хорошо, когда новый руководитель
открывает новые горизонты для общества. Хорошо, когда он что-то дает (Землю,
Мир и т.д.).

Но когда он свою деятельность
начинает с оглашения задач новой «великой борьбы» — это все же настораживает. В
частности и потому, что «борьба с недостатками» — это нечто из серии «борьбы за
чистоту» в ситуации, когда нужно просто подметать.

Так что, конечно, пусть у Медведева
получится «Его Борьба».

Но может быть, было бы лучше
заняться контролем за ценами, развитием промышленности, или иной полезной
деятельностью?

А в Китае, который тоже борется с
коррупцией, возможно, лучше привезти опыт рационального государственного
регулирования экономики.

Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН.