Ирония судьбы
Начиная с
середины 90-х на нашем ТВ, не сбавляя оборотов, крутят старые добрые советские
фильмы. Их популярность среди народа так велика, что современным режиссерам
ничего не остаётся, как снимать ремиксы, а проще говоря, подделки советских
лент. И каждый раз, включая 31 декабря «Иронию судьбы или с лёгким паром» мы
вновь подпадаем под обаяние этого фильма с незабвенной музыкой Таривердиева на
стихи великих русских поэтов.
Одна из
причин успеха фильма, о которой ещё не говорилось, заключается в комфортной для
психики нации изображения русской зимы, пусть даже и с искусственными
снежинками. В общем, любим мы «Иронию судьбы» и всё тут. Но на предмет обожания
иногда полезно бросить рациональный взгляд, учитывая, что попытки осмыслить этот
фильм происходят достаточно регулярно.
Сегодня мне
хотелось бы поговорить о публикации Рустема Вахитова «Сказка о русской судьбе»
(www.pravaya.ru), и предложить вам свою интерпретацию этого фильма, отличную от
позиции автора упомянутой публикации. Сразу хочу сказать, что, как и автор
указанной статьи, я разделяю восхищение кинолентой Эльдара Рязанова. Мне близки
многие выводы моего коллеги, но как публицист, профессионально занимающийся
социологией кино, я не могу не отметить ряд концептуальных расхождений с
выводами автора статьи.
И начну,
пожалуй, с самого главного. А именно с попытки автора представить Женю Лукашина
в качестве «Героя-дурака», нелепого персонажа, что якобы традиционно и
поощряемо в русской культуре. Наверное, я бы точно также думал о Лукашине, будь
я негром преклонных годов или упомянутым в его статье туркменом. С точки зрения
иностранцев, привыкших формализовано рассматривать явления русской жизни, Женя
Лукашин – настоящий русский. Пьяный, иррациональный панибрат, не очень
ухоженный, но душевный бессеребренник. Наверное, такими они и хотят нас видеть.
Но удивительно, что эти качества приписываются главному герою моим
соотечественником, не разглядевшим подлинные психологические портреты Лукашина
и других персонажей.
Лукашин –
антисистемный элемент и одинокий секс-символ районного масштаба
Давайте
разбираться по ходу пьесы. Уже в первом пункте под названием «Интеллигентское и
народное» Рустем Вахитов говорит об унификации домов, квартир, мебели и
жизненных установок советских людей, которые все поголовно стремились удачно
жениться или выйти замуж, чтоб «выглядеть прилично в глазах общества».
Рустем
Вахитов: «И только немногим «безумцам», которые не хотели подчиниться
стандартам и унификации, удалось найти подлинное счастье, настоящую любовь».
Исходя из этой логики, всё тогдашнее население Союза либо «безумцы», и поэтому
счастливы, либо «подчинившиеся стандартам» и поэтому глубоко несчастны. Как
минимум, неоднозначное утверждение.
А было ли
вообще стремление жениться и выйти замуж у главных героев фильма Нади и Жени?
Рустем Вахитов почему-то считает, что «и Надя, и Женя пытались сами обустроить
свою жизнь, но это им не удалось».
Мне кажется,
что они оба более чем успешно обустроили свою личную жизнь, вызывая зависть
своего окружения. Так называемые «подруги» Нади не случайно пребывают в шапках,
чем мастер нюансов Рязанов одним штрихом донёс да нас внутреннюю сущность этих
«женщин в футляре». Однако в Надиных коллегах намного больше русского, чем в
самой Наде. Эти две разбитные учительницы любят хорошее застолье и веселье. При
этом в отличие от Жениных «друзей», они более тактичны и знают, когда следует
«свалить» из гостей. В их кампании Надежда выглядит как прибалтийская девушка,
которую каким-то непонятным ветром занесло на пьянку в Орехово-Зуево или
Челябинск. Этот эпизод лишний раз говорит нам о том, что Наде было бы вполне
комфортно существовать и без своего окружения, о фальшивых отношениях с которым
справедливо говорит Вахитов.
Интересные
судьбы. Одна встречалась с женатым мужиком 10 лет подряд, другой тоже,
наверное, не скучал. Неужели кто-то сомневается, что героиня с внешностью и
манерами Барбары Брыльска не смогла бы увести мужа из семьи, тем более
располагая отдельной квартирой? Да любого, причём в два счёта! Значит, не
хотела, понимая гармонию как приятные отношения без обязательств. И эта
гармония была бы абсолютной, если б не шушуканья подруг и укоризненные взгляды
матери.
А где вы
видели, позвольте спросить, скучающего и обделённого женским вниманием врача?
Причем подтянутого, с хорошими манерами, не курящего и лояльного. Можно быть
уверенными, что помимо вздыхавших по доктору Лукашину медсестёр, у него были
свои почитательницы и среди пациенток. Причем, эти пациентки могли иметь
солидных мужей вроде Ипполита. Так как в свою квартиру Лукашин водить женщин не
мог, возможно, его просто банально застукали в районной поликлинике.
Иначе откуда
такая системная, иррациональная ненависть Жени к Ипполиту? Судя по всему, и
карьера врача, искренне любящего своё дело и пациентов, не сложилась из-за
какого-то конфликта с «сильным мира сего». Но это лишь догадки, в фильме о
причинах медленного карьерного роста Лукашина ничего не говорится.
Но наиболее
вероятной причиной ненависти Евгения к Ипполиту является подсознательная
экстраполяция коллективного образа своих «друзей» на Ипполита, которые он
полностью вобрал в себя. Заметим, что у героя Юрия Яковлева как бы нет фамилии,
а только экзотическое имя Ипполит, что как раз идеально для собирательного
образа. Но тогда получается, что Женя втайне ненавидел Павлика, Сашу и Михаила?
На минуту
представим процесс социализации Жени. Лукашин один ребенок в семье, что
продуцирует рост эгоизма и индивидуализма. Всё дефицитное и вкусное всегда
доставалось ему. Но на каком-то этапе в его жизни появляются три обалдуя,
которые вовсе не являются, как утверждает Вахитов, его старшими братьями из
былинной сказки. Эти три персонажа – а не два, как положено, – Женины
ровесники, одноклассники, но уж никак не старшие братья. Скорее, соседские
мальчишки, забегавшие пожрать после школы.
Причём в
любой сказке о трех братьях роли между ними чётко распределены, и всегда
заметны внешние различия. Старший, как правило, крепок телом и интеллектуально
ограничен; средний некрасив, хитёр и коварен; младший, он же Иван-дурак,
красивее и выше всех ростом, наивен и честен. Причем – и это самое важное – у
каждого из сказочных братьев своя стратегия, равные стартовые условия, они не
блокируются между собой, когда конкурируют за прекрасную царевну.
В фильме же,
Женины приятели – единое целое, они похожи внешне, их судьбы и интеллектуальный
уровень примерно одинаков, лишь IQ героя Буркова, со слов друзей, немного выше
их собственного. Такое распределение ролей напоминает скорее не семью, а,
скажем, группу барсеточников или лохотронщиков, где один завлекает, другой
обеспечивает физическое прикрытие, третий детально разрабатывает операцию.
В отличие от
сказочных персонажей, приятели представляют собой целостный и давящий на
Лукашина институт. Создаётся впечатление, что этим трём здоровым мужикам,
которые вроде счастливо женаты, просто как воздух необходим Лукашин! Они
нуждаются в нем ежедневно и коллективно, как дети – в зоопарке, лаборанты – в
микробах, а престарелые поклонницы – в своём театральном кумире.
Но Лукашин
интересен им как объект наблюдения, некий антиобраз, но не как партнёр и тем
более друг. Придя утром к нему в гости, они с бабским любопытством пытаются
разобраться в том, куда девалась бывшая невеста, и кто это очаровательное
создание в объятьях Жени. Лукашин им чужд, что особенно проявляется в бане, где
именно он напивается больше всех. Но при этом за пивом бежит Михаил, что
окончательно разрушает «сказочный» подход: старшие за пивом не бегают.
Посмотрев на
вернувшегося в Москву сына, мать понимает, что теперь уровень конфликтности
между окрепшим Женей и «коллективным Ипполитом» возрастёт. Мать волевым
движением выставляет «друзей» за пределы квартиры, из будущей счастливой жизни
своего сына. По-настоящему близких людей и тем более братьев так не
выпроваживают. Даже в сказках. И тут я частично соглашусь с Вахитовым: «…Женя
обретает настоящую любовь, которая раскрывает его подлинную сущность,
преображает его, делает его уверенным в своих силах, мудрым и тонко чувствующим
человеком». Но если отбросить лирику, то выясняется что их союз это вовсе не
физическое единение, а единение двух эгоцентристов, двух людей одного
социального уровня и возраста, двух личностей, свободных от критики друг друга.
Ещё их
объединяет один очень важный момент — отношение к государству. Европейская по
духу модельной внешности девушка Надя, вероятно, внутренне презирает «совок»,
где сталкивается с завистью и навязываемыми обязанностями. Лукашин как и любой
амбициозный специалист, которому не дают расти по служебной лестнице, также
вряд ли одобряет существующий строй.
Лукашин –
ловелас, боец и мелкобуржуазный собственник
Основная
часть статьи посвящена анализу поведения нетрезвого Лукашина, что совершенно
диссонирует с его внутренней сущностью в трезвом состоянии. Но ведь в поведении
пьяного Лукашина нет ничего эксклюзивного! Точно также ведут себя и пьяный
Ипполит, и нетрезвые приятели Жени. И у них такая же бессвязная речь, кураж,
осмеяние себя и других. Доходит до того, что эти «умники» ошибаются в несложном
ребусе, решая, кто же всё-таки летит в Ленинград, и по ошибке запихивают в
самолёт Евгения.
Но наступает
утро, и трезвый Лукашин предстаёт перед нами в виде бойца, способного не только
скрутить соперника, но и проявить душевное благородство к поверженному
Ипполиту. Евгений являет пример человека с сильным стержнем, отказываясь даже
от опохмела! Вы можете провести над собой не только этот, но и другой
эксперимент: попробуйте сказать вслух, что девочки вами никогда не
интересовались, причём следует сказать эту фразу с расслабленной улыбкой. И
причём женщине, за которой Вы ухаживаете. Дилетант начал бы говорить о
кандидатской степени и «Волге». Но Женя не таков! Проникновенный взгляд в
сочетание с фразой о своей непопулярности у женского пола, с ног до головы
выдают в этом с виду обычном человеке дамского угодника и дуэлянта. К тому же,
как нельзя кстати, подворачивается подходящая мишень.
Лукашин
внутренне свободен, и уже поэтому он в сто крат сильнее Ипполита, которому
Рустем Вахитов приписал все «смертные грехи» – антропоцентризм, буржуазное
сознание, титаническую мораль… На поверку выясняется, что Ипполит не более
буржуазен, чем Евгений и, тем более, Надя.
Несчастный
Ипполит находится под грузом социальных ожиданий и запросов своей расчётливой
невесты, панически опасаясь выглядеть неудачником, что роднит его с западными
буржуа. Но при этом нельзя утверждать, что образ Ипполита непопулярен в России:
хорошо одетый, статный красавец в годах с классическими чертами лица и
собственной машиной – идеальный супруг и тогда, и в наше время. Проблема
Ипполита в том, что он, выпив, оказался слишком русским по сравнению со своей
уж очень рациональной Надей. Выпивший Ипполит снимает маску перед Надей,
которая, заметьте, вообще ничего не пьёт и не ест. Вместо поиска «женщины-утешения»,
уже немолодой Ипполит погнался за «красивой обёрткой» и проиграл в
соревновании.
Героев Юрия
Яковлева и Андрея Мягкова отличает не только разница в доходах, но и
самооценка, которая у Ипполита, этого состоятельного, судя по машине и одежде
человека, поразительно низкая. Но классический антропоцентрик — советский
академик, генерал или номенклатурный работник — с такой низкой самооценкой
редко встречались в природе. Ипполит же безумно ревнует Надю даже к неряшливо и
скромно одетому, пьяному Лукашину.
Вероятнее
всего, Ипполит представитель «новой номенклатуры», ещё не освоившийся в этой
роли. Его барство несёт налёт плебейской молодости, что выдают его придирки к
блюдам Нади и откровенное свинство в ванной. Столбовая советская аристократия,
тем более питерская, такого себе не позволяла. А Лукашин, этот простой врач
районной поликлиники, в ключевых моментах отбрасывает свою разночинскую
сущность и являет подлинный аристократизм и рыцарство. В итоге, именно он
завоевывает главный трофей. Конечно, рыцарь иногда встаёт на колено, что
Лукашин и делает, застёгивая Наде сапог.
Немало
рассуждений Рустема Вахитова связано с фатализмом русского человека, который
также отмечали многие русские писатели и философы. Фаталист, «дурак», «младший
брат», отдавший себя в руки Высшей силы, всегда оказывается в выигрыше, «а
расчетливые же остаются ни с чем», — утверждает автор.
Этот вывод
имеет полное право на существование, но только не применительно к героям
данного фильма. Например, не ясно, в чем заключается расчетливость так
называемых «старших братьев», приятелей Лукашина? В чём проявляется их «ум и
трудолюбие»? В фильме показана отдыхающая мужская кампания, в которой один из
участников чувствует себя дискомфортно и напивается больше других.
Последующие
события трактуются Рустемом Вахитовым как отказ Лукашина от рационального
поведения и «фатализм». Довольно странное утверждение, учитывая, что смирение
гордыни и вверение себя в руки Господа есть сознательный акт, а Лукашин с
момента своего выхода (выноса) из бани, фактически до боя курантов пребывал в
бессознательном состоянии.
Одно дело,
если человек напивается, и при этом не уверен, что его донесут куда надо. Даже
зная, что его не донесут домой, человек всё равно напивается в стельку. Именно
такую установку можно принять как фаталистическую. Но ведь Лукашин даже в
страшном сне не представлял, что в итоге окажется в Ленинграде! Тогда о каком
фатализме можно говорить? Стрессогенная ситуация, созданная его властной
невестой и собутыльниками, привела к обильному возлиянию и резкому выключению
из реальности. Лукашин даже не понял, что оказался в руках Проведения, а поняв,
ужаснулся, что ещё раз говорит о нём как о человеке сугубо рациональном.
Протрезвев, Женя искренне раскаивается в своем поведении перед Надей и
Ипполитом.
Интересно
разворачивается коммуникация главных героев «по трезвяку». Помимо песен под
гитару, кратких бесед о жизни и рассказа о бане, они говорят исключительно о
материально-бытовых вещах, что развенчивает утверждение Вахитова о «глубинной
антибуржуазности русского народа». Сначала Надя и Ипполит обмениваются
подарками. Причем, Ипполит совсем некстати шутейно упрекает Надю в излишних
тратах. Параллельно между ним и Лукашиным идёт сравнительный анализ обстановки
московской и ленинградской квартир, в ходе которого Ипполит вбрасывает фразу о
недавно сделанном, видимо, при его материальной поддержке, ремонте.
На улице два
главных героя, препираясь, сравнивают гардероб друга друга. После бегства Ипполита,
между Надей и Женей заходит разговор об оплате междугородного разговора. Надя
раздраженно предлагает Жене звонить в Москву с её домашнего телефона в кредит.
Оставшись наедине, Надя и Женя говорят о работе, жалуясь друг другу на низкую
зарплату. Слегка перекусив, Женя моет посуду, чем привлекает живой интерес
Нади: ага, мальчик самостоятельный, бытом загружать меня не будет. Не то, что
этот закомплексованный и придирчивый барин Ипполит.
Ближе к
концу вечера, после фактического объяснения в любви, Надя одна выходит погулять
по ночному Ленинграду – очень по-европейски – не забывая намекнуть, что найдет
Лукашина, в случае кражи её имущества. Уже под утро встаёт вопрос о такси и
билетах на самолёт, при этом Женя обращает особое внимание Нади, что сразу же вышлет
ей деньги. Вот такие они, советские нестяжатели…. А накрепко сжатый в руках
банный веник, с которым Лукашин не расстаётся половину фильма, любому психологу
скажет гораздо больше, чем водопад общих фраз.
Конечно,
этот «материализм» главных героев не идёт ни в какое сравнение с сегодняшними
установками несчастного населения, брошенного в жёсткую рыночную среду. Но при
этом не надо забывать, что действие фильм происходит в середине 1970-х, когда
окончательно обозначился разлом между двумя «Россиями»: Россией
царско-сталинской, солдатской и ещё крестьянско-христианской и Россией
образованно-урбанистической, потребительской и индивидуалистической, где уже
разворачивалась сексуальная революция. Этот конфликт поколений виден и в другом
ленинградском фильме того же периода – «Осенний марафон», — где герой-фронтовик
безуспешно пытается прекратить блуд и заставить, наконец, жениться героев
Марины Неёловой и Олега Басилашвили.
Именно
поэтому, на мой взгляд, не корректны параллели между относительно молодыми советскими
горожанами брежневского периода и традиционной Россией начала XX века, о
которой в конце своей статьи упоминает Рустем Вахитов. Дистанция между русскими
из этих двух «Россий» — поистине огромного размера. Потребовалось несколько
десятилетий, чтобы началось латание дыр в душах и истории нашей истории,
постепенное возвращение нации к своей религиозно-нравственной, политической и
культурной идентичности.
…Но всё же
сказочный аспект, отмеченный Вахитовым, в этой истории присутствует. И это не
три брата и Иванушка-дурачок, а ковёр-самолёт в виде настоящего самолёта,
принесшего Женю в город на Неве. Это скатерть-самобранка в виде накрытого Надей
праздничного стола. Это самодвижущаяся печка в виде такси, которая довезла
Лукашина до улицы Строителей. Это и сама Надя как сказочный и вожделенный образ
Шамаханской царицы, правда, в образе прекрасной славянки.
Мысленное
возвращение в счастливое детство, помноженное на обаяние прошлой эпохи, всегда
будет заставлять нас включать телевизор каждый год 31 декабря и вновь окунаться
в эту милую сказку под названием «Ирония судьбы или с легким паром».
Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН.
