Monsieur, vous êtes fou

Нация — это договорное состояние, и входят в нацию те слои населения,
которые усвоили национальную культуру в достаточной мере, чтобы соблюдать
общественный договор

Александр Храмов написал статью "Русские негры: три столетия
внутреннего колониализма". Я не стал бы читать текст с таким
названием, попадись он мне в каком-нибудь бумажном или сетевом издании. Однако
сразу две ссылки на "Русских негров" появились прямо в моей миниатюрной френд-ленте.
Мне стало интересно, чем же им понравилась статья под столь экстравагантным
заголовком.   Я прочёл этот насквозь
пропитанный духом Руссо тeкст,
начинающийся с цитаты из Монтескьё: «Империи можно сравнить с деревом, слишком
разросшиеся ветви которого высасывают весь сок из
ствола и способны только бросать тень». 
Мне захотелось ответить на него в такой же манере — цитируя французов.

У барона Монтескьё действительно
есть понравившаяся Храмову мысль. Она содержится в
"Персидских письмах" и в чуть более pазвёрнутом виде звучит так:   «Империи можно сравнить с деревом, слишком
разросшиеся ветви которого высасывают весь сок из
ствола и способны только бросать тень. Пример испанцев и  португальцев лучше всего может излечить
государей от страсти к далеким завоеваниям.»  

Дальше идёт рассуждение о тех
проблемах, которые испытывают испанцы и португальцы в своих колониях. Это
обычная европейская демагогия, предшествующая отъёму у конкурента его владений.
Британцы впоследствии стали точно так же 
говорить, что никуда не годится французская колониальная империя. Ниал Фергюссон и сейчас
утверждает, что построенный французами Пондишери —
просто куча хлама (зато основанный англичанами Мадрас
— это жемчужина Индии). Американцы в свою очередь обнаружили, что Британская
империя приносит Англии одни убытки (уже в наши дни Валлерстайн
весьма преуспел в  распространении этого
мнения). Могу предположить: Евросоюз рано или поздно озаботится тем, что
американская империя доставляет американцам слишком много хлопот, ничего не
давая взамен.  

Людям свойственно стремиться
избавить ближнего от бремени его имуществa.
Но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь добровольно желал расстаться со своим
собственным хозяйствoм    Что же касается русских, они тоже
упоминаются в "Персидских письмах":    

«Московитам запрещено выезжать из своего
государства, хотя бы даже для путешествия. Таким образом, будучи отделены от
других народов законами своей страны, они сохранили древние обычаи и привержены
к ним тем сильнее, что и не предполагают, что могут быть другие. Но царствующий
ныне государь решил все переменить. У него вышла большая распря с ними по
поводу бород, а духовенство и монахи немало боролись, отстаивая свое
невежество. Он стремится к тому, чтобы процветали искусства, и ничем не
пренебрегает, чтобы прославить в Европе и Азии свой народ, до сих пор всеми
забытый и известный только у себя на родине.»   

Такoй  видел ситуацию
Монтескьё в 1721 году. В 2012 году Храмов уверяет своих читателей: 

«Россия в начале XVIII века встала на путь
имперской экспансии, когда большинство ее населения жило в условиях, близких к
натуральному хозяйству, и собираемость налогов можно было поднять только за
счет грубого принуждения и еще большей архаизации социальных институтов. <…>  средства на содержание армии европейского образца из
великорусского крестьянства «выколачивали» вполне колониальными методами: через
закрепощение крестьян и усиление власти помещиков, и, затем, через насаждение передельной общины и круговой поруки. В итоге по отношению
к номинальной русской метрополии в Российской империи установился режим,
фактически превративший ее во внутреннюю колонию (выделено автором — b) » 

Подобные рассуждения давно стали
общим местом у многих отечественных публицистов. Называя себя русскими
националистами, они предпочитают говорить нe о нации, а о "народе", в котором видят
некую биологическую сущность. Удивительно, что кто-то принимает этих людей за
правых. Их точка зрения восходит к Жану-Жаку Руссо, левейшему
из левых, человеку со множеством проблем, попавшемуся
на английский крючок сентиментализма (Вольтер предлагал упрятать его в
сумасшедший дом). Руссо, сознательно отказавшийся от рационального мышления и
провозгласивший культ благородного дикаря, считал, что «человек рождён
свободным и везде находится в цепях», и что «народ всегда желает своего блага,
но не всегда его видит; никому не удаётся испортить народ, но его часто обманывают».

Первый излюбленный тезис
"народников" сводится к тому, что существовал русский народ,
подвергавшийся колониальной эксплуатации со стороны петербуржской империи.

«Для российского правящего класса,
назначившего себя на роль воспитателя «вечных детей», неполноценность основной
массы великорусского населения была аксиомой. «С ними надобно обращаться, как с
детьми. Невежество, mon cher…»
— говорит про своих крестьян тургеневский персонаж помещик Пеночкин
(с европейским лоском колонизатора он периодически переходит на французский)»,
— пишeт Храмов.

Второй популярный в их среде  тезис: в Европе всё было совсем не так, как в
России.

Мне же вспоминается одно старое стихотворение,
посвящённое некоему народу, жившему в Западной Европе:

                   
                            Нрав свиньи мужик имеет,

                                               
Жить пристойно не умеет,

                                               
Если же разбогатеет,

                                               
То безумствовать начнет.

                                               
Чтоб вилланы не жирели,

                                               
Чтоб лишения терпели,

                                               
Надобно из года в год

                                               
Всех держать их в черном теле.

                                               
Кто своих вилланов холит,

                                               
Их ни в чем не обездолит

                                                И им головы позволит

                                               
Задирать,— безумен тот.

 

                                               
Ведь виллан, коль укрепится,

                                               
Коль в достатке утвердится,

                                               
В злости равных не найдет,—

                                               
Все разрушить он стремится.

Это стихотворение трубадура
Бертрана де Борна. И как на фоне его стихов смотрятся попытки Храмова с помощью тургеневских цитат доказать, что в центре
России была Африка? Разумеется, можно сказать, что де Борн жил слишком давно, и
что, ссылаясь на него,  я допускаю анaхронизм. Хорошо, перенесёмся в
более близкую эпоху:

«Порою
на полях мы видим каких-то диких животных мужского и женского пола: грязные,
землисто-бледные, спаленные солнцем, они склоняются к земле, копая и
перекапывая её с несокрушимым упорством; они наделены, однако, членораздельной
речью и, выпрямляясь, являют нашим глазам человеческий облик; это и в самом
деле люди. На ночь они прячутся в логова, где утоляют голод ржаным хлебом,
водой и кореньями. Они избавляют других от необходимости пахать, сеять и
снимать урожай и заслуживают этим право не остаться без хлеба, который
посеяли.»   Это
"Характеры"  Жанa Лабрюйeрa.
Автор был французским мещанином. Описанные им люди — французскими крестьянами.
Но были ли они французами в полном смысле этого слова? Думаю, что нет.
Крестьянская самоидентификация донациональна.
Крестьяне входят в нацию, усваивая созданную в городах национальную культуру.
Французская культура в XVII веке безусловно
существовала. И мещанин Лабрюйeр
был её носителем, более того — одним из её творцов.  XVII век был честeн. Когда секретарь Академии надписей и изящной
словесности Шарль Перро писал сказки, он не выдавал их за "народные",
а называл сказками Шарля Перро. Крестьянам же тoлько предстояло стать французами, усвоив культуру
аристократа Монтескьё, мещанина Лабрюйeра и члена
Академии Перро. Это произошло позже, уже в XIX веке.   Лабрюйeр
написал "Характеры" в 1688 году. Через год русский трон занял Пётр
Великий, по версии Храмова подвергший внутренние
ресурсы России "свеpхэксплуатации",
чтобы на равных конкурировать с западноевропейскими державами, осуществлявшими
экспансию "без ущерба для населения".

В России на рубеже XVII-XVIII веков
ещё не было не только русской нации, но даже русской культуры, распространение
которой позволило бы сформировать нацию. Во Франции уже были и Версаль, и
Сорбонна, и Академия, и Монтень с Паскалем, и Мольер с Расином, а в России —
только построенный итальянцами Кремль и юный государь в окружении нескольких людей, желавших обзавестись искусствами, науками
и выходом к морю.

Русские вошли в число
цивилизованных наций куда позже французов. Поэтому в
XIX веке французы видели в России страну, идущую тем же путём, которым прошла и
сама Франция, но находящуюся в самом начале дороги. Наблюдая за жизнью России,
французы знали, каким будет её следующий шаг. Теофиль
Готье* предпринял путешествие в Российскую империю в
1861 году. Узнав об отмене крепостного права, он написал:

«В
России до сих пор не было людей промежуточного класса. Но вследствие различных
нововведений скоро и здесь он, безусловно, появится.»

Попав на бал-маскарад, Готье отметил такую деталь, как несформированность
русского национального костюма:

«Здесь
были домино, маски, военные, фраки, несколько лезгинских, черкесских, татарских
костюмов, которые надели молодые офицеры с осиными талиями, но не видно было ни
одного типично русского костюма, который демонстрировал бы колорит страны.
Россия ещё не придумала своей характерной маски.»    Маска была придумана позже, и в 1903 году в
Петербурге состоялся знаменитый костюмированный бал, на которoм весь двор присутствовал в "допетровских"
одеяниях. А вот национальная кухня в 1861 году у русских уже была, и Готье посвятил не одну страницу описанию тех блюд, которые
и сейчас популярны в России.

Наше богоспасаемое отечество шло
стандартным путём европейского государства. Тютчев мог фантазировать, что
"умом Россию не понять", но по большому счёту, это пропаганда от
противного, попытка завуалировать абсолютную понятность, прозрачность и
предсказуемость нашей страны. Прикрываясь стихами от европейского рентгена,
можно обмануть себя, но не французов. Они ставят диагнозы на полвека вперёд.

Своё четверостишие Тютчев написал в
1866 году. Четырнадцатью годами раньше Жюль Мишле** констатировал: «Вчера
Россия говорила нам: "Я — христианство". Завтра она скажет: "Я —
социализм". »

Проблема была в том, что в яйце под
названием "социализм" скрывались два желтка — социал-демократия и
коммунизм. Первый был если и не вкусен, то по крайней
мере съедобен, второй представлял собой концентрированный яд, несовместимый с
жизнью.

Я полагаю несомненным, что при
сохранении империи Россия и дальше шла бы стандартным европейским путём. Весьма вероятно, она пришла бы к чему-то наподобие скандинавской
модели (а к чему ещё при нормальном развитии событий может прийти лежащая на
северных широтах страна с датскими принцессами на троне, с построенной на
берегах Балтики столицей, с деревянными сельскими домами, совершенно
неотличимыми от норвежских, и с писателями-деревенщиками, чьи тексты совпадают
с текстами их шведских коллег?)

К чему Россия пришла в реальности,
мы знаем. Кто её туда привёл, тоже знаем. Знает это и Храмов, поэтому вызывает
удивление, что он солидаризируется с их мыслями:

"Зачастую
российская революционная интеллигенция непосредственно осмысливала свою борьбу
в антиколониальных категориях. М.А. Бакунин подчеркивал, что правящие круги
Российской империи и простой народ различаются не только культурно, но и
этнически: «дом Романовых … известным рядом подлогов и
с помощью гвардейских солдат обратился в дом чисто немецкий, Гольштейн-Готторпский». В агитационных стихах призывал
(1869) «скрутить руки немецкие подставному царю-батюшке, Александрушке
подменному» (Александру II), приведя его на «мужичий
суд», и Н.П.Огарев. В своих прокламациях, предназначенных для агитации среди
простого народа, он изображал классическую колониальную ситуацию. «Прежде жили
все в деревнях на великой свободе, все были равны и своими делами сами
заправляли … Пришли в нашу землю тогда князья из-за
моря с войском, привели с собой дворянскую сволочь… стали нашу землю отбирать
да под себя подводить… Эти князья, которые место покорят, сейчас велят себе
город построить, да тут и засядут… Придумали законы разные, стали со всех
оброки да налоги собирать….»"

Огарёв (!) и Бакунин (!!) как борцы с петербуржским колониализмом. И этот текст
опубликован на АПН и в "Вопросах национализма"
(!!!). Засилье левой мысли в нашем отечестве носит беспрецедентный
характер. Иногда складывается впечaтление,
что у нас едва ли не каждый пишущий если не марксист, то руссоист.

Но правые всё же существуют, и для
них храмовский ход мысли откровенно смешон. Положение
русской деревни, описанное русскими классиками, равно как и положение деревни
французской, описанное Лабрюйeром, марксисты выдают
за результат классовой эксплуатации , а руссоисты — за
результат колониализма (эти идеи часто переплетаются). Однако правда такова,
что в подобном состоянии пребывали все народы, до которых не дошла цивилизация.
Более того, деревня при феодализме — это деревня, в какой-то мере уже
испытавшая благотворное воздействие культуры. Например, там нет каннибализма,
принесения в жертву младенцев и тому подобных прелестей, сплошь и рядом
встречающихся у народов, живущих в природе. А во многие области планеты свет
просвещения принёс только колониализм.

Цивилизация рождается в городах,
культура всегда распространяется сверху вниз, а нация — это договорное
состояние, и входят в нацию те слои населения, которые усвоили национальную
культуру в достаточной мере, чтобы соблюдать общественный договор. Эти аксиомы
— основа правого мировоззрения.  
Простите за резкость, но человеку, не понимающему столь очевидных вещей, любой из упомянутых в тексте французов (за
исключением Руссо), сказал бы с грустной улыбкой:

Monsieur,
vous êtes fou.

(Месье, Вы безумны).

Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН