Ностальгия
Свобода слова в
России находится в положении отнюдь не плачевном
Накануне всемирного Дня свободы печати, который в мире отмечали 3 мая до России донеслась радостная весть, что в
ежегодном аналитическом обзоре о положении со свободой слова в мире, который
готовится американской правозащитной организацией Freedom
House, Россия
поднялась на одну строчку, вместо 173-го места достигнув места 172-го. Которое и делить сейчас с Зимбабве и Азербайджаном. Ура!
Конечно, кто-то скажет, что 172-е место для России –
результат явно заниженный, что на Западе злобствуют, а у нас все замечательно –
и в этих словах будет доля истины.
Любой рейтинг, тем более – международного уровня, является
оружием пропаганды и политической борьбы, которые еще никто в мире не отменял.
Борьбы, которая ведется ожесточенно, порою злобно – и неопрятно.
Мне трудно судить об объективности данного конкретного
рейтинга. Какова его методика? Кто именно его составлял? Не мне судить.
По мне свобода печати и свобода слова в России сегодня
находятся в положении отнюдь не жалком и отнюдь не плачевном.
Существует, разумеется, некий перечень государственных
изданий, которые жестко контролируются и в которых никто никогда не отменял
цензуру. Однако наряду с ними существуют издания вполне неофициальные, пусть
кто-то скажет – и менее тиражные. Однако надо все-таки иметь в виду, что
официальную прессу, как бы та ни стремилась повысить свою тиражность
и собственное влияние, тем не менее в стране читают
мало, неохотно и с недоверием. Поэтому это еще очень большой вопрос – какая пресса,
официальная или нет, пользуется в стране большим влиянием и большей востребованностью.
При всем при этом не следует забывать, что сегодня образовалось большое интернет-пространство и интернет стал в
последние три-пять лет главным средством массовой информации для тех, кто хочет
эту информацию получать. И если говорить о свободе слова именно в этом вновь
образованном и активно и бурно развивающемся интернет-пространстве, то здесь, в интернете,
возможно абсолютно все.
При этом в российском сегменте интернета возможно даже больше, чем, например, в
Соединенных Штатах Америки, с которыми у нас сегодня все любят все сравнивать.
Надо иметь в виду, что в Соединенных Штатах Америки существует самая мощная
имперского типа машина пропаганды в мире. Там умеют замечать и подавлять голоса
и тренды, которые идут в разрез и не вписываются в официальную точку зрения и в
официальную идеологию.
У нас же сейчас такой пропагандисткой машины нет. Более
того – российское интернет-пространство полным-полно
зарубежных гостей, которые, пользуясь анонимностью высказывания, ведут
деструктивную, губительную для нашей страны работу – и ведут сознательно и
методично в процессе планомерной и оплаченной дискуссии. Это я вижу сегодня на
многих российских форумах.
Что касается телевидения – то да. Оно с одной стороны
подавлено государством, с другой – коммерческими интересами и никакое
общественное телевидение, о котором сегодня много говорят и дискутируют, эту
проблему, разумеется, не решит, поскольку сама идея общественного телевидения как
таковая – бредова.
Однако опять-таки – и в смысле визуальной информации
интернет подавляет телевидение. Мы сегодня, особенно – с развитием трафика и
скорости связи, все чаще смотрим фильмы и любые программы именно в интернете.
Поэтому еще один большой вопрос – кто более влиятелен в плане визуализированной
информации сегодня в России – интернет или телевидение.
В общем и целом я не ощущаю трагической стесненности
свободы слова в России сегодня. Можно посмотреть на те
средства массовой информации, которые представляют страны, занимающие первые
строчки в рейтингах, подобных рейтингу Freedom House. Я, например, посмотрел недавно на средства массовой
информации в Австрии.
Скучно! Скучно в тихой Европе. Скучно и очень фильтруемо. Не впечатляет.
И вообще складывается впечатление, что чем сытее страна,
тем меньше в ней дискуссий. Тем ограниченнее и свобода слова: как можно
выражать собственное мнение, если такового мнения нет?
У нас же пока еще подискутировать есть о чем.
Ностальгия
по достоинству
У меня нет ностальгии по прошлым
временам. У меня нет, например, ностальгии по временам
большевизма и, соответственно, по той прессе, которая существовала тогда. Вообще
ностальгия у людей моего возраста носит биологический характер – это не столько
ностальгия по ушедшим временам, сколько ностальгия по
ушедшей молодости. В том числе – и ностальгия по былой безответственности. В том числе – и ностальгия
по безответственности в профессиональном плане, когда за себя можешь не
отвечать, находясь под патронажем.
Это были времена, когда война – войной, а обед по
расписанию. И пусть все плохо, но тебе все равно оплатят.
Люди вообще тоскуют по социальной защищенности тех
времен. Но при этом люди забыли, насколько эта пресловутая советская социальная
защищенность была убога. Когда не было ни нормальной медицины, ни выстроенной
системы образования. Лишь со временем мы стали убеждаться, что настоящий
социализм был построен в странах, которые мы в советские
времена считали исчадиями капитализма. Что именно там существует система, при
которой если ты не хочешь заниматься предпринимательством и иметь миллионы, то будешь как лох кататься на «Тойоте»
и лечится в бесплатной поликлинике, которая на порядок лучше нашей.
У меня нет ностальгии и по 90-м годам, хотя объективно –
в профессиональном плане – уровень журналистики тогда был существенно выше
нынешнего. Да, в то время было упоение свободой – в том числе
и свободой слова, были надежды, были моменты эйфории, однако для меня было
очевидно, что под аурой и тонкой пленкой свободы происходит крупнейшее и
позорнейшее разворовывание, истеричное, лихорадочное рассовывание
собственности по карманам силами тех, кто оказался на верху – силовиками,
бывшими партократами, бывшими комсомольскими
работниками.
1990-е годы были не просто годами бандитизма и
отстреливания друг друга, это было время позорного воровства.
Это время сопровождалось падением качества прессы. Ведь
для того, чтобы воспользоваться свободой слова и что-то сказать
нужно прежде научиться думать. Да нужно и просто чему-то учиться.
Во времена, наступившие после советских, бескормица
вытеснила многих прекрасных профессионалов из литературы и из журналистики.
Основной журналистики стали те, кто за мелкую мелочь был готов на любое
славословие и любое очернение по заказу. Наступило
время заказной журналистики – и наступил кадровый кризис. Люди, пришедшие в эту
профессию, разучились думать и разучились говорить.
Между тем журналистика – это не просто произнесение слов
за деньги. Журналистика – это долг, это – служение. Это профессиональное
осмысление происходящего через призму собственной личности – если, конечно,
таковая личность есть в наличии, — и подача читателю, слушателю, зрителю. В
результате получается необъективная картина, но из суммы таких картин и
складывается образ мира.
Падение уровня профессионализма — это трагедия не только
России, это трагедия общечеловеческая.
И сегодня 9 мая у меня есть только одна
ностальгия – по чувству достоинства нации. Для меня русские – это имперская
нация. Помимо сытости чрезвычайно важно чувство собственного достоинства
народа, страны. Раньше оно у нас было. Те же полеты в космос были утверждением
духа.
Сегодня нам остались только два праздника – Новый год,
праздник семейный, и 9 мая – праздник общественный, безусловно, внеидеологический праздник доблести народа. День памяти о людях,
которые своими жизнями заплатили за то, чтобы мы не ощущали себя червями.