Об одном неудобном мыслителе
Крайне редко в нынешние времена
случается так, что философы, политологи и просто публичные интеллектуалы
собираются вместе для того, чтобы обсудить идеи русского мыслителя прошлых
веков. То, что в советские времена было в порядке вещей, сегодня случается настолько
редко, что едва ли можно припомнить иное подобное собрание. Нынешние российские
интеллектуалы предпочитают рассуждать об идеях зарубежных авторов, как будто
отечественные мыслители не заслуживают внимания.
Однако именно зарубежные авторы,
желая, видимо, лучше понять нашу страну, обращаются к исследованию русских
общественно-политических мыслителей. Одним из таких западных исследователей был
Мартин Малиа, чья книга об Александре Герцене считается классическим трудом в
герценоведении, до сих пор не утратившим актуальность. Вероятно, имя Малиа,
а возможно и интерес к фигуре Александра Ивановича позволили провести 21
сентября в Институте философии круглый стол, посвященный обсуждению недавно
вышедшей на русском языке книги Мартина Малиа «Александр Герцен и рождение
русского социализма». Организовано мероприятие было Институтом философии РАН,
философским факультетом ГУ-ВШЭ и Русским журналом.
После вступительного слова
шеф-редактора электронного издания «Русский журнал» Александра Павлова,
выступившего на круглом столе в ипостаси переводчика книги и автора
вступительной статьи, слово взял старейшина отечественного герценоведения Игорь
Пантин. Он немедленно отметил важность работы Малиа для понимания идей
Александра Герцена и ее актуальность для современных исследователей творчества
великого русского мыслителя. В частности, «плюсы» книги Малиа заключаются, по
мнению Пантина, в следующем. 1) Данное исследование свободно от вульгарного
социологизма, которым грешила советская историография. Малиа, в отличие от
советских обществоведов, не стремился объяснить причины появления у Герцена тех
или иных идей исходя из господствовавших в XIX столетии экономических
отношений; 2) Малиа попытался представить мысль русского мыслителя в контексте
идейных исканий европейской общественной теории XIX столетия. Тем самым
американский историк, может быть сам того не желая, сделал российскую
общественно-политическую мысль частью общественно-политической мысли Западной
Европы; 3) Малиа обратил внимание на 1847 год как период окончательного
формирования взглядов Герцена, чего не сделал ни один отечественный специалист
по творчеству Александра Ивановича.
Однако отечественный корифей
герценоведения не мог не отметить и недостатки исследования американского
исследователя. В частности, Игорь Пантин высказал свое несогласие
недостаточным историзмом исследования Малиа. Например, Малиа недооценил влияние
на формирование идей «русского социализма» тех исторических событий, свидетелем
которых был Александр Герцен, сведя причины рождения главной политической
теории русского мыслителя к полемике того с представителями Московского кружка.
Кроме того, Пантин утверждал, что свойственный Малиа абстрактно-теоретический
взгляд на Герцена и пренебрежение историческим взглядом не позволили американскому
мыслителю полноценно описать главное достижение теоретического гения
российского мыслителя – философию исторической альтернативы.
После Игоря Пантина слово было
предоставлено шеф-редактору проекта «Русский журнал» Борису Межуеву,
который обратил внимание на определенную предвзятость работы Малиа, что
позволяет русскому читателю излечиться от наивного европеизма и западничества.
Мартин Малиа, высказывая взгляд рафинированного европейского интеллектуала,
показал, что даже самый европейский из российских мыслителей, коим и был
Герцен, воспринимается самими европейцами как варвар, сотрудничество с которым
просто невозможно. Именно этим и важно исследование американского историка:
оно, вероятно, останется памятником непреодолимой пропасти, которая разделяет Россию
и Европу.
Продолжил обсуждение известный
исследователь русской общественной мысли Алексей Кара-Мурза, который
немедленно, указав на многосторонность мысли Герцена, свидетельством чему
выступает признание Александра Ивановича своим идейным предшественником Петром
Струве и Владимиром Лениным, все же заключил, что работы русского мыслителя
следует рассматривать в русле либеральной традиции. Ведь Герцен всю свою
жизнь боролся отнюдь не за интересы класса (что делало бы его социалистом) или
корпорации (так он стал бы консерватором), а за интересы человеческой личности,
которую он называл «лицо». Именно «лицо», человеческая личность, способна к
подлинной свободе. Но где, по мнению Кара-Мурзы, Герцен искал основание этой
свободы. Это была отнюдь не крестьянская община допетровской Руси, равно как и
не западная демократия. Ведь в первой личности еще не было, а вторая эту
личность постепенно разрушает. С точки зрения Герцена, только социализм служит
прибежищем свободной личности – социализм, в котором может образоваться «новая
община», самоуправляющаяся община свободных людей.
Рассуждения Кара-Мурзы продолжил
главный редактор «Русского журнала» Глеб Павловский, указавший, что книга
Малиа появилась в качестве актуального ответа на набиравшее силу движение
«шестидесятников», проповедовавших идеи, сходные с идеей «позитивного
анархизма» Александра Ивановича. Именно необходимостью борьбы с последним и
было вызвано появление книги. Но ее отнюдь не следует считать памфлетом,
направленным против Герцена-политика, как могло бы показаться. Русский
мыслитель для Малиа, как указал Павловский, это мыслитель, пытающийся
избавиться от собственной маргинальности, политик неполитической политики,
деформирующий западное мировоззрение. Отсюда и восприятие Герцена как опасности
для западной цивилизации, ощущением чего и проникнута книга американского
историка. С Павловским в некоторой степени согласился и публицист Сергей
Митрофанов, обративший внимание на стиль поведения Александра Ивановича,
как стиль поведения абсолютно свободного человека.
Мысль о противостоянии России и
Запада подхватил доктор философских наук Вадим Межуев, заметивший
наличие двойственности в отношениях нашей страны и государств по ее западным
границам. Двойственность эта, по мнению Межуева, кроется в том, что интеллектуально
мы близки Европе, в то время как наши политические системы противостоят друг
другу. Иными словами, идейно-то мы близки, но политические тела выступают в
качестве антиподов. Преодолеть это противостояние можно, только обратившись к
поиску универсальных политических смыслов, отказавшись от локальности. И миссия
Герцена состояла именно в том, чтобы бороться с локальностью политических
смыслов России, придания им мессианского измерения.
Вопросу содержания герценовского
проекта посвятил свое выступление и директор «Института глобализации и
общественных движений» Борис Кагарлицкий. С его точки зрения, основа
общественного проекта Александра Герцена – это соединение русской общины и
западной демократии. Однако с современностью этот проект никак не соотносится,
что и придает ему, а также фигуре самого Герцена привлекательность для
популистов и демагогов различного рода. Что касается книги Малиа, то, как
уверен Кагарлицкий, это образец англосаксонского исследования. Он подробно и
скрупулезно исследует избранный объект, но при этом остается неясным, что такое
русский социализм и на каких основаниях этот проект сложился.
Следом слово было представлено
заместителю директора ИФ РАН, доктору философских наук Сергею Никольскому,
который попытался опровергнуть ленинский миф о наличии преемственности
между партией большевиков и идеями Герцена. Как указал Никольский, в отличие
от большевиков, настаивавших на революционном изменении общества, Герцен был по
преимуществу реформатором. Уже одно это разводит Александра Ивановича и
Владимира Ленина по разным углам истории. Но и не только это. Мысль Герцена
проникнута общечеловеческими смыслами, отсутствующими у большевиков, что делает
его органической частью западной мысли. Как бы кому-то ни хотелось доказать
обратное.
Ту же линию рассуждений продолжил и
главный редактор интернет сайта «Агентство политических новостей» Константин
Крылов, уверенный в том, что социализм Герцена – это исключительно
конъюнктурная составляющая идей русского мыслителя. Но именно эта составляющая
и делала его частью западного мейнстрима, представители которого настаивали на
том, что скорый переход к социализму неизбежен. Гораздо более интересным было
бы, по мнению Крылова, рассмотрение националистической составляющей идей
Александра Ивановича. Но и здесь назвать Герцена националистом едва ли
возможно. Он был аристократическим революционером, цель которого состояла в
освобождении России. Но при этом Герцен достаточно негативно отзывался и о
народе, и о царе, и о царящих в России порядках. Уже это свидетельствовало о
том, что Александр Иванович не был националистом.
С Константином Крыловым согласился
и Сергей Сергеев, научный редактор журнала «Вопросы
национализма». Признав силу писательского таланта Герцена, сравнив его с
Леонтьевым и Розановым, Сергей Сергеев отметил, что Герцен может быть кем
угодно, но только не националистом. И прежде всего потому, что у него
отсутствует главная составляющая идейного багажа националиста –
государственничество, выразившееся, в частности, в непонимании Александром
Ивановичем смысла борьбы между русским и польским проектами в отношении
западных губерний России. Продолжил линию рассуждений Сергея Сергеева и историк
Борис Соколов, отметивший, что в истории XX столетия Герцен более
всего похож на лидера польских националистов Юзефа Пилсудского. И если бы
Александр Иванович жил в начале прошлого столетия, он мог бы возглавить русское
национальное движения и привести его к победе.
Позитивную ноту внесло последнее
выступление, принадлежавшее директору Института философии, Абдусаламу
Абдулкеримовичу Гусейнову, который вспомнил о приближающемся 200-летии со
дня рождения Александра Герцена и отметил важность этого мыслителя для нашей
страны. С точки зрения Гусейнова, Герцен – это единственный мыслитель, который
смог примирить идеи либерализма, социализма и национализма. Это делает его не
только универсальным мыслителем, но и фигурой, вокруг которой может сплотиться
цвет российского интеллектуального истеблишмента, а также преодолен
идеологический раскол, до сих пор наблюдающийся в российском обществе.
Оригинал этого материала опубликован в Русском журнале.
