Об ответственном садоводстве
Как известно, братец Каин славится
не только своей креативностью, но также и здоровым румянцем, символизирующим
партийное благоденствие. А чтобы братец Каин всегда оставался таким же
цветущим, единороги чего только ни сделают – и почетную грамоту ему дадут, и
назначат председательствовать где-нибудь в чудесном месте, где только и
требуется, что, сидя в уютном кресле, произнести короткую, но емкую фразу – «Мы
за», «Мы поддерживаем», «Мы одобряем».
В таких оранжерейных условиях только
и остается партийному бонзе, что расцветать пуще прежнего и наливаться соками. Однако
вот бывает, что некоторые уйдут, хлопнут дверью, да так, что дверь только грохнет,
а не закроется, и в сады под стеклянными колпаками начинает проникать неуместный
для тепличных условий холод.
Братец Каин, понятно, потому так и румян,
что обитает в дальней лирической части сада, куда, кроме Садовника, никто не захаживает,
и куда ветра, дожди и морозы могут пробраться не сразу, даже если и дверь не закрыта.
Хотя кое-кто поговаривает, что однажды может случиться так, что упадет камень и
проломит стеклянную крышу ну ровно над его цветущей головушкой… Но не все верят
в такие росказни. «Это же надо, чтобы камень упал прямо с неба, а небу не до
братца Каина», — говорят одни. «Ну почему с неба? А может, этот камень Роман
Антоныч бросил со скуки? Или не бросил даже, а только посмотрел на него. Или
только обронил фразу, что, мол, кажется, пришло время разбрасывать камни», —
отвечают им.
Но споры спорами, а камень на
братца Каина пока не падал.
Произошла-то сущая безделица.
Показалось как-то Садовнику, что иные могут и в открытом грунте развиваться, и
нечего на них понапрасну оранжерейное тепло расходовать. Все-таки экономика
должна быть экономной. И вынес он некоторых, и иных воткнул в землю, а иных при
дороге бросил, чтобы терние заглушило. С тех пор все гадают – приросло или не приросло.
Вроде на неживое не похоже, а вроде и на живое не сильно смахивает…
Но и это бы ничего. Уж коли вынесли
из оранжереи, так и поминай как звали. Дело добровольное: хочешь жить – живи,
не хочешь – не живи. Да только дверку-то Садовник как следует не прикрыл. Может,
позабыл за делами, а может, и специально оставил – поглядеть, что будет, если
иные, кто при дверях, на семи ветрах поколышутся. И не то, чтобы настежь
оставил, но сквознячок такой потянул заметный. Кое-кто из тепличных единорогов сразу
и пожух, а кто-то за соседями постарался спрятаться. Но уж братцу-то Каину в
его укромном уголочке ничего не грозило.
И вот тут один единорог – трепался-трепался
на ветру, дрожал, как лист осиновый, и зубами скрипел, а потом не выдержал,
плюнул, да сам и вышел из оранжереи – благо дверь не заперта. Вышел, да по
дороге дверью грохнул – аж стекла лязгнули.
Но не рассыпались. Конструкция надежная. Да только дверь-то он расхлебянил
настежь, и вот тут уже начало дуть так, что и братца Каина пробирать стало.
Смотрят единороги – побледнел он, скукожился. Почетную грамоту ему дали – не
помогает. Что делать? Одни говорят: «Золу надо, чтобы его присыпать – нет ничего
лучше золы в таких случаях». А другие говорят: «Опрыскать медным купоросом».
Третьи же считают, что надо бы дверь закрыть, чтоб не дуло, а иначе братец Каин
совсем плох станет и можно его будет только засушить для гербария. Но дверь-то
закроешь как? Это только хлопать дверью может всякий, навсегда уходящий, а
открывать и закрывать ее вправе только Садовник. А Садовник все не приходит.
Занят, может, и позабыл совсем о своих тепличных, а может, и наскучили они ему.
«Закаляет это он нас, — говорит
одобрительно дрожаще один. – Некоторые вон своих питомцев для закалки даже в
холодильники ставят, а у нас всего-то дверку открыли». «А если мучнистая роса
выпадет – мы все тут поляжем раньше сроку», — недовольно ворчит другой. А иные
в сторону двери косятся – тоже бы выйти, чтобы не слушать хотя бы, как дверь
скрипит, на ветру раскачиваясь.
