Павел Шеремет: «Я не могу вечно выдумывать позитив»
Павел Шеремет отдал журналистике более пятнадцати лет, при этом
более десяти лет из них – журналистике политической. Политика и журналистика
стали темами двух его последних книг, представлять которые он приезжал в Нижний
Новгород. Одна из этих книг описывает Грузию и процессы, происходящие в ней в
последнее десятилетие. Вторая – это собрание интервью, которые Шеремет брал… у известных телевизионных журналистов.
Совершенно
логично, что беседа с ним у нас разделилась на две основных части –
политическую и собственно журналистскую. И еще одну – нижегородскую.
«Я сейчас почти как Коэльо»
Павел
говорит в манере, не вполне свойственной его экранному образу – постоянно иронизируя над собой и окружающим. Собственные его манеры
напоминают поведение сытого кота, под чеширской
улыбкой которого таится охотник, готовый вонзить когти в загнанную
профессиональным репортером дичь:
— … Очень
вкусный чай. А десерт вообще офигенный.
Я сейчас
шел по Большой Покровке. Шел-шел. Смотрю: женщина стоит, продает какие-то
необычные картины. Бисером вышитые, раскрашенные
необычно, на солнце переливаются. А я все думал – что же мне на память о Нижнем
Новгороде увезти? Заговорил с ней.
Женщина
оказалась очень творческая, очень добрая, но настороженная. Спросила: «А вы
местный или нет?». Я говорю: «Местный, местный!» — «Что-то вы не похожи на
местного!» А я веду себя очень скромно, стараюсь походить на местного и думаю:
а как же должны себя местные вести?…
Купил у
нее картину, «Бал бабочек» называется.
Вообще я
здесь во второй раз. Как-то несколько лет назад под Нижним
снимали эпизод для фильма об оружии. И в этом магазине тоже второй раз. Мне
тогда позвонил директор с Первого канала: возникла
необходимость поездить по стране с Пауло Коэльо. Директор спросил: «Как ты
относишься к творчеству Коэльо?».
Я же не
мог сказать, что я его вообще не читал, наморщил так лоб, сказал:
«Неоднозначно». Он говорит: «Поедешь и разберешься».
И первое,
что я сделал, когда был тогда в Нижнем Новгороде – я пошел в книжный магазин и
скупил все книжки Коэльо. Пока доехал до Москвы, две уже прочитал.
А сейчас
я сам почти как Пауло Коэльо – писатель…
«СаакакашвилиГрузия.
Потерянные мечты»
—
Несколько лет назад я приехал на похороны бывшего совладельца Общественного
российского телевидения Бадри Патрикацишвили.
И когда я увидел, что произошло в Грузии за последние годы, я был просто
шокирован и решил рассказать об этом.
В последствии я
приезжал в Грузию много раз – до войны, во время войны, после войны. Когда я
приехал как-то в очередной раз, Саакашвили спросил
меня: «Зачем ты приехал?». Они там теперь во всех видят шпионов и мне не просто
было доказать, что я – «писатель про заек».
Я говорю:
«Будет война. Вот, я напишу книжку. Тема станет острой. Актуальной. А я стану
знаменит».
Саакашвили
засмеялся: «Нет, войны не будет! Мы не нападем». Я говорю: «Ну, тогда мы
нападем».
Для меня
было очевидным, что война с Грузией неизбежна. Тогда это была такая шутка, и я
не думал, что эта шутка станет правдой так скоро.
Теперь в
Грузии меня ругают за то, что у меня пророссийская
позиция, а в России ругают за то, что так много хороших слов говорю о грузинах.
Я очень
спешил, торопился написать книгу, пока Саакашвили не
свергли. А иначе мне пришлось бы дописывать что-то, что-то переписывать. Он
ведь уже третий президент Грузии, которого «уходят» не по своей воле. Сначала
был Гамсахурдия. Потом свергли Шеварнадзе.
Сегодня все свергают Саакашвили, и не знаю, чем это
кончится.
— Это ведь не первая ваша политическая книга?
— Была
уже одна книга про губернатора Санкт-Петербурга
Яковлева, про Матвиенко: «Питерские тайны Владимира Яковлева». Была книга
«Случайный президент» — это о Лукашенко, о Беларуси, которая есть моя карма и все время меня настигает.
В 1997-м
в белорусской тюрьме я, мальчик из хорошей семьи, всерьез собирался резать вены
на своих белых ручках. Спасибо многим коллегам и политикам, в том числе Борису
Ельцину и Борису Немцову за то, что я оттуда вышел.
— У нас преподносят Саакашвили
как сумасшедшего.
—
Кончено, Саакашвили не совсем вменяем. Но мне
кажется, что политикам на постсоветском пространстве вообще трудно сохранить
душевное здоровье — через такое количество скандалов, испытаний, стрессов они
проходят. А что: Лукашенко – нормальный? А Ющенко был не сумасшедший? А
Тимошенко?
Саакашвили —
сумасшедший, но этим он нам и интересен.
— Как легко Саакашвили
идет на контакт?
— В
Грузии живут три миллиона и все друг друга знают. Оппозиция протестует против Сааакашвили как? Тот идет в ресторан, они приходят к
ресторану и сквозь стекло его поносят.
Саакашвили –
человек из телевизора. Там, в Грузии сейчас действительно такая свобода слова!
Три главных канала Саакашвили контролирует, конечно,
но два остальных его жестко критикуют. Саакашвили
понимает, что у «революции роз» два отца – он сам и канал «Рустави-2» и к
своему имиджу в прессе относится очень серьезно.
Правда, в
последнее время грузинские политики пренебрежительно относятся к русским
журналистам. Мы им не нужны. Для них важнее создавать свой положительный
образ на Западе – там им дают деньги.
Парадокс: Грузия, проиграв войну и потеряв четверть территории, перенесла кризис
легче, чем Россия. Потому что у них были пять миллиардов долларов, которые им
дали на Западе.
В мой последний приезд Саакашвили
вообще обиделся и меня не принял.
— Саакашвили может
уйти…
— А
проблема останется. Мы же отобрали у них Абхазию и Осетию, будем называть вещи
своими именами. И обратно не вернем. Они нам этого не простят.
— Простые грузины относятся к нам иначе?
— В свой
последний приезд, в начале апреля, отправляясь в ресторан, я все думал: на
каком языке мне говорить? По-русски или по-английски? Чтобы не побили. В итоге
лень побеждала и я спрашивал заказ по-русски.
Каждый
раз кто-нибудь это замечал. Воцарялась тишина. Ко мне подходили: «Вы откуда?» —
«Из Москвы». И начиналась… бурная дискуссия, мы каждый раз сдвигали столики, и
мне ни разу не удавалось самому заплатить за ужин.
Грузины –
как дети. Они могут легко обидеть, как дети, и легко обидеться. Но в них нет
злобы. Два православных народа сотни лет вместе… Правда, в последнее время идет
массовая антироссийская пропаганда. Из России сформировали образ врага. И я
боюсь, что политика ненависти через некоторое время даст свои
плоды.
«TV. Между иллюзией и правдой жизни»
—
Несколько лет назад я уперся в стену. Почувствовал, что нет гармонии в жизни,
что это меня напрягает. Что я, наверное, неправильно выбрал профессию: ведь по
образованию я – банкир.
Я стал
думать, что делать дальше и вот случай привел меня в университет московский,
в «Интерньюс»
— школу журналистов. И я стал рассказывать молодым людям, которые хотят стать
журналистами о том, как стать звездой.
Вот так
вот я работал, работал и наработал на 420 страниц, да здесь еще есть двадцать
шесть интервью со звездами нашего телевидения. Я не спрашивал их, с кем они
спят и что они едят, я спрашивал их
исключительно о профессии.
Теперь я
прихожу в Московский государственный университет и встречаюсь с журналистами с
полным правом, потому что у меня есть такой вот труд.
— Вы как-то пренебрежительно отзываетесь о
писательстве.
— Это смотря какое писательство. Одно дело – Лев Толстой, а
другое…
Вот у
меня есть приятель Валерий Панюшкин, обозреватель ряда изданий. В своей книге
он переврал все неимоверно, написал, что я подорвал контракт «Газпрома» и
Беларуси. Ну как я могу что-то подорвать?! Разве что поезд какой-нибудь, да и
тому надо много учиться!
А Валера
Панюшкин пошел к Немцову и Немцов ему практически полкниги наговорил. Да только
Валера все этим распорядился по-своему…
Вот
Валера – он писатель. Он придумывает схему, втискивает в нее факты, красиво так
все переплетает и закручивает…
А я – я
журналист.
— Трудно самому было уйти с телевидения? Ведь
уверяют, что телевидение – это мощный наркотик и раз подсел на него – соскочить
уже почти невозможно.
—
Телевидение, особенно эфир Первого канала – это
действительно очень сильный наркотик, от которого трудно отказаться. Но мне
показалось, что говорить стало не о чем политическому журналисту. Вот
посмотрите: происходит кризис, люди лишаются работы, последних сбережений. А
включаете телевизор: у нас – тихая гавань.
Мы со
Светой Сорокиной это много обсуждали и как-то не нашли себе сегодня места на
телевидении. Этот гламур… Он уже в печенках сидит,
весь этот телегламур! А я – политический журналист. Я
не могу вечно выдумывать позитив.
— Позиция кого из тех двадцати шести, которых
вы интервьюируете в своей книге совпадает с вашим
пониманием телевидения?
— Мне
очень понравился Виктор Гусев. Он – телезвезда, но
ездит на работу в электричке. Очень умный, образованный человек, который
поразил меня знанием музыки и своим профессионализмом.
Мне очень
понравились высказывания Тутты Ларсен.
Я спросил ее: «Вы вот и в жизни такая – лысая, с наколками?». Она говорит:
«Конечно. А вы что думаете – я прихожу домой, смываю наколки, снимаю лысую
голову, надеваю кудри и розовое платье с рюшками и скачу кормить кроликов на
лужайке?». Владимир Познер дает такого Папу Римского, мэтра: «Я всю жизнь
работал, чтобы в 53 года стать звездой…».
— Что же все-таки нужно, чтобы стать телезвездой?
— Я
двенадцать лет проработал на телевидении и не возьму на себя наглость сказать,
что знаю все телевизионные приемы и хитрости. Многое значит
умение работать в команде: звезда может угробить долгий труд многих людей. Без
команды звездой не стать.
Чтобы стать
звездой нужно что-то особенное…
Я вот
спросил Кирилла Набутова: вы такой толстый, такой
некрасивый, а сделали такую карьеру на телевидении…». А он мне говорит:
«Чайковский спал с мужиками, но любим мы его совсем не за это».
