«Первая пятилетка» Патриарха Кирилла

1 февраля 2014
г. исполнилось пять лет со дня интронизации и восшествия
на патриарший престол митрополита Кирилла (Гундяева). Первая «пятилетка»
Русской Православной Церкви, сменившей в 2009
г. церковное руководство, стала, пожалуй, самым бурным ее
периодом за почти четверть века развития в постсоветской России. В эти годы РПЦ
все больше усиливает свое влияние на общественные процессы в России и
становится, фактически, вторым — после государственной власти — центром
внимания российского общества. Если не предметом специального интереса, то
центром внимания — безусловно: сегодня сложно кому бы то ни было пройти мимо
церковной темы. Кто по ней не специализируется профессионально или не имеет
личных причин ею интересоваться, того она найдет сама — через репортажи
телевидения, топы поисковиков и социальных сетей, уличные билборды и другие
средства информации.

Наверное,
ни один институт в России, как РПЦ, не вызывает последние годы столь многих и
острых дискуссий, ожесточенных споров, полярных эмоциональных оценок. В одних
случаях эти дискуссии провоцируются самой Церковью, инициативами и
выступлениями ее официальных представителей; в других – внешними по отношению к
Церкви силами, нередко с целями прямо политическими. Нередко споры возникают и
по причинам сугубо идеологическим, мировоззренческим.

Предмет
этих дискуссий – степень и «право» влияния Церкви на общество и государство;
явственное ее сближение и сотрудничество с государственной властью; присутствие
духовенства в образовательной системе, в федеральных СМИ; моральный облик и
материальные излишества священнослужителей; соотношение религиозного и
социального/национального, позиция Церкви по национальному вопросу в РФ. Все
эти темы, которые с завидной регулярностью возникают в повестке дня СМИ и
социальных сетей, требуют, безусловно, отдельного и тщательного, в том числе
социологического рассмотрения. Попробуем, однако, насколько это позволяет
формат одной публикации, вкратце затронуть каждый их этих вопросов, дабы
отобразить более-менее полную картину церковно-общественных отношений в
современной России.

Претендуя
на определенную объективность в изложении, сделаю оговорку: я исповедую Православие,
являюсь членом РПЦ и, активно участвуя в дискуссиях по упомянутым вопросам,
неизменно встаю на церковную сторону «идеологических баррикад». Это,
разумеется, не означает полную и безоговорочную поддержку всех начинаний Церкви
и инициатив ее спикеров, которые порой вынуждают даже членов РПЦ быть по
отношению к ним более чем критичными. Тем более что мне сложно воздержаться от
этой критики (поводов для каковой, увы, становится все больше) как человеку,
твердо стоящему на позициях русского национализма. Однако, противоречия здесь
нет: Православная Церковь воспринимается нами, ее членами, как сообщество
людей, объединенных общей верой и тысячелетней культурно-религиозной традицией,
положенной в фундамент российского государства. Противостоя нападкам на РПЦ «снаружи»
и одновременно критикуя отдельные стороны ее деятельности «изнутри», мы
являемся защитниками Церкви в большей степени, чем расплодившиеся в последние
годы крикливые околоцерковные деятели, воспринимающие в штыки любую критику
священноначалия и оказывающие своей «защитой» медвежью услугу РПЦ.

«Политическое
патриаршество»

Начало
процесса усиления Русской Православной Церкви в российском обществе, увеличения
ее политического и медийного веса можно отнести к рубежу 2008-09 гг., когда
после кончины Алексия II началась подготовка к Поместному собору РПЦ и избранию
нового Патриарха Московского. Лидером «предвыборной гонки» стал митрополит
Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев), возглавлявший на протяжении 20
лет Отдел внешних церковных связей (ОВЦС) РПЦ, — иерарх, хорошо известный в
России и на Западе, имеющий репутацию человека весьма образованного и
прогрессивного, яркий оратор и искусный полемист. После «тишайшего» Алексия II
деятельный, пассионарный Кирилл смотрелся выигрышно и сразу же породил у
церковного сообщества большие надежды на позитивные перемены в Церкви (и
поначалу эти надежды оправдывал с лихвой).

Выборы и
избрание главы РПЦ вызвали в российском обществе неподдельный интерес. Конечно,
в первую очередь для православных верующих: смена первого лица Церкви, в силу
пожизненности занимаемого им поста, — событие крайне редкое, равно как и
Поместный собор (последний состоялся в 1990
г.). Для светских наблюдателей представляла интерес
«политическая сторона» дела, а также личность нового Патриарха, который
демонстрировал амбиции не только в пределах церковной организации.

Кирилл
стал ярким примером «политического Патриарха» — политика на патриаршем
престоле, что, в общем-то, история для России традиционная. За редкими
исключениями таковыми были все Патриархи, которые в той или иной степени
оказывали влияние на политические процессы в стране (за исключением советского
периода), а иногда являлись фактически ее соправителями (как Филарет и Никон в
XVII в.). Новый глава РПЦ ознаменовал собой оживление церковно-общественной
жизни, заявил о себе как деятельном проповеднике не только внутри РФ, но и на
территории исторической России (канонической территории Русской Церкви,
простирающейся далеко за географические границы РФ). Много шуму наделали визиты
Патриарха на Украину: его проповеди о «Русском мире», «Русской цивилизации»
многими и в России и на Украине стали восприниматься как инструмент «имперской
политики» Кремля.

Одним из
приоритетных направлений новой церковной политики стало миссионерство, в том
числе т.н. «субкультурное» миссионерство; в среде байкеров, рок-неформалов,
других молодежных «тусовок» активизировались такие известные проповедники как
диакон Андрей Кураев и Сергий (Рыбко), последний, кстати, благословлял молодежь
разгонять «гей-парады» и применять физическую силу против кощунников.
Значительно потеплели и участились контакты высших сановников Кремля и РПЦ.
Церковь увеличила свое присутствие на федеральном телевидении, в
образовательной системе, Вооруженных Силах России. Бурные дискуссии и жесткую
критику РПЦ со стороны либерального сообщества породило активное продвижение ею
Основ православной культуры в школы и открытие кафедры теологии в Национальном
исследовательском ядерном университете («МИФИ»), которую возглавил
«раскрученный» в обществе митрополит Волоколамский Илларион, нынешний глава
ОВЦС РПЦ (многие прочат ему патриарший престол после Кирилла). Синодальный
отдел РПЦ по взаимодействию с ВС до марта 2013
г. возглавлял известный своими эпатажными заявлениями
протоиерей Дмитрий Смирнов. В июле 2009
г. был воссоздан институт военного духовенства
(капелланов).

Экспансия
РПЦ в информационное и общественное пространство пришлась по нраву далеко не
всем. Вместе с усилением влияния и активности Церкви усилилась и критика РПЦ, —
как изнутри, так и снаружи. Нельзя сказать, что это явилось полной
неожиданностью для церковных людей — существование в режиме если не «горячей»
(гонений, подобных советским), то «холодной войны» с окружающим миром для
христиан — дело привычное во все времена (что уж говорить о критике).
Неожиданным для наблюдателей явилась острота и ожесточенность, которой стали
достигать дискуссии о месте и роли РПЦ в российском обществе.

Особо
активно Церковь стали «полоскать» в прессе в 2011
г., в частности в связи с предложениями главного спикера
РПЦ, председателя Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества
протоиерея Всеволода Чаплина, — например, ввести «общероссийский дресс-код»,
запретить произведения Маркеса и Набокова за педофилию и др. Но в 2012
г. ситуация достигла пика. «Дело “Pussy Riot”» стало
первым в череде громких скандалов вокруг РПЦ этого и последующего годов. Хотя
сама Церковь в этой истории была «объектом нападения», в конечном счете из
агрессивных кощунниц (именно так они воспринимались верующими) сплясавшие в
Храме Христа Спасителя девушки превратились чуть не в «жертв инквизиции», а РПЦ
– из пострадавшей стороны в обвиняемую (общественным мнением). Масла в огонь
критики подлили скандалы вокруг «часов Патриарха» и его же квартиры в «доме на
Набережной». Далее последовало несколько ДТП с участием священнослужителей,
самый громкий из которых – наезд в нетрезвом состоянии иеромонаха Илии (Семина)
на дорогом внедорожнике на трех рабочих в Москве (двое скончались на месте).

Истерия
нагнеталась и провокациями со стороны радикально настроенных противников
Церкви. Имело место несколько случаев осквернения церквей (поджоги, нанесение
кощунственных надписей, надругательства над иконами) и спиливания поклонных
крестов, в т.ч. на Украине. «Крестоповал» приобрел особо массовый характер.
Некоторые верующие и священнослужители заговорили чуть ли не о начале гонений
на Церковь. Что, конечно, было явным преувеличением, поскольку под гонениями
обычно подразумевается ущемление прав и физическое преследование верующих со стороны
государства. А государство сегодня к РПЦ весьма и весьма лояльно.
Справедливости ради, отметим, что преувеличением являются и заявления
либерального сообщества о сращивании Церкви и государства, наступлении
клерикализации. Последним термином обозначается непосредственное участие
духовенства в государственном управлении (в строгом смысле таких государств в
современном мире только два – Иран и Ватикан), чего в РФ явно не наблюдается.

В ответ на
«гонения», проходившие в форме антицерковных информационных кампаний и
радикальных акций хулиганствующих элементов, Церковь решила призвать верующих к
мобилизации. Одним из ответов «воинствующим безбожникам» стала практика
массовых молитвенных стояний, очень похожих на митинги, которые вошли в 2012 г.
в политическую моду и проводились как противниками, так и сторонниками
государственной власти. Самой крупной акцией РПЦ стал молебен «в защиту веры,
поруганных святынь, Церкви и ее доброго имени» у Храма Христа Спасителя 22
апреля, собравший около 60 тысяч человек.

На улицах
Москвы активизировалась процерковная молодежь, которая решила не ограничиваться
молитвами, и под лозунгом «добро должно быть с кулаками» стала с этими кулаками
набрасываться на оппонентов – проводивших уличные акции «гей-активистов»,
атеистов, сторонников «Pussy Riot». Отличились и «раскрутились» на этом поприще
такие активисты, как Дмитрий Царионов по кличке «Энтео». На мой взгляд, эта
деятельность не прибавила очков Церкви, скорее напротив – скомпрометировала еще
больше в глазах общества, — в том числе благодаря СМИ, которые активно все эти
акции «пиарили». То же самое можно сказать и об околоцерковных группах вроде
«Ассоциации православных экспертов» Кирилла Фролова, который много лет
занимается неуемной и неумной апологетикой церковного и государственного
начальства. Подобострастное воспевание Патриарха-миссионера и агрессивный лай
на «антиклерикалов» и «миссиофобов» (так они обозвали своих внутрицерковных
оппонентов) со стороны этих «православных экспертов», создавших себе имидж
«патриаршего пула», нанесло Патриарху и Церкви в этот период больше вреда, чем
пользы.

Отдельно в
контексте темы стоит сказать несколько слов о Санкт-Петербурге. С приходом на
пост губернатора подчеркнуто религиозного Георгия Полтавченко город приобрел
репутацию «православной столицы». Лестная для православного сообщества, эта
характеристика стала ругательной в устах «антиклерикалов», которые, впрочем,
предпочитают пользоваться такими эпитетами, как «столица мракобесия». В
Петербурге возникла традиция крестных ходов 12 сентября, в день святого князя
Александра Невского, и 4 ноября, в праздник Казанской иконы Божией Матери.
Молебны и крестные ходы проходят в центре Петербурга и собирают известных
городских политиков, включая губернатора, и десятки тысяч верующих. Крестный ход
12 сентября 2013 г. впервые за 95 лет прошел по Невскому проспекту и собрал
свыше 70 тыс. человек. В Петербург также, после Москвы, доставлялись знаменитые
православные святыни из Греции, к которым выстраиваются огромные очереди. Так,
при принесении Пояса Богородицы в октябре 2012 г. к святыне пришло около 350
тыс. петербуржцев (в Москве – миллион человек, всего в РФ – свыше 3 млн.), к
Дарам волхвов – 165 тыс. (в Москве — 412 тыс., в РФ – 600 тыс.). Каждый раз,
особенно в Москве и Петербурге, эти огромные очереди и неизбежно связанные с
ними инфраструктурные издержки приводили к обострению антицерковных настроений
и выплескиванию недовольства либеральной публики в СМИ и блогосферу. Нередко
дело доходило до прямых оскорблений верующих; паломников изображали «советским
быдлом», «стадом баранов», «средневековыми мракобесами». Многим запомнилась
запись в социальной сети одного из лидеров либеральной оппозиции Ольги
Романовой в Москве: «Кропоткинская перекрыта — молебен у них, у б…дей» — она
попала в пробку из за массового молебна у ХХС в память об избавлении России от
нашествия Наполеона.

Возвышение
«православной столицы», к сожалению, получило и свои отрицательные имиджевые
стороны – из-за «политического продвижения» Православия в городе. Если
возрождение религиозных традиций и высокая активность верующих в Петербурге для
церковного человека — факт позитивный, то игра некоторых политиков на
«православном поле» многими церковными же людьми воспринимается весьма
негативно. Деятельность петербургского депутата-единоросса Виталия Милонова
давно приобрела характер нескончаемого скандала и самопиара. Такие люди как
Милонов (и как упоминавшиеся московские «ревнители Православия») занимаются
профанацией «борьбы за нравственность» и отстаивания «традиционных ценностей».
Многие общественные инициативы и законопроекты Милонова сослужили плохую службу
Церкви и ее репутации. Его вредительская деятельность коснулась и русского
движения – под православными и патриотическими лозунгами депутат увлекает за
собой даже некоторых националистов, убеждая их в том, что главная опасность
России – всяческие содомиты и жаждущие развалить страну либералы, против
которых что есть мочи борются патриотические власти российские.

Подобной
деятельностью занимается и ряд депутатов Государственной Думы. Некоторые их
инициативы (например, предложение Елены Мизулиной закрепить особую роль
Православия в Конституции РФ) связаны, скорее, с желанием привлечь к себе
внимание и продемонстрировать лояльность президентскому курсу на «традиционные
ценности». По этой причине даже разумные идеи в той же «религиозно-нравственной
области» оказываются скомпрометированными (нельзя исключать, что в отдельных
случаях Милоновы-Мизулины и действуют с целью компрометации таких идей).

Скандалы
вокруг РПЦ не утихли и в 2013 г. Очередная эскалация антицерковных настроений
возникла в связи с делом священника Глеба Грозовского, который был обвинен в
педофилии (по некоторым данным, священник пал жертвой клеветы, а уголовное дело
имеет заказной характер). Под конец года в Церкви возник грандиозный
«секс-скандал»: жалобы семинаристов на гомосексуальные домогательства со
стороны педагогического состава Казанской духовной семинарии, церковная
комиссия из Москвы с дальнейшим смещением с должности проректора КДС, активное
освещение этой истории диаконом Андреем Кураевым, исключение Кураева из
Московской духовной академии (где он преподавал 10 лет) и последующее
разворачивание им мощной информационной кампании против «голубого лобби» в РПЦ.

Говоря о
череде громких скандалов вокруг РПЦ и нагнетания антицерковных настроений,
зададимся вопросом: каковы причины столь негативной реакции на усиление позиций
Церкви и пристального внимания общества к ее деятельности? Во-первых, —
доминирование в «среднем классе» и крупных СМИ либеральных идеологических
воззрений: постоянное присутствие Церкви в общественном пространстве вызывает
иррациональное раздражение даже у тех, кто на словах выступает за полную
свободу мнения, слова и вероисповедания. Во-вторых, не стоит сбрасывать со
счетов политические причины антицерковных компаний последних лет, их
политтехнологический характер. Инициированы они могут быть как либеральными
силами, которые рассматривают РПЦ как одну из прогосударственных сил и опор
путинского режима (что верно лишь отчасти), таки и силами вполне
государственными, которые могут использовать травлю Церкви, в одних случаях,
как «громоотвод» или «распыление» гражданского недовольства, в других – как
инструмент раскола оппозиции: достаточно вспомнить, какие идеологические
разборки в рядах «несогласных» повлекло за собой «Дело “Pussy Riot”». В-третьих
– это стоит признать – в раздражении людей и упомянутых скандалах присутствует
немалая доля вины самой Церкви.

Там, где
речь идет об очевидных провокациях и внешних ударах (то же «Дело “Pussy Riot”»)
– не всегда адекватна реакция представителей РПЦ. В случаях же с упомянутыми
ДТП, вызывающих заявлений церковных спикеров, роскоши духовенства, скандала с
«голубым лобби» и др. говорить о «врагах Церкви» и «антицерковных кампаниях»
(даже если эти истории в таковых кампаниях используются) — нелепо и
недопустимо. Это внутренние проблемы РПЦ, которой вместо вставания в позу
невинности следует заняться самоочищением. Очевидно же, что Церковь, которая
ставит задачи христианизации общества, призывает людей к нравственному образу
жизни, в первую очередь обязана блюсти чистоту в собственных рядах. Поэтому и
неудивительно, что «политика открытости» РПЦ последних лет, ее экспансия во
многие области общественной жизни заставляет людей, особенно настроенных
предвзято, пристально следить за людьми Церкви, и побуждает к активному
обсуждению и обличению ее пороков.

При этом
было бы несправедливо на примере отдельных скандалов или недостойных
священнослужителей делать выводы о всеобщем характере подобных явлений в
Церкви. Когда мы слышим об утопающих в роскоши священниках или епископах, о
сбившем людей насмерть пьяном монахе, о провокационных высказываниях некоторых
официальных спикеров РПЦ и т.д., надо понимать, что подобные люди составляют в
Церкви меньшинство. Проблема заключается в том, что представители этого
меньшинства часто являются в РПЦ лицами официальными и публичными. К тому же
скандал всегда привлекает внимание и раскручивается прессой и антицерковно
настроенными людьми. Повседневные же «добрые дела» Церкви любителям «клубнички»
и «жареных фактов» мало интересны. По опыту пребывания в Церкви и общения с
множеством священников, могу сказать, что в основной своей массе это достойные
пастыри. Не стоит забывать и о широкой социальной и благотворительной
деятельности РПЦ, о многих примерах личного мужества и самопожертвования
священников в наши дни, например при пожарах и наводнениях. Неоднократно во
время стихийных бедствий Церковь централизованно осуществляла сбор средств и
вещей для пострадавших.

Ставка на
«административный ресурс»

Со сменой
церковного руководства в 2009 г. в Русской Православной Церкви начались
процессы, характерные и для политической системы страны. Патриархом Кириллом
был взят курс на построение крепкой «вертикали власти». Приоритетным для
укрепления церковной организации вместо духовного авторитета пастырей стало
использование «административного ресурса» и «эффективного менеджмента».
Православный публицист Дмитрий Саввин метко охарактеризовал одновременное
закрепощение политической и церковной системы «синхронизацией вертикалей».

Риторика
Патриарха во многом стала схожа с президентской – демонстрация «центризма»,
стремление угодить сразу всем идеологическим группам (для либералов — либерал,
для консерваторов – консерватор). Вместе с внешним усилением Церкви в церковной
политике и личности первого лица Церкви (изначально имевшего репутацию
«либерала») со временем стали проступать авторитарные черты, признаки сильной
бюрократизации и закрепощения церковной жизни. Некоторые реформы сыграли,
безусловно, положительную роль, упорядочивая информационную и хозяйственную
деятельность РПЦ, церковную политику в целом. Из числа этих реформ — учреждение
Межсоборного присутствия, Финансово-хозяйственного управления, Синодального
информационного отдела во главе с Владимиром Легойдой, одним из самых
адекватных и политически грамотных представителей РПЦ. Иные же реформы, как
дробление епархий и умножение числа епископов, стали играть роль скорее
отрицательную, послужив той же задаче укрепления «вертикали» и ослабления
епархиальных центров силы.

Стала
проявляться характерная для авторитарного стиля управления цензура.
Издательский совет Московского патриархата ввел обязательное рецензирование
всех изданий, распространяющихся через систему церковной книготорговли – шаг с
одной стороны правильный, отсекающий псевдорелигиозную макулатуру, но
автоматически породивший цензуру неугодных авторов. Коснулась цензура и
деятельности духовных учебных заведений, и в особенности – публичных
выступлений священников. В 2013 г. был наложен запрет на выступления в СМИ
известного петербургского священника Георгия Митрофанова (в частности, он
позволил себе критику Всеволода Чаплина). Упоминавшиеся выше репрессии против
протодиакона Андрея Кураева – блестящего интеллектуала и активнейшего
миссионера, — последовали за «эпатажные заявления в блогосфере». Свобода слова,
даже в рамках внутрицерковной дисциплины и почтения к священноначалию,
сворачивается в РПЦ все больше. Как гласит девиз одного модного сообщества в
социальных сетях, «либо ты в тренде – либо уходи». Трендом «патриаршей
пятилетки» стала централизация церковной власти, ослабление «регионов», полное
отсутствие самокритики в верхах, существенное урезание свободы слова и мнения,
сдвижение на «задний план» реальных духовных авторитетов, карьерное продвижение
деятелей лакейского, кабинетно-паркетного типа. В Церковь проникла, по
выражению Кураева, «бацилла папизма», — распространение риторики непогрешимости
главы Церкви. Кто оказался «не в тренде» — тому пришлось уйти или замолчать.

В 2011 г.
знаковым событием для церковного сообщества стало появление статьи Дмитрия Соколова-Митрича
под названием «Очень маленькая вера. Почему второго Крещения Руси нет и не
будет» (журнал «Русский репортер», 05.11.11). В информационном пространстве и
церковных коридорах эта публикация вызвала настоящую информационную бурю:
проводились круглые столы, публиковались одобрительные и гневные комментарии
наблюдателей и официальных лиц Церкви (последние, разумеется, демонстрировали
негодование). Работа Соколова-Митрича, ставшая результатом большого
журналистского труда и долгого общения с духовенством РПЦ, стала чувствительным
ударом для Церкви, и неспроста. Название статьи говорит само за себя. Автор
констатировал не просто «очень маленькую веру», а ее фактическое отсутствие
среди строителей церковной «вертикали власти» при отсутствии духовных авторитетов:
«Если не хватает апостолов, приходится тиражировать администраторов».

«Когда
пришел новый патриарх, нам казалось: вот сейчас что-то изменится, у церкви
откроется второе дыхание, — Соколов-Митрич воспроизводит беседу с насельниками
одного монастыря. — Но прошло два года, и большинство надежд развеялось. Образ
действий святейшего стал более-менее понятен. У него сильный крен в великие
дела, в этом смысле он похож на Путина: вот Мюнхенскую речь произнести — это
да, а грамотно реформировать лесную отрасль — дело десятое. И логика дальнейших
действий святейшего становится вполне предсказуемой: если невозможно прославить
себя по совокупности малых заслуг, значит, придется постоянно повышать планку
амбиций по спасению отечества и человечества — продавливать введение армейских
священников, собирать Всеправославный собор, встречаться с папой римским. А что
в это время происходит в сердцах человеческих, уже неважно».

Человеческие
сердца в Церкви заметно черствеют. И, что особо печально, касается это не
только «эффективных менеджеров» и патриарших лакеев, но и кузниц церковных
кадров – семинарий. Парадоксально, но духовные вузы нередко способствуют не
укреплению, к чему призваны, а потере веры учащимися. Среди семинаристов
популярна такая шутка: в первом классе семинарии юноши, проходя мимо церкви,
крестятся и кланяются, во втором классе – крестятся, но уже не кланяются, в
третьем — уже не крестятся и не кланяются. Уточнение «верующий священник» сегодня уже не всегда
вызывает удивление и смех.

Следствием
внутрицерковного кризиса стало отчасти и все то, о чем говорилось в первой
части статьи. Не будучи достойным примером служения собственным же ценностям
люди Церкви перестают быть достойным примером для подражания и в светском
обществе. «Социологи, эксперты, да и сами священнослужители отмечают в
последнее время повсеместный рост антиклерикальных настроений. Такое ощущение,
будто какая-то невидимая сила наклонила социальную плоскость: симпатизирующие
церкви люди скатываются к равнодушию, равнодушные — к ненависти, а ненавидящие
— к радикализму» — слова Дмитрия Соколова-Митрича звучат как приговор.

И еще одна
цитата из «Очень маленькой веры»: «Речь не о какой-то внутрицерковной оппозиции
— мы общались с людьми вполне системными, большинство из них на выборах
патриарха поддерживало Кирилла. Сегодня они исполнены в лучшем случае
фатализма, в худшем — тревожного пессимизма. И еще: эти люди абсолютно уверены,
что конфиденциальная беседа с журналистом — единственный способ донести до
высшего руководства правду, не попав под репрессии». Последние слова со всей
очевидностью демонстрирует история, приключившаяся с Андреем Кураевым. По его
словам, каналы коммуникации и самоочищения Церкви замусорены. Объясняя причины
единолично объявленной им войны «голубому лобби», он подчеркивает, что не может
выйти на контакт с Патриархом и не имеет право выйти в церковный суд, поэтому
единственной для него возможностью достучаться до церковных верхов осталась
«беседа с журналистом», только уже не конфиденциальная – чтобы его
свидетельства не затерялись в недрах патриаршей канцелярии, а стали предметом
внутрицерковного обсуждения.

С другой
стороны, важной особенностью церковной жизни в России является то, что оказание
практического влияния на Церковь возможно исключительно в пределах самой Церкви.
Выход за пределы РПЦ означает автоматическую маргинализацию и «политическую
смерть». Самый известный пример – печальная судьба архиерея Анадырско-Чукотской
епархии Диомида (Дзюбана), который в 2007 г. стал жестко критиковать Московскую
Патриархию и сделался символом внутрицерковной оппозиции. В конце 2008 г.
Диомид был извергнут из священного сана, и вскоре полностью выпал из поля
зрения общества. Похожая судьба сложилась и у многих других раскольников, чья
деятельность после ухода из РПЦ приобретала откровенно сектантские черты.
Поэтому Андрей Кураев неоднократно заявлял о том, что даже при запрещении его в
служении и лишении сана он останется внутри Церкви и будет считать Кирилла
своим каноническим Патриархом.

Русская
Церковь и «русский вопрос»

Предметом
острой критики священноначалия со стороны общества и немалой части членов РПЦ
является отстраненность Церкви от одного из самых болезненных вопросов
современной России – национального. Дабы предупредить разночтения, сделаю
принципиальную оговорку. Критика РПЦ по «русскому вопросу», равно как и по
другим вопросам, затронутым в статье, относится к Церкви официальной, т.е.
Московскому Патриархату. Было бы странным критиковать Церковь как единое целое
– многомиллионное сообщество православных христиан, которое и есть «Единая,
Святая, Соборная и Апостольская Церковь», а вовсе не только духовенство.
Большинство членов РПЦ, в том числе и священнослужители, не могут нести
ответственности за не всегда разумную политику и риторику церковного
руководства.

Следует определиться
и с характеристикой церковного народа, который социологически неверно
отождествлять с категорией «православные» или «верующие». Когда в РПЦ говорят
от имени «православного большинства» в России (тем более, когда эти слова
противоречат русскому большинству), многими это резонно воспринимается как
спекуляция. Церковь – это не просто совокупность «верующих россиян», — это
именно те, кто себя с РПЦ ассоциирует непосредственно, кто имеет представление
о христианском вероучении и участвует в церковных богослужениях. Пресловутое
«православное большинство» — величина настолько условная, что рассматривать ее
как некую социологическую данность, от имени которой можно говорить Церкви,
неправильно.

По данным
самых разных социологических исследований, на сегодня «православные верующие»
составляют от 60 до 80% российских граждан. ВЦИОМ, например, называет цифру 75
%, Левада-Центр — 74 %, Фонд общественного мнения — 64 % (июнь 2013 г.)
Согласно соцопросам, из причисляющих себя к православным верующим граждан половина
незнакома с содержанием Библии, четверть вовсе не соблюдают религиозные
традиции, лишь примерно 10% соблюдают религиозные обряды и участвуют в
церковной жизни. По оценкам социологов, постоянно посещают богослужения менее 2
% населения России (сама РПЦ не ведет учета количества своих членов или
посещаемости богослужений). Церковь, правда, выражает несогласие с этими
данными и обвиняет социологов в их занижении. Тем не менее, стоит признать: русское большинство в своей массе
не является религиозным и тем более церковным.

Итак,
Церковь как сообщество воцерковленных людей составляет не более 2% российского
населения. Но даже в таких процентах РПЦ является самым крупным
общественным институтом в России. Выше уже говорилось о том, что антицерковные
настроения свойственны условно «либеральной» чести общества. Церковных людей,
соответственно, логично отнести к «консерваторам», поскольку они исповедуют
«традиционные ценности». Однако люди Церкви являются органичной частью всего
российского общества, и однозначное отнесение их к «консервативной» его части
также будет неверно. Русская церковь — сложный многосоставный организм, который
можно назвать консервативным с большой натяжкой. В ней есть свои консерваторы и
либералы, националисты и «уранополиты» (внутрицерковная версия «космополитов»).

Русская
Православная Церковь (до 1943 г. — Российская) сама по себе никогда не была
«националистической», и не может быть таковой по определению. Определение
Православной Церкви как Русской указывает не на ее «этнический» характер, а на
характер ее национальной административно-канонической самостоятельности
(автокефальности). Национальной же в этническом смысле Русская Церковь быть не
может по совершенно очевидной причине: цель и смысл ее существования
заключается в спасении человеческих душ и простирается за пределы этого мира. А
за этими пределами о людях русской или какой-либо еще национальности ничего
неизвестно. Да и наличие самих национальностей, согласно Священному Писанию,
есть результат человеческого греха, который был наказан Богом, разрушившим
Вавилонскую башню и разделивших людей на «языки».

Означает
ли это, что Церкви должен быть безразличен национальный состав ее членов, что
ей «параллельны» национальные интересы гражданского большинства? Нет, не
означает.

Конечная
цель жизни отдельного верующего человека – приготовление себя к вечной жизни.
Одним из способов реализации этой цели — удаление из полного соблазнов мира (в
леса, пустыни), — многие известные святые так и поступили. Большинство же
верующих людей не имеют возможности посвящать всю свою земную жизнь служению
Богу, поэтому живут и «спасаются» в обществе. Точно так же живет и Церковь как
совокупность этого духовно слабого большинства. Имея высшую цель спасения душ
своих членов, она продолжает пребывать «здесь и сейчас» — на конкретной
территории, населенной конкретным национальным большинством. В этом смысле
Церковь, уже как «земной» институт, не может не быть национальной, не может не
считаться с национальными интересами своего народа.

Защита
русского большинства для РПЦ должна быть важна с точки зрения ее же собственных
интересов. Во-первых, уклоняясь от этой защиты, она рискует навлечь на себя
недовольство русского большинства, подпортить свой имидж и утратить немалое
количество своих членов. Во-вторых, только преобладание русских,
комплиментарных христианскому вероучению, может сделать РПЦ сильной
национальной Церковью. Противоречащей Церкви является точка зрения, что для нее
неважен национальной состав своих членов — «главное чтобы человек был хороший»,
т.е. православный. Да, «хороший человек» может быть русифицирован, воцерковлен,
интегрирован и в национальную и религиозную среду. Но только пока этих «хороших
людей» не станет слишком много. Достигая определенной демографической «планки»
(социологи говорят о 10% относительно национального большинства), мигранты
перестают ассимилироваться, что мы наглядно и наблюдаем в РФ. Не говорящему на
русском языке мигранту уже неинтересна ни русская культура, ни русская церковь.
Так что чем менее Россия будет русской — тем менее она будет и христианской. В
дореволюционной России это хорошо понимали. Поэтому в русских национальных
организациях и состояло множество священнослужителей и иерархов Православной
Церкви. Хотя бы не из идейных, а из прагматических соображений члены РПЦ должны
быть в первых рядах Русского марша, а церковное руководство в переговорах с
властями – жесткими лоббистами введения визового режима со странами-донорами
инокультурных и инорелигиозных мигрантов. Вместо этого, к сожалению, мы
наблюдаем обратное.

После
Русского марша 2011 г. журналист Ольга Гуманова опубликовала статью «Русский
национализм: жатва без делателя» (сайт «Русский обозреватель», 09.11.2011).
Автор справедливо сетует на то, что, несмотря на появившийся при Патриархе
Кирилле «миссионерский тренд», Русская Церковь бездумно упускает благодатную
почву для миссионерского слова и дела – русских националистов, более того —
своим бездействием (а также «антинационалистической» риторикой) на этом поле
окончательно отталкивает их от церковной ограды.

«Казалось
бы, где найти более благодарную, восприимчивую для проповеди православия
аудиторию, чем молодые люди, которых объединяет любовь к русскому народу? –
пишет Гуманова. — К народу, который был сформирован православием, из которого
произошло больше православных святых, чем из любого другого народа в мире? Тем
не менее, русские националисты сегодня остаются самой быстрорастущей, но
религиозно не определившейся группой, в которой завтра с одинаковой
вероятностью может возобладать как православная вера, так и подчеркнутый
антиклерикализм, и нейтральная светскость».

Зато
популярно миссионерство среди гастарбайтеров. Существуют даже планы создать в
Москве «православные общины мигрантов», а также сформировать при миссионерских
отделах епархий РПЦ центры для знакомства мигрантов с русской культурой. Для
покойного священника Даниила Сысоева крещение в христианство мусульман,
казалось, стало делом жизни. Да, личное мужество священника достойно уважения,
мы знаем, что отец Даниил получал угрозы, а затем был убит исламским фанатиком
именно за миссионерскую деятельность среди мусульман (т.е. пострадал за Христа
в прямом смысле слова). Но ничто не убедит меня, русского православного
христианина, что есть необходимость в христианизации мусульман и мигрантов,
пока не христианизирован и не воцерковлен наш русский народ. Подход же Даниила
Сысоева и вовсе диктовался его подчеркнутым «антинационализмом». Именно он ввел
термин уранополитизм (от греч. uranos – небо), определив этим термином то, что
«главным родством является родство не по крови или стране происхождения, а
родство во Христе».

Невнимание
к ущемлению русских интересов, невнимание к русским даже как к первоочередному
объекту христианской проповеди свойственно многим священникам. Хотя, надо
признать, некоторые представители духовенства периодически демонстрируют
озабоченность «русским вопросом» — тот же протоиерей Дмитрий Смирнов, диакон
Андрей Кураев, и даже Патриарх Кирилл. На прошедшем в конце октября 2013 г.
XVII Всемирном русском народном соборе, глава РПЦ заявил: «Мы должны ясно и
недвусмысленно сказать: симфония этносов, которая придает нашей цивилизации
неповторимый облик, невозможна без участия в ней русских <…> Очень
опасной может быть перспектива отчуждения русских и прежде всего русской
молодежи от государства, государственных структур, руководства бизнесом <…>
Мы отвергаем позицию тех, кто считает, что Россия должна быть страной только и
исключительно для русских. Но мы также никогда не согласимся с теми, кто хочет
видеть ее “Россией без русских”, лишенной национального и религиозного лица,
потерявшей чувство солидарности и единства».

Это
заявление было продиктовано происшедшими незадолго до этого событиями в
московском районе Бирюлево, о чем Патриарх упомянул. Многие люди восприняли эту
речь чуть ли не как «национальный поворот» РПЦ. Но — пока что «Все это,
видите ль, слова, слова, слова…» Отсутствие дела, судя по всему,
продиктовано нежеланием церковного руководства ссориться с государственной
властью. Но боясь утратить расположение властей, Церковь утрачивает
расположение русского большинства, которое этим государством подавляется. Хотя
даже в нынешней ситуации давление Церкви на власти в данном вопросе
представляется вполне возможным: за спиной РПЦ – крупнейший общественный
институт, который составляют дисциплинированные и лояльные церковному
начальству и лично Патриарху люди, и государство не сможет с этим не считаться.

Статья
написана для журнала «Вопросы национализма» и будет опубликована в очередном,
17-м его номере.

Оригинал материала опубликован на ленте АПН.