Провал гипнотизера
События второй недели декабря
действительно всколыхнули общество и стали основной темой для обсуждений во
всех СМИ, да и, наверное, во всех квартирах. Однако бросается в глаза сильное
размежевание общества на тех, кто этого уже давно ждал, и тех, кто уж никак не
мог предполагать, что такое у нас вообще возможно. Последние шокированы и, как
слепые котята, пытаются найти хоть какую-нибудь опору в непостижимой
реальности.
Вообще, несколько странно, что
место главного «шокирующего» события заняла именно Манежная площадь. Видно, у
нас просто отвыкли от больших митингов. Более впечатляющим является факт
шествия 7 числа нескольких тысяч человек по вечерней Ленинградке – кажется,
впервые русские смогли стихийно сорганизоваться и проявить очень оперативный и
организованный протест на преступные действия госорганов. А на Манежке был
просто заранее подготовленный митинг протеста, который попыталась разогнать
милиция. Разве что само место проведения не позволило его замолчать, и он
получил большой общественный резонанс, так как отвечал чувствам очень многих (а
если судить по соцопросам – так и подавляющего большинства).
Да, таких событий давно не было. И
всё же это не ново. А вот того, что случилось в Москве 15 декабря, не было здесь
ещё никогда: весь город покрылся горячими точками межнациональных конфликтов,
драк. И участвовали в них не отдельные «представители радикальной молодёжи» —
конфликт стал открытым, общественным. И впервые на улицах было так много
ожесточённых ребят школьного возраста, более того – много девушек, совсем даже
девчонок. Важно, что инициаторами всего этого оказались «гости столицы» – это
соответствует общему характеру конфликтной ситуации: роль раздражителя
принадлежит именно им. Но в каждом конкретном случае уже трудно определить, кто
виноват – мы вошли в новую реальность открытого межэтнического конфликта, и
участвуют в нём так или иначе все. О том, что эта новая реальность нас ждёт и
приближается всё быстрее, говорить приходилось давно. Но все эти слова воспринимались
властью как «нагнетание» и «разжигание». Она и теперь склонна видеть причину
произошедшего именно в словах.
Есть один сюжет, которым очень
часто пытаются объяснять неприятную реальность. Звучит он примерно так: «всё
было хорошо и всем было хорошо, но потом пришла кучка гнид, которая всё
испортила». Чаще всего с этой моделью приходится сталкиваться при описаниях
исторических сломов: была, например, старая добрая Россия, а потом пришли
большевики и всё испортили; был наш великий Советский Союз, а потом пришли
демократы и всё испортили; и т.д. Весь вопрос тогда переносится с анализа
реалий «до слома» на психологическую природу этих «гнид»: какая муха их укусила
и что за чёрные идеи их направляли. Идеи, несомненно, злые и подлые, так как
были обращены против добра и всеобщего благоденствия.
Это, наверное, нормально, когда
через такие нехитрые схемы люди пытаются преодолеть что-то труднообъяснимое, и
защитить свои исторические симпатии. Это даже нужно: часто именно любовь к
далёкой эпохе помогает сохранить в человеке патриотические чувства, которым не
находится оснований во дне сегодняшнем. Но становится страшно, когда такими же
рассуждениями считает возможным руководствоваться государственная власть в
своей актуальной политике. Однако именно это мы видим в оценках событий со
стороны «Кремля» и всей той «прогрессивной общественности», которая может
критиковать эту власть по многим поводам, но только не за её национальную
политику.
Причиной конфликтов объявлена
ксенофобия и связанный с ней экстремизм. Это те самые «злые мысли», которые
управляют разгулявшимися «гнидами», только и думающими, как бы сделать
какую-нибудь гадость и прервать межнациональный мир. Никаких причин в
реальности искать нельзя, так как это просто неприлично: можно оказаться в компании
с этими же «гнидами». Думать можно только о том, как бы «лучше воспитывать
детей», объяснять школьникам, «что такое хорошо, а что такое плохо», проводить
разъяснительные работы с молодёжью и т.д. Традиционные телеэксперты от имени
всей телеинтеллигенции призывают бороться с ксенофобией, Партия выдвигает идею
менять школьные программы, Президент вообще хочет всех «паковать по полной
программе». Общим трудом старательно создаётся уже так хорошо известный призрак
страшного «русского фашизма», в ком корень всего зла и главная опасность.
Примечательно, что призыв бороться с ксенофобией основан на абсолютном
признании субъективной вины только за русской стороной, ведь «ксеносы» здесь
именно кавказцы. Они в таком качестве имеют полную гарантию невиновности.
Объяснять все межнациональные
проблемы «русским фашизмом» — старая политтехнологическая идея, и как таковая
она неплохо работает. Только вот власть сама себя этим отстраняет от социальной
реальности, оставляя её только тем, кого она и называет «русскими фашистами».
Сам основной способ «борьбы с ксенофобией» — замалчивание проблем, когда просто
запрещается говорить о национальной подоплёке преступлений – гарантирует только
их накапливание. Другой же способ (тоже, кстати, уже давно банальный, и более
полувека назад сформулированный Лео Штраусом) – т.н. reductio ad Hitlerum, то
есть сведение всей возможной дискуссии по проблеме к обвинению в нацизме, сам
по себе этот нацизм и создаёт. Нацистская логика абсолютно господствует в самой
критике русских националистов, и это и есть главный идейный источник нацизма в
современной России. К сожалению, такие критиканы действительно думают, что
кого-то «на Манежке» смущают именно расовые признаки кавказцев, или что кто-то
там хотел утвердить «превосходство» русских. Так упорно сеются в общественном
сознании нацистские идеи. Пока что они не дали больших всходов, но нетрудно
представить себе, как этот путь вполне может привести потом к власти именно
нацистов. И мы не можем быть уверены, что этот идейный комплекс не одолеет нормальный
русский патриотизм.
Очень важно, что бунт русских
оказался не бессмысленным и не беспощадным. Жертв было совсем мало, люди были
слабо вооружены, а результата добились – привлекли внимание к проблеме и
заставили милицию вновь арестовать виновных в убийстве того русского парня. То
есть они добились справедливости, одновременно показав, что только так её
сейчас и можно добиваться. Сама власть, можно сказать, постаралась, чтобы
понятие о справедливости теперь всё яснее ассоциировалось именно с русским
национализмом.
И впервые русское гражданское
общество, точнее сказать его зачатки, проявило себя с самой неожиданной стороны
– через фанатские связи. Футбол всегда и везде был вполне очевидным и весьма
эффективным способом отвлечения молодёжи от политики. Никакие «Русские марши»
или любого рода политические уличные мероприятия не могли даже близко
сравниться с количеством народа, приходящего на футбольные матчи. Чувства
фаната всегда были ярче и выражались громче, чем чувства протестующего против
действий власти. Не было бы футбола и сопутствующей ему фанатской субкультуры,
господам у власти приходилось бы гораздо сложнее – энергия уличных действий
оборачивалась бы против них.
Этот механизм футбола как
«громоотвода» протестных настроений работает очень хорошо в самых разных частях
света. Но сейчас в России он сломался. Вдруг оказалось, что фанатские
организации – это и есть гражданское общество. Что они могут выражать свои
позиции так, как никто больше в современной России, и могут заставить власть
считаться с собой. И всё это уже – не про футбол. Когда начальствующий мент
пытался заигрывать с ними на Ленинградке – мол, «я тоже болею за Спартак» – он
получил чёткий ответ: «Какая разница, за кого ты болеешь? Здесь русских
убивают!». И оказалось, что ему больше нечем заигрывать, да и возразить тоже
нечего. Скажи он им «Я тоже русский и разделяю ваши чувства» — начальствующим
быть перестал бы. Такие служаки власти не нужны.
То, что именно фанатские структуры
оказались способны на выражение национального протеста, на самом деле вполне
естественно. И не в том дело, что фанаты склонны к «крайним идеям» и
«маргинальным идеологиям», как это пытаются представить. Просто фанатство – это
то немногое, что по сей день работает через натальные корни: парень из
Дагестана не будет болеть за тот же «Спартак», он будет болеть за дагестанские
команды, где бы ни жил, а за «Спартак» будут болеть именно те, чьи корни в
Москве. Футбол интернационализируется, но фанатство футбольных клубов остаётся
«местным» — оно оказалось близким к «чувству Родины» – где бы ты ни жил, а
болеешь всё равно «за своих».
В свете произошедших событий прямой
интерес власти – разрушение фанатских организаций как «сообществ местных» и
очевидного проявления гражданского общества. Но она сама же попала в свой
капкан: пытаясь канализировать общественный протест молодёжи в футбол, только
что приняла на себя обязанности проведения Чемпионата мира 2018 г. И теперь
просто обречена на то, чтобы выделять на эту сферу большие деньги. Деньги,
которые в некоторой и довольно значимой своей части пойдут и на укрепление
фанатских организаций и вообще футбольно-фанатской субкультуры. А значит – и на
укрепление тех немногих горизонтальных общественных связей с местной
спецификой, которые, как оказалось, ещё могут организовывать протест и
управлять улицей.
И очень важно, что вопрос о
межнациональных отношениях в России стал публичным уже теперь. Ведь русские
пока что имеют дело в основном с первым поколением приезжих с Кавказа. Но надо
хорошо понимать, что даже с третьим поколением будут те же самые проблемы,
только вот возвращаться им будет уже некуда. Так, во Франции недавние погромы
организовывали именно мигранты второго-третьего поколений, то есть люди,
которые уже никакой прямой связи с исторической родиной не имеют, а нефранцузскую
культуру сохранили.
При этом очень важно понимать, что
в Центральной России нет собственно межэтнических конфликтов. Таковые можно
найти только на некоторых окраинах страны. А протест против «засилья кавказцев»
– это как раз протест прóтив этнизации социальной сферы, а не за.
Русские не привыкли к тому, что отдать ребёнка в хорошую школу, занять то или
иное рабочее место или получить то или иное наказание за преступление можно
по-разному в зависимости от твоей «национальности». Русские не готовы
согласиться на то, что в каждодневной своей жизни им приходится играть не на
равных с теми, за кем стоят этнокорпоративные силы. Русские смирились с
имущественным неравенством, но не готовы принять неравенство национальное. За
русским человеком никто не стоит: его этничность ему не помогает. А вот
почувствовать себя неполноправным нацменьшинством удалось в тех или иных
ситуациях уже многим. Странное чувство для русского человека на Русской земле.
Вот и декабрьские протесты прошли под лозунгом осуждения убийц по закону, как
равных с другими гражданами. Это протест против этнической исключительности,
ставшей нормой в современной России. И такой протест поддерживает большинство,
даже несмотря на то, что это упорно называют «фашизмом». Русским было привычно,
что их страна – она «для всех», однако им непонятно, почему она стала столь
определённо не для русских.
Но столь массовая поддержка
протестующих (более 80%) объясняется не только чувством ущемлённости за своё
русское происхождение. Ещё более массовым, почти всеобщим стало простое бытовое
раздражение. И это очень важно подчеркнуть: любой национальный конфликт на
русских территориях России – на самом деле бытовой.
У нас часто противопоставляют
преступления «бытовые» и «на национальной почве». На самом деле это
противопоставление искусственно. Да, бытовые конфликты могут происходить на
самых разных основах – семейной, соседской и т.д. Но также и национальной – у
нас почти все межнациональные конфликты – бытовые. Процент преступлений,
совершённых только на основе ненависти к представителям другой национальности,
уверен, совсем малый. А в большинстве случаев мы имеем с национальной почвой
бытовых конфликтов. Вот и в случае с Егором Свиридовым – национальная основа
несомненна, но вот спор за такси – вполне себе бытовая ситуация. Бытовая, и
даже банальная – она нередко случается и между русскими. Вот только иначе
заканчивается.
Вообще, быт – уникальное русское
понятие. Заметьте, оно не переводится на другие языки – только через выражения,
причём их смысл не вполне адекватен нашему слову. Однако оно так привычно и
естественно: мы каждый день его употребляем и хорошо знаем о той сложной, очень
разноплановой реальности, которая за ним стоит. Мы даже говорим о таком
явлении, как бытовая культура – и хорошо понимаем, что это далеко не только
«культура потребления». Это вообще не только и не столько сфера материальных
отношений, это сфера каждодневного взаимодействия людей друг с другом. И жить в
«коммуналке», то есть вести общий быт мы можем, только если у нас есть общая бытовая
культура. А у русских и у приезжих из мусульманских стран Кавказа она слишком
разная. Русские могут хорошо адаптироваться к чужой бытовой культуре, когда
живут в иноэтничной среде. Но это не значит, что они готовы отказываться от неё
у себя дома.
Может, это называется ксенофобией.
Но это не нелюбовь к «носам другой формы». Это страх перед крушением бытовых
устоев, и так с таким трудом налаживаемых; страх разрушения бытового склада
жизни на улице, в магазине, в школе, на работе, во дворе… И это страх перед
таким явлением, как «бытовой национализм» – тоже совсем не переводимое,
оригинальное наше понятие, обозначающее агрессивное введение этнических
различений в бытовую социальную реальность. Примечательно, что и русские
националисты никогда не выступают апологетами того, что этим выражением
обозначается, а даже как раз наоборот. Под «бытовым национализмом» скрывается
проникновение в нашу каждодневную жизнь принципиально чуждых нам различений и
дискриминаций, тем более опасных тем, что его проявление со стороны одних
общественных групп вызывает его и со стороны других. Плохо в результате
становится всем.
Кстати, популярность на Западе
идеологии «мультикультурализма», то есть совместного проживания на одних
территориях и в единой политической системе культурно разных этносоциальных
групп, можно объяснять именно тем, что в западных языках нет понятия «быта». И
теперь, в общем, уже наглядно, что этот проект проваливается. «Семейная» лодка
современных многокультурных «политических наций» разбивается именно о быт. В
этом смысле само понятие «быта» – это то богатство русской культуры, та сила её
осмысления реальности, которая позволяет нам раньше и глубже понять всю эту
проблему, грозящую вскоре покрыть карту Запада бесчисленными горячими точками.
Если, конечно, мы не будем слепо и упорно продолжать идти за западными
образцами, уже и так очевидно себя скомпрометировавшими.
Но реакция российской власти на
события 7-15 декабря оказалась до крайности неадекватной. Неудивительно: наша
политэлита за последние 20 лет сумела оградить себя особыми бытовыми условиями
и просто не слышит этого конфликта, искренне полагая, что недостаток истощённых
русских трудовых ресурсов можно замещать мигрантами. Несомненно, что она плохо
владеет ситуацией, хотя и пытается использовать её в своей политической игре.
При этом в Кремле, как видно,
решили, что раз нельзя просто заставить слушаться силой, то главным методом
управления должен стать метод внушения. Чтобы не было межэтнических конфликтов,
народ надо отучать от ксенофобии и внушать, что все, живущие в России, суть
один народ – россияне и должны друг друга любить. Мол, если все это внушить, а
всяких «гнид», высказывающих альтернативные точки зрения, изолировать, то тогда
народ будет паинькой. Так, вместо государства, управляющего реальными
процессами, мы постепенно получаем государство внушения, государство
пропаганды. Не случайно последнее время в Сети стал столь популярным персонаж
«гипножабы»: у нас государство – это своего рода Гипножаба, а никакой не
Левиафан. СССР – тоже государство с сильной пропагандой – и то был лучше: там
была идеология сама по себе, и даже власть была вынуждена с ней считаться –
нередко даже больше, чем простой народ. Теперь же место идеологии заняли
ситуативные кампании внушения – в зависимости от возникающих проблем.
Проблема такого положения дел в
том, что и политическая элита постепенно приобретает своего рода
«мировосприятие гипножабы»: она сама верит в свой гипноз. И её реакция на
«Манежку» вполне характерна: это сложный комплекс чувств гипнотизёра, когда
объект его воздействия вдруг открывает глаза, встаёт и смеётся ему в лицо.
Очнувшись от шока, государственный муж сразу хочет спрятать такого наглеца:
посадить, изолировать, «запаковать по полной». А тут – видишь как – целая
площадь таких, а то и много площадей… Ещё немного – и вся страна.
Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН.
