Рабство эпохи постмодерна
Юрий Крупнов, председатель общественного движения «Партия России»:
Беспорядки во Франции связаны с ситуацией в самой Франции лишь отчасти.
Да, очевидны те важные обстоятельства, которые в значительной степени подвигли французскую молодёжь арабско-африканского происхождения на волнения.
Это, прежде всего, классический социальный протест жителей бедных кварталов, превращённых как властями (политика расселения и т.п.), так и самими их обитателями в своего рода гетто (напомню, что гетто исторически возникали не оттого, что туда «сгоняли», а в целях сохранения традиционной идентичности через поддержание замкнутой среды, самоогораживания и самоотгораживания).
Были в беспорядках и очевидные элементы межэтнической и межконфессиональной розни, но они явно не являлись столь же существенными, как социальный фактор. Достаточно указать на то, что устраивающие поджоги и нападения подростки не имеют никаких правовых ограничений для того, чтобы рассматриваться в качестве полноценных «лиц французской национальности» и что не более одной седьмой части юных обитателей бунтующих кварталов посещает (не то что является истыми верующими) мечети.
Также очевидно, что беспорядки были в значительной мере организованы. Здесь большую роль играют и представители криминала, и те, кто учительствует от имени ислама и превращает ислам в форму идеологии самоизоляции подрастающих французов первого поколения от самой Франции.
Наконец, немалую долю в нагнетание страстей внесли и политическая рознь различных партий и идеологий, сразу же разглядевших в бунтах возможность резко повысить рейтинги, и приближающиеся президентские выборы.
Все эти обстоятельства (от социальных до политических) можно обозначить как несостоявшуюся интеграцию, дефолт интеграции по-французски (как, впрочем, и по-голландски и т.п.).
Однако это только одна из граней, и неглавных, реальной проблемы. Ведь основной вопрос состоит в том, а возможна ли вообще подобная интеграция и нужна ли она как вчерашним иммигрантам, так и «настоящим» французам.
Показательно, что главный организатор сопротивления тем, кто бесчинствовал на улицах Парижа, а потом и других городов, министр внутренних дел Николя Саркози сам является сыном иммигранта. Возможно, именно поэтому он был особенно жёсток и непреклонен. То есть состоялось столкновение между теми французами второго поколения, кто не вписывается (в том числе и сознательно) и кого не вписывают во французское высокое общество, — и теми, кто сумел пробиться и вписаться.
Но разница в том, что Саркози становился «новым французом» в 1960-70-е годы, а эти подростки сейчас. Что же изменилось с тех пор? В ответе именно на этот вопрос и есть реальная проблема.
Для отцов бунтующих переезд во Францию на ПМЖ был сознательным решением в поисках лучшей (в социально-экономическом плане) доли. Они сравнивали свою жизнь в арабской Африке и во Франции, тем более в центральном районе Иль-де-Франс, и делали выбор в пользу переезда.
Их же дети вынуждены сравнивать своё социально-экономическое бытие французов (пусть и «новых») с таковым уже «обычных» французов, которые выглядят «золотой молодёжью», которым открыты все двери и которые относятся к «новым французам», детям вчерашних иммигрантов, как к людям непервого сорта.
Неудивительно, что бунтующие французы имеют явно расщеплённую идентификацию, своего рода раздвоенное или бинарное сознание: я – и француз, и, одновременно, нефранцуз.
«Мы хотим быть французами!» — вот месседж, который посылают бунтующие юнцы.
Но что стоит за этим и отчего в массовом порядке образуется подобная изначально взрывная расщеплённая идентификация?
Выход на реальную проблему лежит, как ни странно (на первый взгляд), в анализе нынешнего российского отношения к иммигрантам.
Необходимо признать, что российское население сверху (политики, высшие чиновники, журналисты) донизу уже привыкло смотреть на иммигрантов как на дешёвую и допускающую практически неограниченную эксплуатацию рабсилу. Подобное восприятие теперь кажется абсолютно естественным подавляющему числу активного населения. И это несмотря на то, что иммигрантами в массе своей являются люди, которые ещё пятнадцать лет назад были согражданами одного Союза и рассматривались как «свои».
Стало естественным мыслить про людей как ресурс, который к тому же можно черпать откуда-то оттуда, из-за границ, из-за «бугра» и за который, следовательно, можно фактически не отвечать и, тем самым, не признавать в этих людях равных тебе людей, переводить этот человекоресурс в иной почти биологический вид.
Начало такому отношению к людям было положено ещё в позднесоветское время, когда сил стало хватать только на Москву (в ущерб остальной стране) и систематическим стало привлечение «лимиты». Тогда подобное отношение к людям частично оправдывалось тем, что было естественным следствием индустриализма – системы, когда человек существует для производства.
Но индустриализм корёжил всё население без особого разбора и все более-менее в одинаковой степени чувствовали себя «под» ним. А теперь стало считаться естественным, что уже сами люди неравны, и что тех, кто оказался слабее, можно и даже необходимо истощать и выжимать как ресурс. Причём, это уже касается большей части всех наёмных работников в России, но особенно в наглядном и циничном виде проявляется по отношению к мигрантам.
Массовое сознание сегодня допускает онтологическое неравенство людей и закономерно вытекающее из него рабство.
В изумительно тонкой книге Сергея Георгиевича Кара-Мурзы «Совок» вспоминает свою жизнь» это строительство института рабства на примерах подмосковной дачной жизни точно описано и проанализировано (в последних «постперестроечных» главах).
Апофеозом разделения социума на развалинах СССР на «избранных», собственно людей, и «нелюдей» является программное «открытие» доктора психологических наук, профессора А. Асмолова (несколько лет бывшего даже заместителем министра образования России) о наличии в стране «быдл-класса»: «У нас, в России, очень много мечтаний. Одна мечта — о создании среднего класса, который в мире называют «мидл-класс». Когда мы мечтаем об одном, то не замечаем, как медленно нарастает другое. Появляется явление сильно отличное от мидл-класса, а именно — быдл-класс.
Первая характеристика этого класса — житие в культуре полезностей. Он живет по формуле «дашь на дашь», он живет по формуле «чего изволите?». И, наконец, Вы сами четко чувствуете, насколько нарастает барометр национальных конфликтов, религиозных конфликтов. Их раствором является быдл-класс. Поскольку для него ненавидеть человека только за то, что он отличается от тебя мировоззрением или длинной носа, или цветом глаз. И все, что сейчас клокочет в России — все эти взрывы, все эти теракты, связанные с лозунгами — их средой является быдл-класс. А быдл-класс очень опасный для России…
Перед нами довольно большая и серьезно растущая группа людей. Это довольно распространенный социальный слой, с которым Вы встречаетесь. Этот слой завязан на сознание, на ментальность, а не только на какие-то экономические показатели. Человек может иметь достаточное количество средств, но быть ярким представителем быдл-класса. Вы четко признаете его по формулам, что «я — человек, которому все позволено, все можно, я ненавижу других»…
Эти рассуждения господин Асмолов излагал в телевизионной программе «Ночной полет» как раз вскоре после «футбольных» бесчинств юнцов на манежной площади в Москве в июне 2003 года. Здесь стоит остановиться и вдуматься в излагаемую программу.
Ведущий программы Андрей Максимов, чувствуя, видимо, очевидную сомнительную подоплёку этих рассуждений, посчитал нужным спросить: «У представителей быдл-класса может родиться ребенок, который не будет относиться к быдл-классу?», на что Александр Асмолов так и ответил: «Ответ однозначный, естественно может. Потому что для быдл-класса характерно стремление к закрытому обществу, он хочет жить в изолированном пространстве, он хочет жить в мире, близком по идеологии к миру Бен Ладена и других. Сейчас, когда уникальный процесс интернационализации, когда мир останется и будет открытым миром, и когда образование без границ становится формулой…».
Следующим тестом для Асмолова был звонок в студию: «Очень часто произносите слово «быдл-класс». Мне кажется, «не суди, и не судим будешь». Но напрасно: Асмолов ушёл от ответа.
Наконец, пытается в лоб проблематизировать профессора ведущий передачи Андрей Максимов: «Когда я говорю о существовании быдл-класса, я имею в виду, что я не быдл-класс. Я себя сразу приподымаю над этим. Разве это правильно? Я же не могу сам себя так оценить?»
Но Асмолов строг: «Во-первых, можете. Потому что это не значит — приподымаете. Есть огромное количество знаков в культуре, по которым четко понимаете, что в одной компании Вы могли бы общаться и чувствуете себя человеком, который нормально живет, и может надеяться на то, что его поймут и не предадут. И Вы выбираете эти компании. Я не буду говорить о всех неречевых знаках, по которым Вы угадываете: хочется ли мне быть с этим человеком вместе. И для этого не надо потока слов, часто достаточно коснуться просто руки».
Трудно понять, чем программа А. Асмолова отличается от программы «истинных арийцев и нордийцев», «расы господ», которые в 30 — 40-е годы прошлого века занимались отделением «высококачественных» от «низкокачественных», всяких там «низших рас» и «неполноценных народов». Более того, он явно претендует на то, чтобы, как и Адольф Гитлер, найти чёткие критерии для разделения высших и низших – его радость «исследователя» похожа на радость Гитлера в «Моей борьбе»: «Тут-то мы и видим оселок, по которому проверяется ценность каждой расы…».
Впрочем, всё это неудивительно для записных борцов с «русским фашизмом». Выдумывая эти «фашизмы» и «быдл-классы», они занимаются чрезвычайно важным для «элиты» делом — идеологически обеспечивают чудовищное социально-имущественное расслоение в России. Именно для этого он изобретает целый класс, т.е. устойчивую массу людей, и исходно прикрепляет к нему ярлык «быдла», после которого считать представителей этого класса людьми чрезвычайно непросто.
Очень символично и то, что Асмолов ещё и заведует кафедрой психологии личности психологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова и вообще считается известным специалистом по проблемам личности, то есть центральной христианской категории, абсолютно уравнивающей всех людей как созданных по образу и подобию Божьему и даже носящих «кусочек» Бога в себе. «Про» личность учит тот, кто способен отличать людей одного сорта от другого – достаточно «коснуться просто руки».
Вот в этом-то обнаружении среди людей нечеловеков в начале 21 века собственно и ситуация.
Такие «учёные», как Асмолов, фактически выступают идеологами, выдумывают и преосуществляют (превращают в сущность, онтологизируют) искусственные модели. Цель – оправдать удобное для «элит» отделение от себя «неэлит» и снятие с себя ответственности за общество и страну. Причём важно, чтобы подобные идеологии внедрялись не столько в «элиты» (они-то такие удобные подсказки схватывают с лёту), а в сами неэлитные массы.
И результат налицо.
У населения России в массе своей к настоящему моменту выдрессирован иммунитет на не свою боль и откровенные несправедливость и ужас.
Мы уже перестаём замечать беспризорных подростков, стариков-попрошаек и бомжей – они почти больше не задевают и не волнуют нас. Они могут нас раздражать и злить, но не задевать и даже не касаться. А если совсем «достанут», то можно огородиться стёклами персонального авто и «уйти под воду».
Мы уже свыклись с институализированной бедностью и другими «завоеваниями» «новой России».
А некоторые высокопоставленные деятели Русской православной церкви уже при каждом возможном случае рвутся в бой ради идеологического оправдания чудовищного социального неравенства (децильный коэффициент больше 14).
Так, например, странно было смотреть, как в программе В. Познера «Времена» за 30 октября представитель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата Михаил Прокопенко, священнослужитель, следующим оригинальным образом инициативно поддержал г-на Познера: «Познер: По крайней мере, мне не известно ни одной страны, где нет нищих и где нет необходимости в наличии некоторого количества… Да, прошу. Михаил ПРОКОПЕНКО: Существует такое парадоксальное высказывание одного из отцов древней церкви. Когда его спросили о причинах социального неравенства, которое и тогда было, и тогда люди этим задавались, он ответил: «Бог в разной степени людей наделил своими благами для того, чтобы они могли помогать друг другу». То есть они уже и Бога в организаторов неравенства записывают.
Мы уже привыкли к существованию разных сортов людей и выучились воспринимать это как должное.
До чего, к примеру, великолепен лозунг младшего брата «большой» партии «Родины» — Союза молодёжи «За Родину!», который в конце июля этого года во многих регионах страны провел акции протеста против отмены отсрочек от армии для студентов и закрытия военных кафедр в вузах страны под лозунгом: «Студент — не пушечное мясо!».
Вы поняли? Раз студент – не пушечное мясо, то нестуденты, все те, кому не удалось «откосить» от армии являются – правильно! – мясом, пушечным мясом.
Это всё означает не то, что «они», «парии» — хуже нас. Совсем наоборот. Это означает, что мы, привыкшие к «ним», почти утеряли собственное достоинство и согласить не быть личностями, т.е. видящими и чувствующими, и ответственными за всё. Это означает, что «первосортные» фактически добровольно произвели с собой духовную кастрацию и эвтаназию и теперь могут пребывать в счастливом состоянии.
До следующего бунта.
Конечно, во Франции в отношениях «коренных» французов и «новых» французов смешивается сразу много смыслов и чувств. Есть и значительный элемент «вины» за колониализм и т.п. Но не это определяет ситуацию, а готовность признавать неравенство людей в качестве естественного, природного, и, стало быть, закономерного, должного.
Для неквалифицированного труда и низовой экономики нужен был людской ресурс – его и стали завозить-импортировать сорок лет назад. Теперь можно больше не завозить, поскольку есть дети, да ещё и в количестве, превышающем первоначальный перемещённый «ресурс» — так что можно теперь уже и увозить-экспортировать.
А этим иммигрантским детям, несмотря на их французское гражданство, изначально отводить роль того же самого ресурса в экономическом плане, а в социальном – тех, кому по сути запрещён вход в наиболее перспективные сегменты общества (по типу «Не для чёрных»), изгоев, париев, недокласса-андеркласса (underclass; «The Economist» определяет беспорядки во Франции как «An underclass rebellion», les miserable (отверженных, вспомним одноимённый роман Виктора Гюго).
И в итоге на долю этих детей из знаменитого «Свобода. Равенство. Братство» остаётся лишь свобода, а равенство и братство – ключевые христианские категории — оказываются нерентабельными и лишними.
Признание нового рабства в эпоху постмодерна на деле отбрасывает нас минимум на две тысячи лет назад, в дохристианскую эру. Через деление людей на сорта, через готовность к рабству лежит отказ от подлинного глубинного равенства всех людей, что и было привнесено в мир жертвой Христа и христианством.
Таким образом, за беспорядками стоит прежде всего беспринципность политики Франции в целом (частично об этом я написал в материале «Конец первого мира») и главная мировая проблема нашего времени – расхристианивание, завершающееся расхристанностью.
Всё вышеизложенное вовсе не означает и обратного, что «они» лучше нас, что к хулиганству, бесчинствам и другим преступлениям французских или иных юнцов надо относиться снисходительно. Нет, в ситуации бунтов никакой политики умиротворения быть не должно.
Речь вообще не об этом, а о созревшей мировой проблеме жёсткого разделения мира на несоприкасающиеся миры, существования жестокого антагонизма между социализированными и несоциализируемыми. Как заметил один неглупый человек, современный капитализм пришел к интересной ситуации: безработные эксплуатируют работающих, угнетаемые нации — угнетателей, бедные – богатых. Глобальный капитализм тяжело болен, может быть, смертельно.
Для России происходящее в последний месяц во Франции имеет колоссальное значение.
Во-первых, самый первый вопрос состоит в том, хотим ли мы действительно быть теми, принадлежать к тем, кто делит человечество на сорта. К великому сожалению, если послушать наших бизнесменов и политиков, то они в массе своей, независимо от идеологических и партийных пристрастий, относятся и к мигрантам, и к землякам как к людям непервого сорта, если не хуже.
Во-вторых, мы имеем дело с мировой проблемой.
Мир абсолютно расслоился и разделился. И эта граница между точечными полюсами богатства и процветания и необъятными пространствами прозябания и деградации теперь проходит сквозь все страны и «первого», и «второго», и «третьего» мира. Идеологическое закрепление этого неравенства ведёт к признанию сущностного неравенства людей и созданию систем отгораживания людей «первого сорта» от прочих (типа «санитарных кордонов») и организации «мягких» концлагерей и гетто.
И всё дело в том, как отнесётся Россия к этой проблеме. Либо согласится с идеологией нового рабства – либо на собственном примере честно «вскроет» эту проблему и приступит к её решению. Во втором случае мы увидим Россию как мировую державу.
Не надо нам бояться «подобных беспорядков» в России, да ещё и пугать ими друг друга, как это делают те, кто по факту уже принял идеологию нового рабства.
Следует ужаснуться собственному расчеловечиванию и деградации под соусом развития и интеграции в «развитый мир», в «мировую цивилизацию».
Следует выбрать между рабством и братством.
