«Россияне» и «конспирологи»: две мелких операции большой войны
Особая функция некоторых новоязовских слов состояла
не только в том, чтобы выражать значения, сколько в том,
чтобы их уничтожать. Значение этих слов расширялось
настолько, что обнимало целую совокупность понятий;
упаковав эти понятия в одно слово, их уже легко было
отбросить…
Дж. Оруэлл, «О новоязе» (Приложение к роману «1984»)
Знаменитый роман Оруэлла «1984» мы привыкли читать как антиутопию, предупреждение. А он ещё и чёткая инструкция по массовой обработке мозгов. Об этом редко вспоминают: тоталитаризм умер, пророчество не сбылось, легче лёгкого объявить «1984» памятником культуры. Поставить его на одну полочку с путешествиями Гулливера или «Прекрасным новым миром» Хаксли — и забыть.
Однако вот беда: тоталитаризм умер, а новояз — бессмертен. Оруэлл, увы, описал инструмент, применимый в условиях любого общественно-политического строя. Лишь бы развитие СМИ достигло определённого предела. И этот инструмент сейчас вовсю используется. Может, именно поэтому про Оруэлла стали редко вспоминать? Не дай Бог, кто-то прочтёт его роман, да ещё и с приложением… и приложит это приложение к тому, что читает в газете-интернете или слышит-видит по радио-телевизору… Такого пытливого человека ждёт масса увлекательных открытий.
Вот скажите мне, что такое «информационная война»? Привычное значение понятия — манипулирование фактами, искажение фактов, односторонняя подача и т.п. Но каждый факт выражается в словах. То есть: если манипулировать смыслом слов и терминов — результат будет тот же, что и при подтасовке фактов. Даже лучше: можно не только слушателей-читателей (третьих лиц) надурить, но при удаче и самому идеологическому противнику надеть шоры, навязать искажённое понимание.
Это уже получается «семантическая война», верно? Подменяем не факты, а термины, в которых затем излагаются факты. Как только противник принимает новую терминологию — дело сделано, он уже сам помимо воли пляшет под нашу дудку.
Операция «россияне»
Для разгона хороший пример: слова «российский» и «русский». Все 300 лет новой российской истории термины «российский», «россиянин» вовсе не были чем-то уничижительным. К «россиянам» обращены оды Тредиаковского, Сумарокова и Ломоносова; «россиян» посылали в бой Скобелев и Брусилов… Собственно, даже Империя, столь любезная нынешним патриотам, называлась «Российской».
…А 15 лет назад это слово взяли на вооружение либералы начала 90-х годов — и противопоставили термину «русский». «Российский» в их устах отождествилось с «эрэфией», с РФ ельцинского образца. Два-три года навязывания обществу этого узкого, официозного отождествления — и патриоты-державники попались в ловушку! Они согласились с таким словопользованием, отвергли всё «россиянское». Говоря военными терминами — вчистую сдали позицию. Пытаясь же найти замену, державники вынужденно расширили применение прилагательного «русский». Оно стало в их речи единственным термином как для национального блока понятий («кровь-почва-язык»), так и для державного («язык-культура-общая-судьба»).
Результат — налицо. Речи «патриотов» теперь похожи на нацистские, даже если на самом деле они ничего такого не имеют в виду. Умный патриот-державник может долго пояснять, что в его системе понятий «русский» — это и якут, и татарин, и бурят и осетин, что он подразумевает под этим термином то-то и то-то… Но калмык, дагестанец и башкир длинных и умных разъяснений (тиражом 1 тыс. экз.) не слышат, не видят. Они слышат по телевизору простое и краткое «Россия — для русских».
Поэтому спорить с патриотами стало теперь легко и приятно. Ведь в публичном споре главное — краткость и ясность. «Россия для русских?» — коротко спрашивают его. А он отвечает: «Да, но вы же понимаете, тут вот какое дело, это же общая судьба прежде всего, под словом «русский» в этой ситуации…» Дальше можно не отвечать; читателю-слушателю всё уже ясно. При обращении к народу многословие смерти подобно. Работая на терминологическом поле противника, державники заведомо обрекают себя на провал. Выдумывая какие-то новые, расширительные смыслы для слова «русский», они утешают и радуют глубиной мысли только самих себя: народ этих новых и широких смыслов не увидит и не услышит. Очень много букв потому что.
Мало того. Мышление выражается через слова; а словарный запас, в свою очередь, формирует мышление. Значит, путаница между «русским-национальным» и «русским-державным» проникает и в мозг. Через какое-то время по улицам начинают бегать дикие скинхеды, уже настоящие нацисты; а умные, вменяемые и умеренные «русские националисты» удивляются: откуда бы это? Мы такому не учили!
И ведь действительно: не учили. Ничего такого не имели в виду. Но — проиграли битву за слово. Табуировали сами для себя вполне нейтральное прилагательное, пошли на поводу противника. А, проиграв битву, — стали, прямо по Тютчеву, «говорить не то, что думают». И теперь новое поколение уже думает буквально так, как ему сказали. Получается в итоге, что каждому вполне добросовестному и честному патриоту отныне можно ткнуть в лицо преступлениями нацистов и скинхедов; а он, честный патриот, даже и возразить-то не может по причине отсутствия СЛОВА.
Вот как много пользы и удовольствия принесла либеральной общественности одна-единственная победа в семантической войне. Причём не потребовалось даже какого-либо тактического искусства: элементарная одноходовка, лобовая атака, основанная исключительно на полной предсказуемости действий противника…
Операция «конспирология»
Теперь рассмотрим операцию посложнее: формирование ярлыка «конспирология». Сейчас очень трудно коротко и при этом объективно сформулировать смысл термина, потому что он стал ругательством, ультимативным контраргументом из серии «А ты кто такой?». Обозвав оппонента «конспирологом», семантический манипулятор более не нуждается в каких-либо доказательствах неадекватности и мерзости своего противника. Словцо действует как Большая Круглая Печать (если кто-нибудь ещё помнит, о чём это я).
Чтобы осознать механизм данной подмены, придётся начать издалека.
Имеется два основных метода объяснения окружающей действительности. Первый метод — стремление упростить и свести к минимуму все возможные взаимосвязи между наблюдаемыми фактами (феноменами). В идеале, каждый феномен должен оказаться независимым, уникальным, и иметь свою, особую, уникальную же первопричину. Второй метод — напротив, стремление уменьшить число причин; если группа разнородных и внешне несвязанных фактов может быть гипотетически сведена к единой причине — то данная гипотеза считается предпочтительной, пока не будет доказано обратное.
Легко видеть, что именно II Метод лежит в основе так называемого «конспирологического» мышления; но мало кто понимает, что на нём же базируются и все естественные, точные науки! В сущности, перед нами Главный догмат естествознания, принцип Окамма: «не умножай сущностей (первопричин) сверх необходимости». Напротив, общепринятое общественно-гуманитарно-политологическое мышление использует в основном I Метод. Это легко объяснить: противником учёных является безличное Мироздание, а противником обществоведов-политологов — конкретные личности. Первые стремятся к познанию и поиску взаимосвязей, вторые — к финансированию и поиску врагов…
При этом налицо резкий, качественный разрыв между успехами естественных наук за последние 200 лет и «достижениями» гуманитариев за тот же отчётный период. Возникает естественное желание применить II Метод к общественно-политической сфере и посмотреть, что получится. Немедленно возникает и ответная реакция философов-политологов, почуявших конкурента. На поле боя выдвигается популистский продукт, цепочка ложных ассоциаций, известная как теория Тысячелетнего Мирового Заговора («конспирологическая версия истории»; собственно, «конспирология» и означает изначально «изучение тайных заговоров»). Легко победив и дискредитировав этого нанайского мальчика, обществоведы вводят в бой замечательный силлогизм:
«Конспирология (идея еврейского Мирового Заговора) — ложная теория.
Конспирология основана на II Методе рассуждений.
Следовательно, все теории, основанные на II Методе, надо называть «конспирологией» и считать заведомо ложными».
Логики здесь ни на грош, но в семантической войне логика не нужна. Если сто раз назвать «конспирологией» любую теорию II типа — ярлык приклеится и заменит собою содержание. Что мы и наблюдаем в реальности. Дело доходит до полного абсурда: например, США совершенно открыто претендуют на роль мирового правителя и надзирателя; ничего тайного («конспиративного») в этой доктрине нет; однако любая критика подобных стремлений США объявляется «конспирологией»!
(Действует аналогия с тем же замечательным «еврейским Мировым Заговором»: раз его нет, то и любого другого «Мирового Заговора» нет. То, что планы США «заговором» быть не могут, поскольку ни от кого не скрываются, — это неважно. Истребители смысла как раз и стремятся уничтожить саму возможность даже помыслить о таких тонкостях и нюансах)
Между тем семантические диверсанты проникают всё глубже и глубже. Уже слышны «теоретические» обвинения — «конспирологи», мол, «сверх меры умножают взаимосвязи фактов и тем самым противоречат принципу Окамма»! То есть уже и этот базовый принцип пытаются вывернуть наизнанку, перетащить на свою сторону и объявить основой Первого Метода… Интересно, кстати — подобные теоретики разглагольствуют просто от невежества и недомыслия, или налицо начало согласованной атаки на последний бастион самостоятельного разума, на естественнонаучное познание?..
***
…Я привёл лишь два примера. 10 тысяч знаков ушло на анализ всего двух слов новояза. Именно в этом — его неодолимая сила. Читатель может попробовать самостоятельно препарировать ярлычки «либерализм», «политкорректность», «равенство», «антисемит», «олигарх», «менеджер» (не всё же о политике!), «прогресс», «экология», «независимая экспертиза», «лузер» и многие, многие другие. Но станет ли читатель напрягаться? Вот где собака порылась…
Кстати, вся терминологическая оболочка данной статьи — разумеется, тоже провокация со стороны автора. Нет, конечно, никакого заговора против разума. Нет «войны», «битв», «тактики», «операций» и «диверсантов». Все эти слова я использовал для упрощения изложения — и в результате сам, естественно, совершил «семантическую диверсию» против читателя. А объективно ситуация еще хуже, чем кажется.
«У вас и врагов-то нет». Деградация языка, редукция смыслов — естественный процесс, равнодействующая миллиардов отдельных воль, стремящихся к простоте и краткости. Представим, что в «информационном пространстве» (оно же «ноосфера») действует такой же естественный отбор, как в биосфере. Ярлыки, шаблоны и лозунги при этом окажутся куда более конкурентоспособными, чем философские тома или длинные рассуждения на почве здравого смысла (типа этой статьи). Вот и вся «война» — ничего личностного, слепая эволюция семантических конструкций. Носители языка (отдельные люди) влияют на процесс не больше, чем носители генетических наборов (отдельные особи) — на биологическую борьбу за существование. Ведь «эволюция» вовсе не означает «усложнения». Самые идеальные, с эволюционной точки зрения, существа на Земле — вирусы, паразиты и насекомые. Может быть, идеалом семантической эволюции тоже является не Гёдель, а слоган?
…Наверное, к концу XXI века последними мыслящими людьми на планете останутся какие-нибудь неграмотные аборигены Амазонии — и китайцы. По слухам, иероглифическая письменность (в отличие от алфавитной) напрямую связана со смыслом…
Оригинал этого материала опубликован на ленте АПН.