Шестьдесят — это много или мало…

Шестидесятилетие –
это в любом случае повод задуматься. Не столько тем, кто поздравляет
– сколько тому, кого поздравляют. Что получилось – и что
не получилось. Что сделано – и что нужно сделать. И кто ты сам.

Шестидесятилетие –
это когда одна жизнь, по сути, закончилась. И нужно решать –
оставшееся будет спокойной заслуженной старостью – на каком бы
посту формально ты не находился – или некой второй жизнью.

Путин – не
Ленин и не Сталин. Не Петр Первый – не Александр Второй. Не
Брежнев и не Ельцин.

Он не создавал
Великую Партию чтобы совершить Великую Революцию, и не выигрывал
борьбу за власть в этой партии, чтобы совершить Великие
преобразования и выиграть Великую Войну. Он не получал власть по
наследству – и не выигрывал ее изначально на истеричных
выборах.

Он был одним из
офицеров армии – которую обманули, заманили в ловушку, предали
ее же маршалы, а оставшиеся генералы – разворовали, разделили
на части, украли боеприпасы и продовольствие у солдат, и
перессорились между собой – причем так, что каждый из них и
очень хотел ей покомандовать – и очень боялся этого, потому,
что считаться генералиссимусом хотел, — а что делать с остатками этой
разгромленной армии – не знал.

Кстати, тогда, в
1999 году Ельцин перебрал ряд кандидатур на роль преемника – и
никто из них на нее не согласился. Потому что все считали, что место
его преемника – это место самоубийцы.

Согласился один.
Тот, который за 10 лет до этого, когда в Демократической Германии
толпа местных погромщиков, свергая народную власть, шла на штурм
советского постпредства – крикнул им: «Я офицер – и
вы меня не запугаете. Я останусь им навсегда».

Через два года после
этого в Москве не нашлось ни одного ни старшего, ни младшего офицера,
который сказал бы тоже самое погромщикам от перестройки.

Он оказался простым
офицером, который в ситуации разгрома и предательства –
офицером остался и взял на себя то, что побоялись сделать
разбегающиеся старшие по званию: принял командование этой
разгромленной, и преданной армией.

Н имея за собой
почти ничего – ни партии, ни великой страны, ни организованного
для борьбы класса, ни «двух преданных дивизий». Кроме, в
общем то одного – ответственности и ощущения, что перед тобой
тот же чемодан без ручки: нести невозможно, бросить – стыдно.
Остальные предпочли бросить – либо ходить вокруг этого
чемодана, произнося заклинания наподобие: «Встань и полети».

Он вовсе не Гений –
и не Великий Стратег. Не коварный интриган – и не Пророк. Он
просто человек, который этот чемодан бросить не смог – хотя
легче было бросить – и поскольку ручки не было, а лететь
чемодан не хотел, то он его потащил волоком. Хотя все говорил, что
это дело бесполезное и советовали если уж не бросать – то
забрать из него все ценное и спокойно уйти, бросив остальное на
дороге.

Просто офицер,
возглавивший армию – как лейтенанты, в 1941 году выводившие из
окружения полки.

Что удалось.
Заставить генералов подчиняться себе. Заставить их перестать драться
друг с другом вместо того, чтобы вести свои дивизии. Вытянуть армию
из ловушки. Вывести ее из окружения. Заставить е вспомнить, что она
не толпа, — а армия. Отвести на удобные позиции, дать ей передышку –
и занять оборону. Накормить, вооружить, заставить задуматься о том,
что после отступления нужно наступать. Подавить мятеж тех, кто вместо
этого предлагал разделить оружие и продовольствие – и разойтись
по домам. Или пойти служить наемниками в другие армии.

Удалось преодолеть
раскол элиты, как будто бы заглушить сепаратизм, установить контроль
на Кавказе – хотя и не решить его проблемы полностью.

Удалось элитную
фронду. Удалось заставить мир считаться со страной, которую уже почти
сбросили со счетов мировые центры силы.

Удалось создать
некую вменяемую и относительно достойную социальную политику. Удалось
покончить с нищим положением народа – и как минимум сделать его
сытым и немного обеспеченным. Хотя еще и не зажиточным, если
оценивать общий уровень.

Левый поворот 2005
года и Мюнхенская речь — может быть главное, что было сделано.

Кто-то может
говорить, что здесь заслуга не его власти – а конъюнктуры цен
на энергоносители. Конечно, с высокими ценами на нефть и газ решать
вопросы легче, чем без них. Но чтобы их решать – нужно еще и
хотеть их решать.

Элита до сих пор не
может ему простить то, что он решил тратить эти деньги на социальные
нужды – а не отдать ей все, хотя и ей немало досталось.
Собственно, организованный ею Болотный мятеж – и был именно ее
мятежом – и касался именно вопроса о том, как эти деньги
тратить. И собирать экономику под контроль государства – или
вновь разделить между наиболее богатыми.

Кто то говорит, что
сделанного мало – и за 12 лет с такими деньгами можно было
сделать много больше.

Очень может быть. Он
– не гений. Он просто тот, кто стал что-то делать тогда, когда
остальные ругались и читали заклинания.

Может быть –
они и правы, говоря, что можно было сделать и лучше и больше. Он –
сделал то, что сделал. Они – не сделали ничего. И нечем не дали
основания поверить, что могли бы на его месте сделать лучше и больше.

Правды –
многие как раз доказали, что могут сделать больше – только так,
что ему двенадцать лет пришлось исправлять то, что сделали они, и
восстанавливать то, что они разрушили.

Конечно, многое
можно было сделать и лучше, и больше. Но ведь никто не сделал. И у
тех, кто не сделал – вряд ли есть право винить того, что сделал
уже то, что сделано.

В принципе –
того, что ему удалось – было достаточно, чтобы с чистой
совестью уйти. И остаться самым популярным лидером России за
последние десятилетия – во всяком случае, за последние полвека.

Уйти в 2008 году –
было куда более выгодно и менее рискованно, чем остаться. Это
означало уйти на гребне успеха – и все оставшееся оставить
тому, кто придет позже. Если бы тому, кто пришел, удалось сделать
больше – получалось бы, что оно сделано благодаря созданному
фундаменту. Если бы не удалось – вина была бы на преемнике.

Можно было уходить и
в 2011 – очень многие были бы за это благодарны и предоставили
любые гарантии безопасности и благополучия. И есть основания
полагать, что эти гарантии предоставлялись на уровне эмиссаров
мировой элиты.

Для этого нужно было
немного: только согласиться — и снять с себя ответственность.

Жизнь удалась –
и можно было перейти к принятию чествований и пожинанию мировой
славы. Получить Нобелевскую Премию. Получить свой фонд с
финансированием из мировых финансовых центров. Читать лекции. Принять
статус лучшего немца, француза, итальянца, британца и почетного
гражданина Соединенных Штатов.

А можно было от
этого отказаться – и рискнуть всем тем, что ранее было
наработано. И закончив к 60 года одну достойную жизнь – начать
другую. Чтобы попытаться выведенную из окружения армию перевести в
наступление. И уже не только закрепиться на удержанном – но
вернуть все утраченное до него.

Кажется, он выбрал
второе.

Не
исключено, что все это – не так. И все это – лишь
выдаваемое желаемого за действительное. Но пока кажется, что это –
все же именно так.