Сказание об огурце
Известно, что Роман Антоныч однажды
толи со скуки, толи шутки ради, а может и с тоски сглазил Предводителя. До того
момента Предводитель был как огурец, потому его и выбрали как ладного,
крепенького, с пупырышками, и в банку закатали. Казалось, простоит хоть двести
лет – и ничего ему не сделается. В нужный момент извлекут – и весело захрустит
он на зубах… Но уж теперь понятно, что не так с ним что-то – толи воздух попал,
толи инфекция. Киснет он и плесневеет, и когда банку вскроют, а Предводителя
попробуют на зубок, то обмякнет он и раздавится в неприятную жижу во рту. Так
что никому даже и пробовать уже не хочется.
Сам Предводитель тоже заметил, что
с ним что-то не то. Но виду не показывает, бодрится и молодится, старательно
изображает энергичность, которой никогда не отличался.
— Бешеный огурец, — косятся на него
за спиной. – Из-за него, может, вся банка раньше времени взорвется… А если не
взорвется, то заплесневеет. Все к одному концу.
— Ну не из-за него… Это ведь все
Роман Антоныч и черная магия, — защищают некоторые.
— А нечего было привлекать к себе
внимание Роман Антоныча, сам виноват.
— Ну какое привлекать? Тут уж от
судьбы не уйдешь. Говорят, в ту пору Роман Антоныч был в тоске: одним глазом
спокойно смотрел по сторонам и даже подмигивал проходящим мимо девушкам, а
другим, не моргая, смотрел вглубь себя и из глаза того катились слезы, которые,
прожигая насквозь кору, мантию, ядро и залежи полезных ископаемых, выкатывались
на противоположной стороне земного шара – где-то в южной околичности Чили – в
виде кипящего гейзера, в котором, кстати, сварились заживо двое иностранных
туристов…
— А Предводитель-то тут причем?
— Ну как же? Вот в этой своей
вселенской тоске Роман Антоныч забрел к Предводителю на депутатское заседание,
а там – головки чеснока разложены, вроде как от нечистого защититься. Ну, Роман
Антоныч вспылил. Устал от человеческой глупости, да и настроение было
меланхолическое. Сами понимаете – мировая скорбь.
Тут как раз помощники проходили
мимо – прислушались, об чем вокруг говорят, повздыхали, пригорюнились пуще
прежнего.
— Что, — спрашивают у них, —
болезнь-то прогрессирует?
— Еще как, — отвечают они. – Раньше
только бредить изволил, а теперь песни поет, а вернее – блеет козлом.
— А что за песни?
— «Мы желаем счастья вам».
— Ого! Вон как его приколбасило… И
что – сам себя-то не пугается?
— Есть немного. Но он себе
рационализации придумывает, чтобы не так страшно было.
— Что за рационализации?
— Ну разумные оправдания для неразумных
поступков. Говорит, что Премьер пел и Губернатор пел. Значит, и Предводитель
петь обязан. Это типа старшие братья по разуму подают пример эффективной работы
с электоратом накануне выборов.
— Так ведь у Предводителя же ни
голоса, ни слуха, он же рот раскроет – и вороны в ужасе срываются с окрестных столбов
и деревьев…
— Ну без слуха-то ему только легче
– он и не замечает, как все плохо…
— А на вычитку-то его не пробовали
к экзорцисту?
— Да ведь его туда не затащишь.
— Значит, про Страшный суд не
снится пока?
— Какое! Снятся ему только
свежеотпечатанные банкноты, банковские сейфы, машинки для счета купюр,
юбилейные монеты из драгметаллов… Еще недавно стало сниться кресло почившего в
бонзе товарища Тиховеева. Да и когда спит, он же на подкорку записывает
что-нибудь из урока, который ему задали в секретариате Губернатора.
— Эвон как… И что же – думаете до
весны до тянет?
— До весны-то должен дотянуть, —
кивают помощники, — да если весной вдруг случится обострение, тогда его непременно
Кондрат хватит.
— Неужели?! А вроде Кондрат на вид
такой дружелюбный…
— Это только на вид. К тому же, Предводитель-то
к тому времени, может, совсем трухлявой развалиной станет – тронь его пальцем,
и осыплется…
— Ну нет! – тут знатоки с
помощниками не согласились. – Осыпаться не должен. Губернатор сказал, что его
курицы склюют. Царское слово – тверже гороха.
