Традиции вседозволенности
У общества, как у материала, склонного к упругим деформациям,
существует память формы, и его нельзя в одночасье (а иногда даже на протяжении
веков) изменить принципиально, — оно возвращается к прежнему укладу жизни. Это наблюдается
не только на уровне стран и народов, но и на региональном уровне.
У Нижегородской области в плане поддержания правопорядка и
подавления инакомыслия есть особые традиции. Эта область многие десятилетия
была, несмотря на близость к столицам, отшибной, маргинальной. Происходившее
здесь не становилось центром внимания страны, тем более мирового внимания. Соответственно,
силы правопорядка ощущали определенную вседозволенность.
Кроме того, область была в буквальном смысле административно
закрытой в силу ориентации на оборонную промышленность. Я значительную часть
своей жизни прожил в городе, который был закрыт для граждан с иностранными
паспортами. И этот уклад и традиция не изменились в корне и принципе с
наступлением новейших времен.
Также в Нижегородской области всегда было принято бежать
чуть-чуть впереди столичного паровоза, когда речь касалась проведения идеологической
линии с душком верноподданничества; местная власть здесь старалась быть «немного
святее самого московского папы». Все это сохраняется и теперь.
В этом контексте и нужно рассматривать все, что связано с «делом
15 сентября». Тема эта тесным образом сплетается и с событиями последнего
времени, которые привели к заметному и во многом позитивному подъему
национального самосознания и духа. Но это явление всегда «обоюдоострое» — в нем
есть и преимущества, и опасности.
Что касается конкретного случая с Юрием Староверовым, то решающее
слово в нем должно быть предоставлено непосредственным свидетелям произошедшего
полтора года назад на площади Свободы. Я таким свидетелем не был, но с большой
долей вероятности предположу, что это дело имеет в своей основе ту самую
практику правоохранительных структур по отношению к инакомыслящим, о которой сказано
выше. Здесь всегда стремились подавлять любое инакомыслие жестче, чем это
делалось в столице – чтобы доложить вышестоящему начальству: «может быть и есть
где-то шорохи недозволительные, но только не у нас, не на Нижегородчине – тут все
процессы отлично регулируются резиновой дубинкой, гражданское спокойствие гарантировано».
Не могу не сказать еще об одном важном аспекте, связанном с
тем самым подъемом народного духа. Подчеркну, что это, с одной стороны,
здоровое и позитивное и открывающее новые перспективы явление, я рад, что до
этого дожил.
С другой стороны, нельзя не замечать опасность этого процесса,
который для многих граждан, по существу ничтожных – не желающих ни творить, ни
работать толком, – становится тем самым «последним прибежищем негодяев». «Патриотизм»
такого рода тоже существует, и выражается это в неком тлеющем под нашей почвой
стремлении сказать «я лучше – только потому, что я русский». Это залог
загнивания и гибели государства.
Мы видели, как подобная посылка погубила нашу братскую страну
Украину: «я украинец, мои предки основали Вавилон и Египет», и тому подобный
бред, которого и у нынешних русопятов-русофилов тоже полным-полно – я не буду
повторять их обскурантные глупости. И вот такому «патриотизму» сопутствует
порыв жесточайшим образом разделываться со всем «инаким» в такие периоды
национального подъема – если мы ощутили порыв единства, то любой «инакий»
должен быть самым жестоким образом подавлен со всеобщего одобрения и при общем
восторге, для всеобщей-де пользы. И мы видим, как подобные настроения в
известной люмпенизированной, оглупленной части общества возрастают.
Подобное явление не является характерным только для России –
это происходит в любой стране, у любого народа, и оно тем опасней, тем глубже проявляется,
чем в большей степени оглуплено общество. А оглуплением общества у нас в
последние лет двадцать-тридцать занимались с интенсивностью необычайной – лишая
людей образования, подсовывая им вместо классической культуры различную
коммерческую мякину.
Оглупленным народом легче управлять – ему можно продать все
что угодно с помощью самой примитивной коммерческой рекламы; и нужное, и
ненужное. Его можно заставить проголосовать за кого угодно (что, по сути, тоже
означает «продать» того, кто человеку не нужен). Человека можно заставить
поверить во все что угодно, если он темен, необразован, дезориентирован. И в
результате практика тотального оглупления людей создает почву для самоутверждения
ничтожеств за счет «лицензии на отстрел» любых «инаких». Это смертельно опасно,
и я не думаю, что инцидент со Староверовым нужно рассматривать отдельно от этой
практики.
Если мы не осознаем опасность таких явлений, таких настроений
то весь национальный российский подъем уйдет в гудок и обернется не пользой, не
желанными для всех нас перспективами, а несчастьями, о которых я не хотел бы
сейчас говорить.
