Уроки Августа
Из всего, что посылает нам судьба,
можно извлечь некоторую пользу, хотя бы в виде прямых уроков и сделанных при
размышлении над ними обобщений. Вот и годовщина августовского путча 1991 года —
повод обдумать его значение и последствия.
В августе 1991-ого года группа
высших государственных чиновников попыталась восстановить умирающий, надоевший,
всем мешающий порядок. Их действия, такие же маразматические, как и режим,
который они пытались защищать, окончательно его погубили, к всеобщему
удовольствию. Потом, однако, большинство разочаровалось в произошедшем, и стало
считать её политической катастрофой или спектаклем. Как же случилось, что
революция настолько не оправдала возлагаемых на неё надежд?
Я не стану предаваться
конспирологическим фантазиям, а укажу на некоторые пороки в общественном
восприятии переворота, являющиеся следствием ошибок в мышлении и целеполагании,
которые, с одной стороны, не дали народу воспользоваться плодами августа, а с
другой — были выявлены именно благодаря этой неудаче.
***
Обычно люди сводят значение
важнейших прошлых событий — будем называть их переворотами — к их
благотворности: они могут быть плохи или хороши. Благотворность же событий они
определяют по их последствиям: у хорошего события и последствия будут хорошими,
у плохого — плохими. В свою очередь, последствиями они считают всё, что
происходило потом в тех же местах.
В конечном счёте, отношение к
настоящему определяет оценку породивших его событий прошлого. Немногие, довольные
жизнью, или хотя бы питающие надежды на будущее, одобряют августовскую
революцию. Остальные, примерно с середины 1990-ых, когда стало заметно хуже, а
надежды подувяли, считают её катастрофой. Так и будет продолжаться до тех пор,
пока не произойдёт новый переворот: он займёт место источника всех бед
грядущего, а прошлому останется довольствоваться положением причины бед между
двумя переворотами.
Мнения о важных вещах
воспринимаются, как свидетельства о нравственности, ума или статуса их
владельца: кто думает неправильно, тот подлец, глупец или лох. Люди не хотят
признавать себя таковыми, даже в прошлом. Люди, по-своему более счастливые, чем
автор, умеют редактировать свои воспоминания и убеждать себя, что они всегда
думали одно и то же. Теперь, кого ни спроси, он штурмовал Белый дом в 1991-ом и
защищал в 1993-ем.
Переосмысление прошлого,
происходящее с накоплением опыта, ограничивается сменой знака. Но мало кто
ставит под сомнение то, что события после переворота являлись его следствием, а
сам переворот — их единственной причиной. Вульгарный исторический
детерминизм господствует в сознании образованной российской публики. Это одно
из проявлений внедрённого в сознание русских неверия в свободу воли,
сближающего их с крайними протестантами; другие читатель может вспомнить сам.
Верящий в предопределение стремится свести к минимуму число моментов
исторического выбора: чем он интеллектуальнее, тем дальше в прошлое сдвигает он
дату исторической ошибки, пока не дойдёт до призвания варягов.
Не верящий в свободу воли её и не
имеет. Более свободный человек может легко его убедить, что уже поздно, всё
решено до и без него, сделать ничего нельзя, остаётся всё отдать по-хорошему. С
жизненным успехом эта установка несовместима; а свергли ГКЧП люди, от неё, хотя
бы временно, избавившиеся.
Поэтому, первый урок
августовских событий таков: никогда не поздно всё изменить; нет ни кармы, ни
предопределения; не нужно слишком глубоко залезать в поисках ошибок; больше
внимания надо уделять настоящему, а не прошлому.
***
Многие, когда что-нибудь
происходит, считают своим долгом открыть обществу глаза на провокацию и
призвать не вестись. Именно такие люди считают августовский путч не тем, чем он
казался: не сорванной попыткой государственного переворота, а инсценировкой.
Народ, а по мнению некоторых, и гэкачеписты, и Ельцин, и Горбачёв, были
марионетками в руках невидимых кукловодов.
Почему-то они считают очень важным
вопрос о том, кто был инициатором определённых событий или создателем
определённой организации; как будто они вечно будут оставаться под властью
инспираторов. Цели же инспираторов они считают a priori не совместимыми
с целями инспирируемых, или полагают, что важнее сорвать планы других, чем
привести в исполнение свои.
Столыпин дорого заплатил за то, что
полиция слишком верила в возможности провокации. Начатое одним другой может
закончить по-своему. Бывает добыча, которую не удержит ни одна ловушка.
Спектакль можно превратить в реальность, пустив достаточно крови.
Второй урок: важно не то,
кто создал ситуацию и что от неё получит, а какую пользу из неё можешь извлечь
ты.
***
Августовская революция была
довольно милосердна к своим противникам. Действия экипажа БМП Таманской
дивизии, который подавил Усова, Кричевского и Комаря, признали законной
самообороной, и уголовное дело против них прекратили. Сами гэкачеписты
воспользовались амнистией, кроме одного, признанного невиновным.
Судьба защитников Бастилии в июле
1789-ого и Тюильри в августе 1792-ого была иной. Революция — разрыв со старым
порядком, а его защитники, как бы законно они не действовали, по революционным
законам — преступники. Если их оставляют в живых, это порождает сомнения в
готовности защищать революцию, в ценности её завоеваний и в самой её
реальности; а революционный народ демотивирует.
Третий урок: жги за собой
мосты.
***
Ещё пару лет назад были
распространены шутки про «кровавую гэбню». Острословы сколачивали «бригады ФСБ»
и смеялись над подвалами Лубянки. Сейчас шутки сошли на нет: многие уже
познакомились с теми подвалами. Ничего смешного в госбезопасности не осталось.
То же справедливо и по отношению к милиции и чиновничеству. Боюсь, скоро нам
придётся пересмотреть своё сочувственно-пренебрежительное отношение и к
Вооружённым Силам.
Все они казались смешными,
несовременными, неэффективными и поэтому неопасными. Когда им что-нибудь
удавалось, мы радовались возрождению российской мощи. У нас не было ни
малейшего контроля над ней, но мы надеялись, что она будет обращена против
наших врагов, а не нас. Август 1991-ого предоставил возможность добить упавших,
но им дали отлежаться.
Третий урок — добивай;
важны не намерения, а возможности; всякая неподконтрольная мощь враждебна.
***
Революцию надо развивать и
углублять, революционизируя всё новые сферы жизни, истребляя паразитов одного
за другим. Нельзя надеяться, что достаточно изменить что-то ключевое, а
остальное устроится само. Революция — не красный день в календаре, а длительный
процесс.
Только травоядные могут надеяться
раз и навсегда затоптать копытами и забодать рогами врагов, и потом вечно
спокойно щипать траву. Судьба травоядного, каким бы оно ни было сильным, — быть
съеденным. Кто не хочет быть добычей, должен быть хищником, а он не может
обеспечить себя одной победой на всю жизнь: ему постоянно нужны новые, чтобы не
умереть с голоду.
Четвёртый урок — Москва
не сразу строилась; революция должна быть перманентной.
***
В девяностые годы россияне охотно
шли на жертвы, если их убеждали в их необходимости. Соглашались с особыми
полномочиями президента — он ведь был хороший и должен был проводить важные
реформы. Терпели расширение прав милиции — а то ей их не хватало для борьбы с
преступностью. Входили в положение красных директоров, месяцами и годами не
платящих зарплату. В ситуациях, в которых глупые иностранцы устроили бы
забастовку, умные русские проявляли сознательность.
В результате, в стране сложилась
тирания, милиция стала рэкетиром-монополистом, директора с денег рабочих стали
миллиардерами. Всё, чем нас пугали, чтобы мы не дёргались, всё равно случилось.
Производство, которое пытались сохранить слишком ответственные граждане,
остановилось, инфраструктура развалилась, миллионы, не погибшие в гражданской
войне, погибли и так.
Сильные и богатые приватизировали
прибыли, национализировав убытки. Другими словами, они сумели свои проблемы,
названные ими общими, сделать нашими.
Это самая суть власти и пятый
урок нам: не позволяй чужим проблемам делаться твоими; делись с другими
своими проблемами.
***
В конце 1991 года нам удалось
избавиться от надоевшего, всем мешавшего социалистического строя. К власти пришли
правительства, пользующиеся народной поддержкой, — и погрязли в коррупции и
государственной измене, пока не выродились в тиранию. Как же так вышло? Может
быть, зараза была в них с самого начала? Да, была, достаточно изучить их
послужные списки и родственные связи. Так что, не следовало поддерживать тех
проходимцев, а надо было поддержать других? Не думаю, что исход был бы лучше.
Власть сгнила не потому, что несла зародыши гнили, а потому, что гнили
позволили распространиться.
Власть оставили в покое,
понадеявшись на неё и вернувшись к частной жизни. Единожды взяв власть в руки,
не нужно её упускать. Правление — не то занятие, которое можно отдать в
аутсорсинг. Власти вообще нельзя позволять субъективироваться, превращаясь в
подлежащее, противопоставленное объекту — народу. Для дел управления есть
сказуемое «правлю»; сама постановка вопроса о «народе и власти» уже
свидетельствует о тирании.
Шестой урок таков: власти
быть не должно.
***
Неудача августовской революции
многих сломила. Духовно слабые люди уверились, что нельзя совершать революции,
брать свою судьбу в свои руки, вообще, дёргаться — только хуже будет. Они
пытаются убедить в этом и других, поступая по отношению к ним подобно
сверхопекающим мамашам.
Такое убеждение позорно. Что бы вы
подумали о мужчине, однажды потерпевшем неудачу в любви, и с тех пор
убеждающего себя и других, что к женщинам приближаться опасно? Оно не только
позорно, но и самоубийственно, ибо его носитель останется без потомства.
Так и народ, слишком боящийся
революции, останется без свободы, даже когда представится случай её обрести.
Без свободы же никакие блага не имеют ценности, ибо принадлежат хозяину, а не
рабу. Жив только свободный, раб мёртв — за него живёт хозяин. Никакая плата за
свободу не слишком высока. Народ, девять раз неудачно пытавшийся освободиться и
потерявший при этом девять десятых населения, должен попытаться десятый раз,
рискуя оставшейся десятой частью.
Седьмой урок: не упускай
случая освободиться; упав, поднимайся.
***
Вспоминая несчастные последствия
событий августа девяносто первого, многие скажут: «Как вы были глупы!» или «Как
мы были глупы!», если говорящий честен с собой, имея в виду роковые, по их
мнению, августовские дни.
Я же считаю, что тогда народ
действовал наилучшим образом, и вообще, надо всегда жить так же, как в те три
дня. Ошибки и просчёты допускались нашим народом впоследствии и заключались не
в поддержке революции, а в недостаточно решительном её развитии.
Но даже ошибки — не причина
презирать ближних, себя или своих предков. Тогда у нас ещё не было того
политического опыта и навыков, что образуются сейчас; и не могло быть, после
большевистского правления. Проигрыш завоеваний августовской революции и дал нам
этот опыт, как я и писал в начале статьи.
Восьмой урок — всё, что
ни делается, к лучшему.
Ни о чём не сожалей.
Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН.
