Все в сад
1.
Представим себе на мгновение немолодого уже садовника, чей когда-то ухоженный сад был запущен. Ровные дорожки затоптаны, строгие розы поросли бурьяном, а сквозь привычные кусты пробиваются какие-то совершенно незнакомые растения, описаний которых наш садовник не встречал ранее. И мучается он, бедный, не зная, то ли на покой уйти и пить по утрам кофе на террасе, любуясь тем, что есть (ибо даже в этом буреломе и хаосе есть своя красота), то ли взять в руки инструмент и заняться своим детищем, как в старые добрые времена.
Наш садовник пока все еще ошалело бродит среди этого невиданного буйства и цветения, но близок час, когда над неведомыми цветами замелькают острые ножницы. Мысль садовника проста — лучше проще, да лучше. Его пугает мысль о саде, который перестает принадлежать ему, разрастаясь, как душе угодно. Старый мастер, подрастерявший все былые навыки, меж тем остался человеком амбициозным. Ему претят «всякие прощелыги», которые лезут в его сад, хотя от прощелыг урон невелик. Слишком уж неконтролируемым стал сад, и слишком много в нем того, что никакому прощелыге не нужно.
Но упрямый старикан видит угрозу «независимости» его сада, и это только подстегивает его взять поскорее что-нибудь и поскорее привести все в порядок. И мечется он, хватаясь то за ножницы, то за грабли, и стращает свой бурьян, и пишет громкие воззвания соседу-садовнику — а все без толку. Сад растет. И власти над детищем у садовника уже нет. Только ему самому это пока невдомек, слишком уж он увлечен бессмысленной, яростной работой по приведению в порядок того, что уже никогда порядкам садовника не подчинится.
Работа кипит, не останавливаясь ни на минуту. И в пылу трудов все чаще из уст садовника слышатся заветные слова: «Две тысячи восьмой год, успеть бы…».
2.
Садовник, конечно же, не дурак и не параноик. Просто он староват для сада и меряет детище своими указами двадцатилетней давности, которые, как ему кажется, мало того, что очень умны и своевременны, но еще и непременно возымеют на сад действие. Беда в том, что и двадцать лет назад эти бумажки были никому не нужны.
Глядя на нашу так называемую молодежную политику, иногда нет-нет да и задумаешься над тем, а понимают ли вообще все эти дядьки и тетки, что они должны делать и за что им платят деньги. Или же они просто бродят по огромному запущенному саду и натужно пытаются понять, зачем им вообще дали это нелепое задание — сделать из бедлама порядок.
И сколько они ни стараются, порядка как не было, так и нет. И не будет, потому что сам «творческий подход» к «молодежи» не лезет ни в какие ворота. Особенно если принять во внимание то, что власть видит основную свою задачу в «выстраивании вертикали» из тех, кому от 16 до 25, и в «предотвращении «оранжевой революции». Видимо, на эти цели наш постаревший садовник и бросит остаток своих сил. Призрак 2008 года витает над ним, как обещание смерти, и в авральном режиме он будет пытаться понаделать как можно больше дел. И допустит, разумеется, много больше ошибок, главной из которых в пылу сражений он даже не заметит.
3.
Пытаться «работать с молодежью», организовывая программу «патриотического воспитания», длинную, нудную, какую-то засохшую и проржавевшую, и при этом надеяться на ответный отклик «молодежи» — точно так же бессмысленно, как стегать розгой гиацинты и ждать, что они построятся в ряд. Гиацинты можно и уговаривать, но в ряд они все равно не встанут, потому что «человеческому языку не обучены». Потому-то и тянется властная рука за розгой, потому-то и хочется без лишних проволочек учудить то ли новую пионерию, то ли старый комсомол.
Язык — в самом широком смысле этого слова — и есть основной инструмент диалога власти с теми, кого она называет «молодежью». И то, что этот диалог более походит на разговор старого садовника с самим собой, давно очевидно всем, кроме автора гневных филиппик и страстных воззваний к бурелому и хаосу.
Думая о том, как организовать «досуг и нравственное воспитание» подростков, не стоит забывать, что поколение середины 80-х выросло во время странного сплетения умирающей старой системы и рождения новой, еще не до конца осознанной. «Переучивать» их уже поздно, потому что организовать хаос можно только ценой полной нивелировки всего того человеческого, что в этом поколении есть. Когда мэр Москвы Юрий Лужков предлагает бросить на «воспитание подростков» 3 миллиона, а Василий Якименко по этому поводу язвит о 33 миллионах, становится грустно. Потому что «идеологическая борьба», которая ведется «нашими» и «ненашими», не имеет к молодежи никакого отношения. Как и все эти сказочные миллионы.
4.
Даже поколение 16-17-тилетних с трудом понимает, чего от него хотят. Советский логоцентризм, все эти громкие слова «патриот», «Родина», «гражданское общество» и прочие словеса, которыми размахивают как флагами разные взрослые организации, с трудом, но все-таки приучая «молодежь» к своим застарелым фокусам со словами.
Тем самым уже сегодня прокладывается водораздел между теми, кому 16, и теми, кто только начинает расти, пытаясь разобраться в бедламе заброшенного сада. Дети 5-10 лет — странное, чужое нам поколение. Что мы о них знаем? В сущности, ничего. Они же еще маленькие, пусть вырастут, окончат школу, пойдут в институт, а там глядишь — старый садовник доберется-таки до газонокосилки и превратит нестройный сад в «аглицкий» газон. Если к тому времени не отдаст Богу душу, разумеется.
Мечтам сим не суждено обрасти ни плотью, ни кровью прежде всего потому, что никто из «господ взрослых» пока не понял, что их милые, добрые, взбалмошные и серьезные чада — первое поколение, которое живет вне логоцентричной системы координат. Слово, которое раньше «лечило», «жгло», «поднимало в бой», сегодня бессильно. Новое массовое сознание формируют образы, и ничего ни плохого, ни хорошего в этом нет. Есть в этом только ход истории, который не отменишь федеральным законом.
5.
Остается сожалеть только об одном: о том, что «связь времен» прервалась и теперь не увидеть этого нельзя. Настоящий, не поддельный, понятный «поколению image » язык — это язык комикса, а не Донцовой и Марининой и уж тем более не Пушкина и Лермонтова. Язык уже даже не e — mail , а icq : если по электронной почте еще можно судорожно накатать длинное признание в любви, то на долю «аськи» выпадают только забавные смайлики и обрывки фраз. Связывать предложения в текст новое поколение научат в школе, но это знание упадет мертвым грузом, потому что естественное стремление человека к экономии времени, сил etc — сильнее фраз о «великом и могучем» (русском языке) и «великой и могучей» (русской литературе).
Сама реальность сжимается и грозит превратиться в пятачок на краю огромной вселенной. Увы, финала этой эпопеи нам не увидать. Мы запутаемся в словах и логических парадоксах и вряд ли вспомним, когда наш пожилой мир тронулся с места и заскрипели колеса огромной телеги.
Мы уже сейчас прозевали начало новой эры, потому что привыкли, что все должно быть записано. Тогда мы бы прочли об этом, удивились бы и развели длинную и нудную бодягу. А пока наша новая эпоха бегает с ранцем в школу и набивает sms -ку на переменке. Искренне жаль, что мало кому в действительности есть дело до всего этого.
6.
Огромный сад подносит детский кулачок к дьявольскому стеклу, размахивается… отвлекается на что-то, что маячит вдалеке.
И садовнику бормотания своего детища не понять. Только бы за газонокосилку в сердцах не схватился, и то слава Богу…
Оригинал этого материала опубликован в «Русском журнале».
