О чудный новый мир

Лет пятнадцать назад корабль РПЦ
сильно качало на волне споров вокруг индивидуальных номеров налогоплательщика.
Бурю, поднятую противниками глобализации, удалось погасить с помощью нескольких
благоразумных решений власти. Но волнения по поводу средств электронного
контроля не прекращались и в последующие годы. Полулегальные православные
журналы продолжали писать о «трех шестерках» и «печатях антихриста», охваченные
апокалипсическим страхом «пензенские сидельцы» убегали в подземные пещеры,
общины целых монастырей выбрасывали черные флаги с надписью «православие или
смерть» и т.д.

Последним и наиболее громким всплеском алармистских настроений стал бунт
епископа Диомида против официальных структур РПЦ. Это
лобовое столкновение полного «каталога православных мифов» с официальной
доктриной и политикой РПЦ подвело своеобразный итог существованию советской
церкви. Через год после анафем Диомида верхушке РПЦ и
отлучения самого мятежника ситуация здесь изменилось кардинально. Вновь
избранные президент и патриарх принялись с энтузиазмом строить новую симфонию
властей, и на волне растущего интереса к этим процессам алармистская среда
как-то выпала из актуального общественного внимания. Но, конечно, не перестала
существовать. Чуть подзабытая мелодия только ждала своего часа, чтобы вступить
неизменно раздражающей темой в плавное течение державной симфонии. И некоторые
последние события заставляют говорить о том, что первые предвестники новой бури
уже при дверях.

Знакомая тема, как и полагается в хорошей пьесе, входит почти незаметно,
скупыми сообщениями в лентах новостей. Вот две из них: 9 марта 2011 года около
сотни человек, в основном прихожане московских храмов и священники пришли 
к зданию Мосгордумы в центре Москвы, протестуя против внедрения
«универсальной электронной карты» москвича, которая должна объединить
в себе пенсионное свидетельство, медицинский полис, транспортную карту. Не
смотря на протесты, закон о карте был принят втором и окончательном третьем чтении.

И другая новость: Минэкономразвития подготовило законопроект, по которому с
1 января 2014 года традиционные документы российских граждан должна заменить
универсальная электронная карта, которая объединит в себе медицинский полис,
пенсионное свидетельство, электронное банковское приложение и др., став таким образом фактически главным удостоверением
личности гражданина РФ.

Новости эти вызвали некоторый резонанс. Журнал «Нью
тайм» раскритиковал идею введения электронных карт, заподозрив в ней какой-то
очередной финансовый развод населения со стороны госбюрократии.

«Газета ру» в статье «Карта нанесена на Москву»
озвучила мнение лидера фракции КПРФ в Мосгордуме Андрея Клычкова,
считающего опасения противников электронных карт вполне обоснованными, особенно
в виду принятия Госдумой Федерального закона исключившего положение о защите
персональных данных граждан (закон «О персональных данных» от 16
декабря 2009 года). При том, что цивилизованные
страны, как считает Клычков, идут совсем по другому
пути. В Германии, например, единая карта
законодательно запрещена по соображениям безопасности граждан. В Англии в 2010
году законодательно упразднен регистр идентификации и уничтожены базы данных. В
Южной Корее население отказалось пользоваться услугами электронного
правительства из-за высокого уровня электронного мошенничества».

Рекрутинговый портал Superjob.ru
опубликовал результаты собственного опроса, которому подверг 1600 респондентов.
К идее собрать максимум персональной информации «на одной карте» отрицательно
отнеслись 40% москвичей. 28% опрошенных высказалось «за» отметив, что
«карта поможет избежать огромных очередей». Затруднились с ответом 12%,
большинство которых также опасается утечки информации и сложностей при утере
карты, равносильной с «утерей партбилета в СССР или хлебной карточки в
блокадном Ленинграде».

Православный сайт «Милосердие ру» опубликовал
небольшую статью в которой известный православный
публицист, отец Петр Мещеринов полемизируя с «апокалиптиками»
утверждал, что электронные средства контроля не несут «апокалипсического
смысла», поскольку не отнимают у человека свободы воли. А в ситуации «полной
прозрачности мира», «государства до предела» и «антиобщины
с тоталитарным контролем» увидел даже положительный фактор: «если я стараюсь
жить чисто, меня не должно волновать, где, у кого мои данные. Вот я, весь
открыт, прозрачен — я христианин. И потому не промыслительно
ли это?» «Полная прозрачность мира делает выбор воли отчетливо ясным».

Некоторую озабоченность с ситуацией с электронным контролем выразили и официальные
структуры РПЦ. Наконец, 24 марта по инициативе РПЦ в Общественной палате прошли
слушания на тему «Проблема отказа граждан от средств электронной
идентификации и обеспечения их прав». Во встрече участвовало около ста
человек – руководители общественных и религиозных организаций, учёные,
правозащитники с одной стороны и представители законодательной и исполнительной
власти — с другой. Первые говорили о том, что общество стоит на пороге
возможной смены демократических, гуманистических ориентиров: «мы все не
застрахованы от того, что наши персональные данные,
вся наша жизнь будет провёрнута в чьих-то руках в совершенно неприемлемое
русло», вторые в ответ – об удобстве новых систем учета для граждан.

В конце концов, и государственные структуры, учтя прошлый опыт, согласились
на тот же благоразумный выход, что помог справится с
прошлым кризисом, пообещав, что ни карты москвича, ни будущая универсальная
карта не будут навязываться насильно.

2. Абсолютный контроль и традиция

Итак, перед нами несколько измерений проблемы, явно выходящей за рамки одной
узкой темы или группы людей. На лицо широкая озабоченность и смущение
происходящим, хотя и по разным основаниям.

То, что выступление против электронных средств учета носят характер
скандальный и не вполне адекватный, в общем понятно. Если либералы видят в
«электронных картах» лишь очередную махинацию бюрократии, то алармистами,
усматривающими в них апокалипсический смысл, движет нешуточный страх. Отсюда и
их отчаянная реакция. Что, однако, еще вовсе не значит, что проблема находиться
исключительно в области психики.

В 17 веке в сопротивлении приверженцев старой веры реформам Никона было
много глупости. Но сама проблема отнюдь не ограничивалось мелочными спорами о «двоеперстии». То было лишь символ и знамене
спора. По сути же речь шла о геополитическом выборе. Мечта Никона отвоевать у турок Константинополь (которой он
увлек и царя) и сделаться вселенским патриархом заставляла его грубо менять
привычные русским обряды на греческий лад, чем вера и совесть народа были
жестоко уязвлены. В отсутствии интеллектуальной культуры это смущение
выливалось в грубые и мелочные формы. Громко раздавались и крики «Антихрист!»
(Вообще для русского религиозного народного сознания справедлива, увы, такая
формула: в сердце бог, в мозгах – дьявол).

Однако в существе дела речь шла, повторим, о принципиальном геополитическом
выборе, камнем же преткновения стало отношение к народу.

Откровенное пренебрежение Никона «народной совестью» привело к невиданной
еще на Руси катастрофе. Гибель традиционной Руси, 250 лет непрерывных гонений,
12 млн. жизней старообрядцев – такой оказалась цена геополитических амбиций
власти. Силы хаоса, разбуженные русским расколом, привели, в конце концов, к
революции. И никто сегодня не может с уверенностью сказать — не несут ли в себе
сегодняшние реформы, начинающиеся почти незаметно, не менее разрушительный
потенциал.

По-видимому, в увлечении власти «электронным учетом» главную роль играет все
же не «рука антихриста» и даже не банальное желание руку «нагреть». С введением
«электронного правительства» связаны, надежды власти справится с гиперкоррупцией.

Действительно, до сих пор человечеству был известен лишь один успешный
способ борьбы с коррупцией: силы внутренней безопасности, секретная агентура и
корпоративная этика, предписывающая сослуживцам наблюдение друг за другом.
Тотальная перекрестная слежка за чиновниками (ты следишь за мной, а я – за
тобой) — вот что позволяет западным странам удерживать коррупцию в пределах разумного.

Но возможности к этому дает общественное устройство Запада, основанное на
разделении властей. В нашем же «византийском» обществе, до сих пор сохранившем
несокрушимую ментальность «единого блока коммунистов и беспартийных» (или
церкви и государства) никакого «разделения» не существует в принципе (кроме
конечно глухого отделения власти от народа).

Нашу жестко спаянную, абсолютно непрозрачную, связанную круговой порукой
касту бюрократов, какой она остается вот уже тысячу лет, изредка удавалось
разбить лишь жесточайшим репрессиям власти. Во что может вылиться перенесенная
на нашу почву идея «электронного правительства», очередная утопия эры
информационной революции – большой вопрос. Во всяком случае, то, что желая сделать прозрачной госбюрократию,
власть начинает с опутывания электронной сетью всех граждан страны, выглядит
вполне тревожно, чтобы не сказать – зловеще. (В голову сами собой лезут
воспоминания о крепостном праве и исторических традициях опричнины).

Уже сегодня объединение документа личности с банковской картой (даже без
введения электронного паспорта) делает все наши перемещения и покупки вполне
прозрачными. Таким образом, большой оруэлловский глаз уже сегодня становится
неотъемлемым спутником нашей жизни. Быть в таких условиях нелояльным
государству становится крайне проблематично. О соблазнительности же такого
положения вещей для специальных государевых служб нечего и говорить. Не трудно
предположить, что заглянув в наш карман и понаблюдав
за нашей повседневной жизнью, Большой Брат захочет пристальней вглядеться в
наши мозги и души. Тем более что технические средства сегодня это уже
позволяют.

3. В тупике

На первый взгляд кажется странным, что в виду столь явных поползновений
тоталитаризма, воображение наших либералов, призванных стоять на страже
демократии и гражданских свобод, не идет дальше банальной «жадности
бюрократов». Однако, чуть глубже окунувшись в мифологию антиглобалистов,
мы, кажется, начнем понимать, в чем дело. Либералов пугает брутальный
апокалипсический антисемитизм последних. Истеричные крики о «всемирном каганате»
и «жидомасонском заговоре» действуют на воображение
сильнее реальной угрозы полицейского государства.

Не хочу делать никаких предположений, тем более, конспирологического
характера, но версия, что выступления алармистов организованы самой тайной полиции,
выглядела бы вполне логично. Под их агрессивные вопли, ввергающие защитников
демократии и свобод в легкий ступор и замешательство, очень удобно опутывать
страну сетями электронного контроля.

Тоже можно сказать и об обществе в целом. Нормальному человеку свойственно
сторониться сумасшедших и фанатиков. Не менее естественно использовать эту
нормальную защитную реакцию в механизмах манипуляции. Создайте вокруг реальной
угрозы атмосферу истерики и безумия — и она станет лучшим прикрытием для ваших
не вполне чистых и законных дел.

Об отношениях субкультур и «нормального общества» следовало бы сказать еще
кое-что. Психика – вещь, конечно, тонкая и обращаться с людьми, склонным к
слишком причудливым интерпретациям реальности следует крайне осторожно (правда
забывать при этом, что все важное в этот мир привнесено людьми
как правило не вполне адекватными — пророками, мессиями, поэтами и учеными —
так же не стоит). Чем, однако, живо само наше «нормальное общество»? Не тем ли же самым «массовым бессознательным», увлекаемым лишь
более привычным мейнстримом общепринятых мифов и
официальной пропаганды? Возможно, вся нормальность «нормального общества»
обязана лишь его посредственности, которой
завсегда оказывается больше настоящего яркого безумия и таланта? Но кто даст
гарантию, что само «нормальное общество» не расположилось в обширной палате
того же сумасшедшего дома, что и его неадекватные субкультуры? Наоборот,
каждый, кто в этом мире имел смелость мыслить самостоятельно, в душе не мог не
прийти к подобным сомнениям. Мир, открывающийся всякому пытливому уму,
неизбежно должен предстать сборником «старой лжи и новых басен».

Что же до способности трезво мыслить, то едва ли она отличает наше время в
сторону лучшую в сравнении с любым из предшествующих.
Скорее, наоборот. Понимать происходящее вокруг нас мы стали гораздо меньше, чем
когда-либо. Теория относительности, квантовая механика и экзистенциальная
философия сделали наш мир слишком неустойчивым и непредсказуемым. Мировые войны
и революции разворотили его этические основания. Глобализация и информационные
потоки грозят поглотить последние твердыни нашего понимания и здравого смысла…
Глобальные миграции народов и капиталов вновь превращают наш просвещенный мир в
свору хищников готовых на все.

Ученые, еще вчера представлявшиеся нам некими пророками со скрижалями новых
истин в руках все чаще предстают образцами юродства (исторические штудии школы Фоменко — типичный пример).

Современная серьезная неклассическая (постнеклассическая)
наука являет нам монструозные нагромождения взаимоисключающих систем, несущих в
себе все возможные слабости и непредсказуемости «человеческого фактора».
Склеенные посредством слюны и пульсирующие тут и там точками бифукации конгломераты «научного знания» держаться,
кажется, лишь на честном слове и полумагических
заклинаниях.

Последним словом философии после всех монументальных построений Декарта,
Канта, Гегеля и деконструкций постмодернистов
стало «дебольное мышление» Джанни
Ваттимо, утверждающего, что поскольку все известные
философские системы оказались несостоятельны, а вершины истин заволок плотный
туман, философское мышление нашего времени может быть только ослабленным (дебольным).

Таким образом, философия нашего времени становится подслеповатым взглядом
сознающего свою ущербность ума, тревожно вглядывающегося в обступающую его со
всех сторон тьму. Да и вся современная жизнь в целом представляет собой, как
выразился однажды А. Лосев, «блеклое пятно непонятно чего» и держится лишь
привычкой да странной верой в технику, «которая довезет».

А что же политики, правительства, наконец, ООН?

Разоблачения «Викиликс» доказали каким хламом
забиты головы наших дипломатов. Саммиты глав «большой восьмерки» все больше
напоминают встречи растерянных детей. Международное право находится в
безнадежном кризисе. Всем прочим давно очевидно, что мир катится в тупик. Ибо
запасы ресурсов на земле стремительно сокращаются, биосфера задыхается, а
разрушение природных экосистем приводит к дисбалансу природной среды в масштабах
целой планеты.

Полтора века слишком бурного развития науки и техники (импульс которого
неизменно подстегивали войны) при явном недостатке здравого смысла и этики,
привели к тому, что человек стал заложником своих знаний. Все более угрожающие
успехи ядерщиков, генетиков и нанотехнологий вселяют
страх смешанный с пониманием, что роковое колесо уже не оставить. И единственный в сущности гамлетовский вопрос, волнующий
сегодня общечеловеческое сознание при взгляде на перенасыщенный техногенными,
демографическими, гуманитарными катастрофами мир: может ли человечество
предотвратить неизбежное самоубийство?

Такие вопросы мировое сообщество задает себе как минимум с 70-х годов
прошлого века. Осознание происходящего заставляет ООН принимать концепции
«устойчивого развития» с довольно пугающими проектами жесточайшего контроля над
мировыми экономиками, заселением территорий, градостроительством, рождаемостью,
миграциями и индустриальным развитием целых регионов и материков.

Как видим, чтобы прийти к выводам, сходным с теми, к которым приходят «апокалиптики», вовсе не обязательно прибегать к
экзотическим «теориям заговора». Зло банально и его главный движитель –
естественное положение вещей. Человеческое легкомыслие, страсти и эгоизм
способны «уделать» наш мир не хуже зловещих «масонских
орденов». В условиях же нарастающего системного хаоса соблазн загнать народы в
надежные загоны, исключив по возможности варианты непредсказуемых сценариев
поведения, может оказаться слишком велик для любого
правительства.

4. Большой Брат и прозрачное общество

Фантасты и утописты достаточно настращали нас картинами возможного
тоталитарного будущего. Немало сделали для этого и философы.

В самом начале информационной эры в книге «Прозрачное общество» (1989 г.)
уже упоминаемый нами философ Джанни Ваттимо приветствовал входящий в двери мир победивших
коммуникаций — общество абсолютной свободы и ненасилия, в котором всякая
«истина» и «реальность» окончательно разоблачены. В то время «информационное
общество — эта пульсирующая и множащаяся совокупность искусственных миров, в
которой безвозвратно растворился предрассудок реального мира, — представлялось
философу (исходящему в своих построениях от идей Хайдеггера и Ницше)
окончательно освобожденным от тоталитарных замашек «Большого Брата».
Насилие казалось окончательно обессиленным всеобщей свободой «Нового Вавилона»,
свободой, открывшейся обществу, уставшему от истины.

Однако, в начале 2000-х ввиду новых угрожающих
успехов нанотехнологий Ваттимо
стал высказываться более скептически и осторожно. «Я готов примирится с тем,
что ЦРУ располагает обо мне всей полнотой информации…
но не столько потому, что этим я лишаюсь права на прайваси.
Главное все-таки в том, что они знают обо мне все, а я о них нет… На самом же деле ситуация такова: для меня границы
реальности становятся неопределенными, действительность теряется в лабиринте
возможных интерпретаций и т.п., но в то же самое время существует некто, кто
воспринимает реальность, как мафиозный крестный отец, обладающий всеми старыми,
но все еще действенными способами ее контроля… Парадокс нашего мира состоит в
том, что все живут, как будто Большого Брата уже нет, – бегают, суетятся,
покупают, потребляют, но на самом деле Большой Брат никуда не делся, он еще
существует…»

Вероятно, эти тревоги заставили духовного отца «прозрачного общества»
прогрессировать далее к своеобразному секулярному
христианству, ища спасения от вновь возникшего призрака тоталитаризма «внутри
человеческой коммуникации»: Я должен стремиться не к выяснению вечных истин,
а стремиться уничтожить то, что мешает мне понять другого, то, что отделяет
меня от его мыслей, страданий и т.д.

У нас уже был случай заметить, что подобные иллюзии можно строить на Западе
с его культурой диалога. В нашем, изначально иерархическом обществе к ним нет, увы,
ни малейших предпосылок, ни даже почвы. Впрочем, и надежды самого Ваттимо относительно свободы общества «абсолютно
горизонтального» кажутся, пользуясь его собственным термином, слишком дебольными. Послушаем его рассуждения: Избавления от
желаний можно достичь аскезой или же попыткой удовлетворить все возможные
желания до такой степени, что потом любое искушение внушает отвращение. Точно
так же и противостояния спектаклю можно достичь либо уходом в монастырь, либо
же полностью отдавшись ему так, что он утрачивает на тебя какое-либо
воздействие. Если мне доступны сто каналов телевидения, то я завишу от них
несравненно меньше, чем если бы у меня был лишь один,
который неизбежно воспринимался бы как глас божий.

Кажется, речь здесь идет лишь о том, что на месте «гласа божьего» утверждается
хаос (белый шум) потерявших всякий отчетливый смысл образов. «Избавление же от
желаний» путем их удовлетворения – не есть ли это лишь бесконечный порочный
круг погружения в ад желаний, подобный наркозависимости?

Качество такой свободы довольно сомнительно. Выбор между ста сортами пива и
выбор между «пить или не пить пиво»
– это все же совершенно разный онтологический уровень выбора. Присутствие
Большого Брата делает свободу «второго уровня» в принципе сомнительной. В ситуации
абсолютного контроля можно представить себе ситуацию, когда ты сможешь свободно
выбирать между ста сортами пива, но пить пиво ты вынужден в любом случае (в
крайнем случае – заменить его кока-колой). Весь «диалог», вся радужная
совокупность искусственных миров такого общества окажутся лишь свободным
броуновским движением бактерий в капельке воды под микроскопом, в который
внимательно смотрит всевидящее око Большого Брата.

И вопрос, в сущности, стоит так: нам предстоит жить в обществе абсолютно
прозрачном, следовательно – абсолютно тоталитарном. Должны ли мы принять это
как данность, как ситуацию, в котором в любом случае можно «остаться человеком»
(как думает отец Петр Мещеринов), или мы должны сделать все возможное, что бы
ее избежать?

Впрочем, и сам отец Петр тоталитарный характер будущего «прозрачного
общества» вполне осознает. Он лишь отказывается придавать ему радикально
эсхатологический смысл. Однако, утверждения вроде «полная прозрачность мира
делает выбор воли отчетливо ясным» — не слишком успокаивают. Даже духовный отец
«прозрачного общества» Ваттимо далек от таких
выводов.

Людей способных на отчетливо сознательный выбор во все времена оказывается
не слишком много. В тоталитарном обществе они практически сразу обречены на
уничтожение. А следующим бесчисленным поколениям предстоит бестревожное
существование за стеклом террариума — между «стеклянным небом» Большого Брата и
землей «абсолютного знания», где все, связанные круговой порукой знания друг о
друге будут кружиться в колесе «вечного возвращения» своих страстей и желаний.

Быть может, и «христианские мотивации внутри коммуникации» не будут забыты.

Боюсь, однако, будущее «государство до предела» меньше всего будет волновать
чистота наших помышлений, его будет интересовать лишь одно — лояльность.
У такого замкнутого на себя и лишенного всяких объективных оснований мира
останется один единственный полюс истины — взгляд Большого Брата.

5. На санках с горы

Возможно, наши рассуждения покажутся кому-то слишком жуткими и
неправдоподобными. Что ж, давайте вновь обратимся к духовному отцу и лучшему
эксперту «прозрачного общества» Джанни Ваттимо. Вот как определяет сам философ условие абсолютно
свободного ненасильственного общества: В обществе не должен устанавливаться
порядок, при котором в конце концов все смогут
говорить правду, — но в нем необходимо создавать ситуацию, когда все
свободны в высказывании любых абсурдных мыслей, какие только могут прийти в
голову, не подвергаясь при этом насилию и не подвергая насилию меня…
Принуждение кого-либо к молчанию — это насилие. Подлинно философское
определение насилия будет таким: это то, что мне препятствует спрашивать
дальше.

Однако в уголовных кодексах большинства европейских
государств присутствуют сегодня статьи, подобные нашей «экстремистской» 282-й,
главное назначение которых именно «препятствовать спрашивать дальше».
Основное условие свободного, ненасильственного общества оказывается, таким
образом, грубо нарушенным. Более того, напуганное угрозами терроризма население
европейских городов с готовностью соглашаются на все большее ущемление своих
прав и свобод.

Всякое государство стремится к стабильности и защите от потрясений. Движение
к собственной абсолютизации свойственно его природе. На Западе это естественное
стремление властных структур уравновешено силой и уровнем сознания гражданского
общества (что и зафиксировано общественным договором). Однако,
сегодня европейские институты переживают глубокий кризис, связанный с
процессами глобализации и информационной революции. Властные и общественные
структуры взаимно интегрируются, растворяются во все более крупных структурах, бюрократии которых смешиваются, а основания
теряются. Как следствие, государство и общество ослабляются, ответственность
размывается, процессы принятия решений становятся все более туманными и
неопределенными. Скажем, на простой и естественный вопрос
— кто и из каких соображений принимал решение о
бомбежке Ливии? — сегодня можно услышать десяток различных ответов и
интерпретаций и никого это уже не удивляет.

В состоянии такой дезориентации и общественного тумана опутывание общества
сетями электронного контроля может пройти почти незамеченным.
Никакой особой «революции зла» для этого не потребуется. От общества все более
открытого к обществу абсолютно тоталитарному приведет
эволюция мягкая и стремительная, как спуск с горы… «Кафка станет былью» и Новый
чудный мир возникнет абсолютно естественно и одновременно в разных «точках бифукации», подобно европейским фашистским режимам 30-х.

6. Человек исчезающий

Что же это будет за мир, в котором все будут равно открыты перед всеми, как
в эдемском раю, и грех каждого будет уравновешен
грехами всех?

Боюсь, такое общество вряд ли останется
человеческим. Эта изощренная пародия на эдемский сад
утратит слишком многое из того, что составляет наш несовершенный мир. В свете
совершенной открытости такого общества и пронизывающего насквозь знания
окажутся более невозможны ни вера, ни доверие, ни надежда, ни творчество… Возможно,
существа населяющие этот мир, откроют секрет
бессмертия и будут казаться себе богами. Но кем они будут на самом деле?

«Знание вульгарно, незнание благородно» – заметил однажды Андрей Тарковский.
По настоящему подобны богам именно мы, и делает нас таковыми именно незнание.
Незнание дает нам свободу, возможность творить, изменять и творчески преображать
наш мир.

Мир лишенный тайны — лишен и жизни. Мир, в котором
твой собеседник полностью открыт теряет смысл. К чему
мне знать грех или святость моего собеседника? Мой ближний — не скаковая
лошадь, чтобы мне восхищаться его чистотой. Я вообще ничего не хочу знать
о нем, я хочу ему доверять. Нормальное лицо человека непросветленного,
но не оставляющего попыток, способного тянуться, хватаясь «за чувства свои
высшие» и открывать себя по частям — когда он хочет и как он хочет —
выразительнее «вечного сияния чистого разума».

Знать человечество таким, каково оно есть мне, как художнику, вообще не
интересно. Я хочу обманываться на счет человечества. Не потому что не люблю
правды, а потому что это «как есть» и есть самое наглая и циничная ложь о нем.
Потому что человек не то, что он о себе думает, и не то, что думают о нем
другие, и не то, что он «объективно есть». Человек – это то, куда устремлен его
взгляд, куда несут его крылья желаний и мечты, то что
творят в данный момент кончики его пальцев. Человек — это порыв вдохновения и
смешение надежды и страха в миг всякого его очередного шага над бездной
незнания.

Живая плоть, тайна и ночь, полутона и оттенки, сокровенные мысли и бездны, в
которых рождаются новые образы, постоянный риск, неправильные решения и потеря
контроля – именно они делают наш мир человечным и гуманным. Отнять все это у
человека взамен «безопасности» и «знания» – значит уничтожить, стереть человека
из бытия.

Поняв это, мы поймем как легко мир «абсолютной свободы и ненасилия» в пространстве
всепобеждающей информации и бесчисленных коммуникаций может обернуться миром
тотальной несвободы, невиданного еще насилия и человекоубийства.

ХХ-му веку пришлось пережить в своей
эмпирической реальности главную мысль предшествующего века – мысль о «смерти
Бога». Не предстоит ли нашему веку еще более тяжелое испытание? С той же
страшной последовательностью воплотить в своей эмпирической реальности главную
мысль века ХХ-го. «Человек мертв в
структурах» — эту пугающую истину, высказанную Фуко и Леви-Строссом политическая реальность нашего времени
призвана, быть может, лишь договорить до конца…

7. Положение вещей

От пугающих прогнозов вернемся к нам сегодняшним. Из предыдущих рассуждений
видно, что наша российская ситуация ничем принципиально не отличается от европейской. Кроме разве того, что наша власть более нагла и
цинична, а наше гражданское общество находится в перманентно зачаточном
состоянии.

Горстка либералов да…. РПЦ – вот и все наше гражданское общество. При этом
первые, напуганные событиями на Манежной,
все более инстинктивно жмутся к государству; вторым (пусть даже их
озабоченность выглядит искренне) тесная связь с государством диктует свою
логику действий. В конце концов, неизбежно придется делать выбор, и кажется, уже сегодня вполне очевидно каким он будет.

Все вероятно кончится разумным компромиссом, и альтернативой госкоду с «тремя шестерками» станет альтернативный код от
РПЦ с, допустим, «тремя семерками», вкупе с прочими халяльными
и кошерными номерами (кока-кола вместо пива – по спецразрешению).
Всем прочим нонконформистам и несогласным останется только побег из «нового
чудного мира» и сопротивление в меру своей воли и этики. Лучшей компанией для
них станут здесь, вероятно, бомжи, маргиналы, сумасшедшие и преступники всех
мастей (о чем Христос, собственно, и предупреждал).

И все же, какие возможности противостоять приходу «нового чудного мира» мы
имеем сегодня? Да, в сущности, никаких, кроме
активного гражданского неприятия. «Государство до предела» может уравновесить
только общество «изо всех сил». Может быть эта
тотальная угроза гуманному человеческому миру и кристаллизует, наконец, нашу
гражданскую среду, собрав под знамена свободы либералов, патриотов, анархистов,
христиан, мусульман, иудеев – всех, кто окажется способен сопротивляться
новейшей тоталитарной спазме сверх-бюрократии?

Оригинал этого материала
опубликован на ленте АПН.

Поделиться: