Системная стратегия национального развития: от теории к практическому применению
Аркадий Мартынов, руководитель направления Международного научно-исследовательского института социального развития:
Что мы знаем о социальных системах? Общепризнанна безальтернативность системного исследования социальных процессов. Системный подход предполагает исследование социального развития в его широком современном понимании − как процесса, затрагивающего все значимые изменения социальных практик (включая разнообразные виды инновационной деятельности). Только таким образом, как показывают обществоведческие исследования, можно представить целостную картину взаимосвязанных преобразований современного социума в важнейших срезах его изучения: экономическом, социологическом, политологическом и др.
Особенно явственно необходимость следования императиву системности приобретает в связи с потребностью в обоснованном решении проблем управления в конкретных обществах (суверенных странах, отдельных территориях, местных сообществах и др.). Да и вся история человечества c времен возникновения древнегреческих полисов убедительно показывает, что власть может успешно выражать действительные интересы общества только на основе применения всестороннего или, выражаясь современным языком, системного подхода для координации различных политических действий. Достаточно обратиться к поистине вечно актуальной «Политике» Аристотеля.
Как известно, теоретическая парадигма исследования социальных систем давно разработана в современной общей социологии. Согласно этой парадигме, все реально сложившиеся общественные организмы обладают свойствами социальных систем. Главное из них − сохранение целостности и границ социальной системы в ходе взаимодействия ее частей. В то же время общества представляют собой такой тип социальной системы, которая достигла наивысшей степени самодостаточности в отношениях с окружающим миром.
На научные исследования по проблемам социальных систем вполне объяснимо сильное влияние оказало появление кибернетики и общей теории систем. На основе этих новых междисциплинарных знаний был достигнут существенный прогресс в постижении закономерностей функционирования реальных социальных систем. Посредством позиционирования фактических социальных процессов во времени и пространстве стало возможным применить операционные критерии для определения границ социальной системы, фиксирующих ее имманентное свойство целостности. Так, в соответствии с современными научными представлениями любая сложная социальная система, а во многих случаях и ее подсистемы являются открытыми с точки зрения связи с другими системами. При этом сами границы социальной системы определяются, исходя из устойчивых, имеющих тенденцию к сохранению различий между процессами, внутренними относительно данной самодостаточной системы, и процессами, внешними по отношению к ней.
Вместе с тем хотелось бы особо подчеркнуть данный тезис − возможности прямого, так сказать, «лобового» применения традиционного технико-кибернетического подхода для изучения и тем более управления социальными системами оказались весьма ограниченными.
Это объясняется, по крайней мере, двумя фундаментальными причинами. Первая их них хорошо известна. Особенности индивидуального человеческого поведения в рамках сложившегося социума, нередко предопределяющие ход истории целых стран и народов, в полной мере не поддаются алгоритмическому программированию. Люди – не роботы, их поведение заведомо ограничено рационально, даже в сфере коммерческого бизнеса. А применительно к ряду значимых в масштабе всего общества сфер деятельности, как, например, культурного молодежного досуга, сам критерий рациональности утрачивает смысл.
В еще большей степени непосредственно не поддаются технико-кибернетическому системному конструированию существующие механизмы взаимодействий между существующими социальными группами (имущественными, статусными, политическими и др.), чьи имманентные интересы и, соответственно, стратегии поведения объективно различны. Эти стратегии далеко не рационально ориентированы, как показывают конкретные социологические исследования, а возможные результаты их взаимодействий, связанных с образованием разнообразных коалиций, очень разнообразны. Как следствие, в полной мере учесть значимые вероятные исходы такого рода взаимодействий не представляется возможным с помощью традиционных методов кибернетического системного программирования. Выходом из положения не является и применение математической теории игр, позволяющее смоделировать локальные механизмы согласования различных интересов. В любом случае, по всей видимости, в отличие от алгоритмизации шахматной игры разрешение проблемы программирования социальных взаимодействий в масштабах всего общества выходит за пределы возможностей человеческого разума.
В свете сказанного, достаточно очевидной представляется заведомая неполнота взгляда на развитие общественных организмов через призму известной концепции «суммы технологий». Проблемы социальных взаимодействий определенно не вписываются в рамки управления технологическими процессами, несмотря на критически значимое воздействие последних без всякого преувеличения на все сферы человеческой деятельности. Также определенно непродуктивными выглядят попытки создания универсальных теорий технологических переворотов и, тем более, так называемого технико-экономического развития изолированно от проблем развития в целом общественных организмов в реальном времени и пространстве.
Тем не менее, по нашему убеждению, последовательное применение системного подхода в сочетании с использованием достижений современных гуманитарных наук, в частности, в области современной институциональной теории, может принести очень плодотворные результаты в ходе исследования закономерностей развития конкретных обществ. Таким путем становится возможным адекватно учесть специфику функционирования общественных организмов именно как социальных систем.
Отличительным признаком социальной системы в сравнении с технологической системой выступает наличие механизма рефлексивного саморегулирования. Его действие, далеко не аналогичное действию автоматического механизма, основано на сознательном участии социальных субъектов в процессе саморегулирования социальной системы.
Рефлексивное саморегулирование социальной системы проявляется через действие всей совокупности правил, норм и других институтов, созданных людьми. Именно институты играют роль конституирующих структурных элементов, упорядочивающих и регулирующих социальные практики.
Другими неотъемлемыми компонентами сложной социальной системы, обеспечивающими ее воспроизводство, выступают технологии и ресурсы самого разного рода (материальные, невещественные, интеллектуальные и др.). Их воспроизводство, прежде всего в соответствии со сложившимися структурными взаимосвязями (матрицами), является необходимым условием для осуществления любых видов социальной деятельности.
В целом правила (институты), технологии и ресурсы, структурированные относительно друг друга, предопределяют содержание социальных действий конкретных субъектов (акторов). Вместе с тем роль акторов, по крайней мере, части из них, не является пассивной. Своим активным поведением акторы воздействуют на функционирование институтов, использование технологий и движение ресурсов, вследствие чего внутри социальной системы происходят структурные сдвиги. Они оказываются существенными, особенно с точки зрения институциональных перемен, в случае наличия серьезных противоречий между структурными принципами действия социальной системы. Такого рода противоречия отражают “незавершенность” разнообразных механизмов социальной деятельности в рамках современных обществ и, соответственно, потребность в их совершенствовании.
Таким образом, в целом функционирование сложной социальной системы всегда сопряжено с постоянным взаимодействием институциональных, технологических, ресурсных и социо-поведенческих (или просто поведенческих) факторов.
С учетом приведенной аргументации, достаточно очевидным представляется исходный методологический подход к междисциплинарному исследованию самого феномена социального развития через призму изменения состояния социальной системы. При этом такого рода исследование должно опираться на необходимый понятийный аппарат, прежде всего представленный понятиями равновесия и развития как основополагающими характеристиками состояния любой системы.
Согласно признанным научным представлениям, равновесие социальной системы представляет собой ее устойчивое статическое состояние при предположении отсутствия значимых структурных сдвигов. В то же время результат развития сложной социальной системы, характеризующий ее состояние в динамике, всегда сопряжен со структурными изменениями, прежде всего касательно соотношения отдельных подсистем. Структурные изменения являются знаковым атрибутом развития любой социальной системы в пространственно-временном измерении.
Также в соответствии с общесоциологической теорией в процессе своего развития самодостаточная социальная система остается в состоянии равновесия. В то же время его параметры могут стать существенно иными вследствие произошедших структурных перемен. В результате постоянного воспроизводства равновесия в самодостаточной системе и формируется долговременная траектория ее движения развития.
В принципе все социальные взаимодействия можно разделить на два типа: медиации и трансформации. К первым относятся взаимодействия, обеспечивающие перенос без изменения внутренних свойств определенных ресурсов, институтов и технологий из одной пространственно-временной области в другую. Ко вторым собственно трансформациям относятся взаимодействия, сопровождаемые переменами параметров состояния социальной системы. Иными словами, качественные и количественные характеристики ресурсов, институтов, технологий и, в конечном счете, стратегий поведения акторов, участвующих в социальных взаимодействиях, подвергаются изменению.
В отношении социальной системы или ее части трансформационный сдвиг предполагает изменение ее “несущей конструкции”, отражаемой совокупностью взаимосвязей между значимыми структурными компонентами. В отличие от обычного процесса трансформации производственных ресурсов в продукты социальные трансформации всегда сопряжены с существенными структурными изменениями.
Тем самым процесс трансформации в социальной системе по сути своей выступает важнейшим атрибутом процесса социального развития в широком его понимании. Стоит заметить, что в принципе развитие отдельных частей социума возможно исключительно по постоянной траектории, без трансформационных сдвигов. Но, как убеждает весь мировой опыт, воспроизводство сложных социальных систем не может происходить на основе прямолинейного развития. Социальная жизнь, в гораздо большей степени, чем биологическая, сопряжена с качественными, подчас совсем не квантифицируемыми, изменениями. И рано или поздно они неизбежно приводят к значимым переменам в тенденциях социального развития в том или ином пространственно-временном измерении.
Не вызывает сомнений целесообразность четко обоснованной градации трансформационных процессов в сложной социальной системе. В первую очередь, на наш взгляд, такого рода градация призвана отражать объективную дихотомию технологических и других трансформаций в ходе социального развития.
Инновационная деятельность − деятельность по созданию и распространению новых технологий − принципиально отличается от обычных социальных практик. В технологическом процессе первостепенна роль самого инноватора − творца. Существующие институты играют роль рамочных условий инноваций в пространстве и во времени, но не определяют в полной мере их конечный результат с точки зрения успеха или неудачи. Инновационное (инновационно-технологическое) поле является относительно автономным от других полей социальной деятельности. В то же время «сцепление» всех этих полей выступает главным условием функционирования сложной социальной системы.
Главный результат технологических трансформаций заключается в перемене технологий и в первую очередь технологических производственных способов, являющихся источником развития производительного потенциала общества. Именно технологические новации представляют собой имманентный атрибут трансформаций рассматриваемого рода при всем их видовом разнообразии. Сказанное, конечно, не ставит под сомнение значимость зависимости технологических трансформаций от действующих институтов. Они предопределяют масштабы распространения (диффузии) тех или иных технологических инноваций, а тем самым и сами направления технологических сдвигов. Но все-таки решающий «шаг» в осуществлении технологических прорывов принадлежит самому творческому, не поддающемуся полной институционализации инновационному процессу. Показательным является устоявшееся превалирующее мнение о схожести деятельности средневековых алхимиков и современных исследователей − экспериментаторов в авангардных областях знаний.
В то же время за границами технологического поля имманентным атрибутом других трансформаций в любой социальной системе выступают изменения ее институтов, то есть институциональные новации. В отличие от технологических трансформаций эти трансформации, которые в соответствии с устоявшейся международной терминологией принято называть институциональными, непосредственно отражают структурные преобразования определенного общества в конкретном пространственно-временном измерении, проявляющиеся через обычные социальные практики.
Очевидно крайнее разнообразие институциональных трансформаций хотя бы с точки зрения их функциональных характеристик. По мнению ряда исследователей, которого придерживаемся и мы, с целью конкретного исследования плодотворна структуризация этих трансформаций относительно основных социетальных полей (арен) действий существующих акторов – экономического, политического и др. − в рамках определенной социальной системы.
Изменения, влекущие за собой сдвиги в институциональной структуре, выступают знаковыми характеристиками трансформационного процесса на каждом социетальном поле. Однако последний в большинстве случаев не сводится только к ним, будучи сопряжен с переменами, как в ресурсной структуре, так и в структуре взаимодействий между самими акторами. В чистом виде изолированных трансформаций институциональной, ресурсной и организационно-поведенческой структур просто не существует. В целом результаты трансформационных преобразований по основным социетальным полям, характеризуя качественную сторону трансформационного процесса, предопределяют и количественные ресурсные и организационно-поведенческие переменные вектора развития социальной системы.
Трансформация макросоциальных систем: от теоретических постулатов к реалиям жизни. Исследование междисциплинарных обществоведческих проблем на базе системного подхода предполагает оперирование целым рядом понятий. Заглавную роль среди них играет понятие макросоциальной системы, охватывающей самый широкий класс крупномасштабных объектов − внешних и внутренних рынков, политических движений, культурных общностей и др. По существу все значимые общественные процессы проявляются именно через изменение состояния макросоциальных систем.
Главными объектами макросоциальных изменений выступают существующие страны − национальные сообщества, отличающиеся своеобразием структуры национальной экономики, сложившейся стратификационной структуры, национальной культуры, политического и правового устройств. Среди всех макросоциальных систем системы национальных сообществ отличаются наибольшей устойчивостью и целостностью. В их рамках воспроизводятся отношения между субъектами (акторами) − как индивидуальными, так и корпоративными, в ходе регулярных социальных практик. При этом стоит заметить, что сам термин «национальное сообщество» выступает синтетической характеристикой исторически сложившихся наций в рамках определенного единого социума, во многих случаях оказывающегося мультиэтническим и много конфессиональным.
Принципиальную значимость имеет феномен национальной общности – целостности страны. Он связан с устойчивым воспроизводством институциональных ограничений, в рамках которых происходит взаимодействие в определенных границах всех экономических, политических, культурных, демографических, этнических и других социальных процессов. Особенно зримо это проявляется в том, что узловые вопросы развития отдельных регионов и местных сообществ, как правило, выходят за их локальные границы и приобретают национальное значение.
В то же время и проблемы более крупных макросоциальных систем, в числе которых выступают группы стран и все мировое сообщество, также, в конечном счете, сводятся к проблемам конкретных стран − национальных сообществ. Во всяком случае, именно параметры их состояния главным образом служат индикаторами состояния глобализируемого мирового сообщества и его составных частей.
Сказанное, конечно, не ставит под сомнение плодотворность изучения цивилизационных общностей, особенно в контексте происходящей беспрецедентной глобализации в современном мире. Тем не менее, можно утверждать, что взаимоотношения между всеми цивилизациями в реальном пространственно-временном измерении в первую очередь проявляются через согласование или, наоборот, столкновение интересов различных суверенных государств, представляющих определенные национальные сообщества.
С учетом общепризнанных представлений, можно выделить имманентные черты макросоциальной системы определенной страны − национального сообщества.
Во-первых, существование любой локальной общности, в том числе национальной, связано с определенной территорией, хотя ее границы могут изменяться. В большинстве случаев этнический состав населения, проживающего на этой территории, и ее климатические особенности выступают наиболее существенными “постоянными” факторами, предопределяющими развитие макросоциальной системы рассматриваемого рода.
Во-вторых, наличие сформировавшегося государственного устройства и легитимного нормативного порядка, определяющего законы (не обязательно писаные) для самых разных индивидуумов и групп в данном обществе с их определенными статусами и ролями, правами и обязанностями. При этом ключевое значение имеют обязательства, вытекающие из требования лояльности индивидуумов и особенно коллективов (коммерческих корпораций, ассоциаций предпринимателей, правительственных организаций, религиозных конфессий, учебных центров и т.д.) по отношению ко всему национальному сообществу.
В-третьих, ощущение особой идентичности членами национального сообщества. Наиболее явственно оно находит выражение в отношениях солидарности между различными людьми, не связанными родственными или деловыми отношениями.
В дополнение к сказанному крайне важно принимать во внимание и следующий момент. Социальная система определенной страны (национального сообщества) определенно отличается от системы его управления, охватывающей, прежде всего, всю сеть государственных организаций. Система государственного управления как воплощение власти выступает одной из подсистем национального сообщества. При любых обстоятельствах административная система не определяет облика всего общества, интересам которого она в принципе (именно в принципе!) призвана служить. По этой причине, на наш взгляд, с точки зрения императива системной целостности широко распространенная концепция национального государства представляется заведомо ограниченной. При сопоставлении только национальных государств с их экономическим и военно-политическим потенциалами из поля зрения выпадают многие важные элементы. В их числе достаточно назвать хотя бы такие, как особенности формирования стратификационной структуры, специфика эволюции гражданского права, своеобразие современного культурного развития конкретных стран.
Несомненно, макросоциальная система любой суверенной страны призвана быть самодостаточной. Это условие достигается в результате воспроизводства всех основных структурных звеньев такой системы − технологической, институциональной, ресурсной и организационной. Но при этом главное значение имеет институциональный каркас макросоциальной системы, предопределяющий границы ее возможных траекторий развития в качестве самодостаточной системы.
В то же время самодостаточность макросоциальной системы всегда относительна. Она проявляется в многообразных взаимоотношениях и, в частности, конкуренции с другими системами. Именно императив конкурентоспособности обусловливает существование и постоянное воспроизводство институциональных ограничений внешних экспансий, в том числе технологической, в социальную систему той или иной страны.
Попробуем теперь, хотя бы кратко, обосновать наш основной тезис: на основе обозначенной макросистемной парадигмы и трансформационной парадигмы оказывается возможным предельно конкретизировать исследования путей развития обществ определенных стран.
Применительно к любой макросоциальной системе правомерно выделить трансформации, в итоге которых происходят существенные перемены в целом ее технологической, институциональной и ресурсной структур и механизма взаимодействия значимых акторов. Назовем их макротрансформациями.
В соответствии с представленной исходной теоретической моделью социального развития, в качестве одного из главных типов макротрансформаций правомерно выделить внутрисистемную институциональную трансформацию. Источником макротрансформации такого рода выступают институциональные новации в границах соответствующей системы.
В реальном времени и пространстве рассматриваемый процесс распадается на частные макротрансформации, происходящие на отдельных полях (аренах) общественных действий. Одной из возможных представляется градация большей части всего социетального пространства на пять основных полей: экономическое поле, поле политических действий, статусное, правовое и культурное поля. Каждое из названных полей индуцирует свои собственные институты − правила игры, выраженные, прежде всего, в определенных регламентациях. В совокупности они образуют целостный институциональный каркас, который структурирует движение ресурсов и поведение акторов в рамках определенного социетального поля.
Безусловно, не все социальные процессы в полной мере развертываются в рамках пяти обозначенных полей. Так, существенное самостоятельное воздействие на состояние макросоциальных систем могут оказывать демографические и этнические процессы. Эти процессы во многом подобны природным процессам; они прямо не связаны с изменениями обычных социальных институтов. Вместе с тем почти все демографические и этнические перемены происходят под воздействием сдвигов на экономическом, политическом и других указанных социетальных полях. Тем более, сказанное справедливо в отношении современных миграционных процессов.
Иной тип (именно тип!) макротрансформации представляет надсистемная или глобализационная институциональная трансформация. Ей сопутствуют макротрансформационные сдвиги, обусловленные институциональными новациями извне определенной макросоциальной системы. При этом вполне правомерным представляется выделение институциональных макротрансформаций отдельных видов, происходящих в рамках экономического, политического и других полей глобализируемого социетального пространства.
Бесспорно, глобализационные сдвиги могут приводить к существенному изменению состояния социальных систем современных стран. Но при этом внутрисистемная и глобализационная институциональная трансформации в принципе не могут совпадать друг с другом. Отличия институционального устройства отдельных макросоциальных систем, во всяком случае, подавляющего большинства из них, от институционального устройства, складывающегося в рамках глобализируемого пространства, неизбежно сохраняются в силу объективной пространственной неравномерности самого процесса развития человеческого общества.
В контексте сказанного, в обозримом будущем необоснованной выглядит концепция всеохватывающей глобальной трансформации, результатом которой станет установление космополитизированного общественного устройства с официальным мировым правительством и другими его неотъемлемыми атрибутами. В принципе такая глобальная трансформация не предполагает специфических коренных институциональных изменений в рамках отдельных макросоциальных систем. Взамен них должны произойти иные гипотетические сдвиги, ведущие к установлению глобального миропорядка на основных социетальных полях. Как свидетельствуют новейшие исторические примеры, игнорирование сложившихся путей внутрисистемной институциональной трансформации отдельных стран в результате навязывания извне модели ускоренной глобализации приводит к глубоким тупиковым конфликтам и явному регрессу с точки зрения утверждения позитивных внешних перемен. И можно со всей определенностью прогнозировать, что глобализируемое мировое сообщество в обозримой перспективе отнюдь не превратится в супер универсальную макросоциальную систему, в рамках которой абсорбируются и нивелируются системы существующих стран как национальных или многонациональных сообществ.
Также, следуя логике предшествующей аргументации, происходящая в рамках всей макросоциальной системы коренная институциональная трансформация всегда дополняется технологической трансформацией. Она сопровождается фундаментальными по своему значению технологическими трансформационными сдвигами, влияющими на состояние всей макросоциальной системы. При этом технологические инновации, вызывающие эти сдвиги, могут происходить как изнутри, так и извне рассматриваемой социальной системы.
Несомненно, теоретическое исследование трансформации макросоциальных систем непосредственно связано с проблемой адекватного отражения крупномасштабных технологических сдвигов.
Позволим себе повторить общеизвестное. Период новейшей истории ознаменован становлением общемировой технологической системы, объединяющей мириады частных видов технологических систем. Процесс диффузии технологических инноваций на основе распространения соответствующих знаний приобрел поистине всемирные масштабы, что наиболее ярко проявляется в сфере информационных технологий. Можно утверждать, что технологический прогресс неизбежно выходит за границы макросоциальных систем отдельных стран. Как таковых, изолированных технологических макросистем просто не существует. В принципе любая национальная технологическая система является частью (подсистемой) общемировой технологической системы.
Вместе с тем в полной мере технологическое пространство в рамках отдельной макросоциальной системы не может совпадать с общемировым технологическим пространством. Главная причина заключается в ограниченности собственного внутреннего технологического потенциала и недостаточности механизмов распространения инноваций в этой системе.
Правда, внутрисистемная технологическая недостаточность может быть компенсирована путем трансферта – импорта технологий и их реализации, в значительной мере с помощью зарубежного капитала. Однако такого рода технологический импорт наталкивается на упоминавшиеся ранее институциональные ограничения, обусловленные межсистемной конкуренцией. На практике эти ограничения проявляются двояким образом.
С одной стороны, неограниченный технологический трансферт из-за рубежа может привести к неблагоприятному уменьшению степени самодостаточности данной макросоциальной системы. Усиливается зависимость ее состояния от состояния других конкурирующих макросоциальных систем.
С другой стороны, в современных условиях острой межсистемной конкуренции возможность непосредственного заимствования технологических инноваций ограничивается со стороны самих их потенциальных экспортеров, представляющих другие страны. Как хорошо известно, так называемые «закрытые» технологии, являющиеся предметом особой государственной протекции, продолжают сохранять свое значение. Технологические макротрансформации, специфические в отношении каждой макросоциальной системы, определенно имеют место. Сказанное касается и наиболее развитых индустриальных стран, включая США − мирового технологического лидера.
Таким образом, технологическая макротрансформация и институциональные макротрансформации принципиально асимметричны в рамках определенной социальной системы. Первый процесс органично связан с процессом общемировой технологической трансформации. В противоположность этому процессы внутрисистемной институциональной макротрансформации и глобализационной институциональной трансформации объективно автономны друг от друга.
Какой вывод следует из всего сказанного?
В целом развитие социальной системы определенной страны в реальном пространственно-временном измерении опосредствуется через институциональные и технологические макротрансформационные преобразования. При этом трансформационные сдвиги внутри современной макросоциальной системы существенно зависят от институциональных глобализационных сдвигов. Правомерно выделить три основных типа макротрансформаций: коренную технологическую (главным образом, на стадии постиндустриализации), институциональную внутрисистемную и институциональную глобализационную. Тесно переплетаясь друг с другом, они, тем не менее, принципиально различным образом воздействуют на ход развития конкретных обществ (национальных сообществ). Тем самым разграничение макротрансформаций выступает одной из важнейших предпосылок успешного междисциплинарного исследования макросоциальных проблем.
В чем же заключаются преимущества развиваемого подхода к исследованию трансформации макросоциальных систем?
Первое из них, по нашему представлению, заключается в возможности анализа и сопоставления реальных макросоциальных систем определенных стран, а не их идеальных и универсальных типов в духе наиболее распространенной теории мегамодернизации. В ходе такого исследования может быть выявлена область допустимых состояний определенной макросоциальной системы в зависимости от фактически превалирующих экономических, статусных, политических, правовых и культурных институциональных порядков, а также с учетом технологического и ресурсного потенциалов и преобладающих поведенческих характеристик. На этой основе может быть раскрыто с максимальной полнотой реальное сочетание различных институциональных порядков, складывающихся в ходе системных трансформационных преобразований.
Второе неотъемлемое преимущество макросистемного трансформационного подхода состоит в адекватном отражении реальной динамической картины кардинальных социальных перемен. Процесс системной трансформации фиксирует происходящую в рамках определенного национального сообщества смену уклада жизни общества во всех его ипостасях, не ограничиваясь экономическими и политическими параметрами. Вопреки ортодоксальной марксистской теории такого рода изменения, в соответствии с реальным ходом истории отдельных стран и цивилизаций, далеко не всегда, а, точнее, только в особых случаях сопровождаются революционными потрясениями. Вместо них могут происходить радикальные институциональные реформы, притом, как правило, в интересах ранее господствовавших элит.
Также несомненное преимущество макро системного трансформационного подхода заключается в возможности конкретизации исследований формирования и взаимодействия цивилизаций. При этом более чем резонно обратить внимание на отсутствие принципиальных противоречий между исследованиями макротрансформационных сдвигов в рамках конкретных временных периодов и фундаментальными исследованиями цивилизационных трендов в их вековом измерении. Они призваны взаимодополнять друг друга.
По существу с точки зрения своей интерпретации в русле мировой истории периоды системных трансформаций представляют качественный “скачок” в развитии определенных цивилизационных общностей. А в целом исторический путь развития цивилизаций отражается чередованием системных трансформаций. Тем самым рассмотрение истории цивилизаций в таком ракурсе дает обширный материал для их сопоставления и, в известной степени, прогнозирования будущей судьбы.
Трансформация социальной системы постсоциалистической России и перспектива ее развития. Попробуем продемонстрировать познавательные возможности развиваемого макро системного подхода на примере исследования продолжающейся до настоящего времени коренной трансформации российского общества.
Бесспорно, после падения коммунистического строя происходила и происходит институциональная макротрансформация, затрагивающая всю социальную систему нашего общества. Рассматриваемая внутрисистемная трансформация объективно носит постсоциалистический характер вследствие зависимости системных трансформационных сдвигов от трансформационных изменений в предшествующий период времени. В качестве него, как известно, выступает период эрозии реального социализма или “позднего” социализма. Вполне резонным в этой связи выглядит устоявшее в литературе употребление понятия «постсоциалистические страны» (но не посткоммунистические!), к которым относятся страны Центральной Европы, Балтии и СНГ. Здесь и происходит до настоящего времени внутрисистемная институциональная трансформация, определяемая как постсоциалистическая.
Исходя из ранее приведенной аргументации, с достаточной полнотой в конкретном пространственно-временном измерении постсоциалистическая системная трансформация проявляется через целую совокупность институциональных трансформаций. Речь идет об экономической, политической, статусной, правовой и культурной трансформациях в рамках исследуемой макросоциальной системы.
Конечно, картина системной постсоциалистической трансформации будет явно неполной без принятия в расчет крайне значимых общемировых тенденций глобализации и интеграции в основных сферах социальной деятельности. Объяснение данному явлению вполне понятно. Трансформация корневых институциональных порядков бывших социальных систем социалистических стран открывает возможности для адаптации этих стран в рамках их трансформируемых систем и на основе существующего у них ресурсного и организационного потенциала к институтам, присущим ранее альтернативным социальным системам. В целом процессы экономической и политической интеграции, да и глокализации культуры, происходящей в результате “смешения”, наложения друг на друга культур различных наций и континентов, стали определенно знаковыми чертами нынешнего продолжающегося этапа постсоциалистической трансформации. Глобальная экономика, глобальные космополитическое и информационно-культурное пространства вместе с другими атрибутами глобализируемого социума на рубеже XX и XXI столетий становятся более чем реальными внешними объектами притяжения. Особенно явственно это проявляется в весомой роли транснациональных корпораций, международных финансовых и политических организаций, институциональных зарубежных инвесторов, за которыми стоят разнообразные корпоративные группы, представители зарубежного социального предпринимательства и др.
Какими же оказались главные итоги отдельных макротрансформаций на основных социетальных полях в рамках всей социальной системы нашей страны с учетом произошедших глобализационных перемен?
Итог первый. Экономическая «революция» в плане кардинального расширения масштабов частнопредпринимательской деятельности, особенно в сфере нематериальных услуг, сопровождалась фундаментальными институциональными подвижками, в первую очередь с точки зрения изменений корневых институтов собственности и координации. В целом можно говорить о завершении периода реальной адаптации новых экономических институтов. Об этом свидетельствует, прежде всего, само состояние российской экономики, характеризуемое устойчивой стабильностью и позитивной динамикой.
Первоначально намечаемого перехода к институтам рынка, соответствующим западным образцам, определенно не произошло. Корпоративная и личная собственность, как бы полученная в наследство от социалистической эпохи, занимала и, по всей видимости, в ближайшей перспективе будет занимать наибольший удельный вес в структуре национального богатства. Не менее существенно и то, что фактически в ходе проведенной приватизации эта огромная собственность была перераспределена в значительной степени в пользу представителей (включая членов семей) прежней номенклатуры, сохранивших свои позиции на бывших социалистических предприятиях в реальной сфере и занявших такое же положение высших менеджеров в финансовой сфере.
Также можно констатировать, что применительно к экономическому полю постсоветская специфика проявляется в сохранении, и по завершении радикальных рыночных реформ, атрибутов ведомственного монополизма, особенно в сырьевой сфере, властного, во многом прежнего номенклатурного диктата в сфере корпоративного управления, теневой и просто криминальной координации бизнеса любого размера − крупного, среднего, малого. Функционирование этих институтов предопределяет движение большой части экономических ресурсов и стратегию поведения многих экономических агентов.
Вместе с тем влияние глобализационных процессов, в частности изменений мировых цен, очень существенно проявилось в отношении развития большинства сегментов отечественной экономики, особенно рынков энергоносителей и других первичных ресурсов и потребительского рынка. Ориентация на достижение максимально возможной по международным меркам конкурентоспособности все и более и более утверждается как одна из главных черт рыночной деятельности.
Наряду с глобализационными переменами очень существенное и столь же неоднозначное влияние на развитие отечественной экономики оказали внешние региональные сдвиги. При этом применительно к настоящему моменту правомерно констатировать вполне успешную региональную экономическую интеграцию евразийских постсоветских стран, связанную со становлением Евразийского экономического союза (ЕврАзЭС).
Итог второй. В нашей стране установился унитарный политический режим. Но при этом представляется крайне затруднительным дать однозначно качественную оценку основному формальному институциональному порядку, сложившемуся на политическом поле. Он выглядит крайне мозаичным: на всех этажах существующей политической власти наблюдается различное сочетание авторитарных институтов, отвечающих интересам тех или иных элит, и в принципе (именно в принципе!) демократических институтов, ориентированных на интересы гражданского большинства.
Концентрация усилий на первоочередное выполнение экономических и социальных целей стабилизации и развития происходила при медленном становлении институтов политической демократии. Заведомо превалирующее, близкое к монопольному, положение организаций, представляющих интересы существующей власти на политическом поле, сопряжено с малозначимой ролью общественных движений, независимых от господствующей элиты. Справедливой выглядит весьма критическая оценка общественной роли существующих политических партий. Слабо выражая интересы широких слоев своих избирателей, фактически они оказываются зависимыми от тех или иных групп политической и экономической элиты, располагающих наиболее весомыми административными, финансовыми и информационными ресурсами. Отсутствие серьезной конкуренции существующей власти дает возможность свести политическую жизнь к ”подковерной” борьбе.
Несомненно, влияние глобализационных перемен на политическое развитие России продолжает оставаться очень значимым. Достаточно сказать о том, что геополитические риски, сопровождающие процесс глобализации и связанный с ним процесс противостояния разных стран и целых цивилизаций, для нашей страны объективно крайне велики. Поэтому возврат нашей страны в число ведущих мировых держав предполагает наряду со скорейшей постиндустриальной трансформацией и кардинальное усиление военно-политического потенциала. Реализация крупномасштабных стратегических программ в этой области будет существенно сказываться на основных переменных вектора политического развития России.
Итог третий. Доминирующие позиции до настоящего времени принадлежат социальному слою «новых» собственников, основную часть которого составляют представители бывшей советской номенклатуры и теневого мира. Общественное признание, притом позитивное в виде статуса социальной состоятельности, также получила экономически независимая страта обычных предпринимателей. Тем не менее, слой независимых предпринимателей − главной социальной опоры развития капитализма в его западном понимании остается достаточно узким. Происходившее до последнего времени увеличение численности среднего слоя (именно слоя, а не класса!) происходило в основном за счет бурного роста торговли, посреднических услуг и некоторых других направлений предпринимательской деятельности, но вне большинства отраслей реальной сферы. В противоположность постсоциалистическим странам Центральной Европы, в России и в большинстве постсоветских государств предпринимательский средний класс реально не располагает экономическими и, тем более, политическими ресурсами, достаточными для общественного лидерства. Тем самым статусное распределение в нашем обществе обусловлено в наибольшей мере действием прежних или трансформировавшихся социализированных факторов распределения (в частности, связи с криминальными авторитетами), а не деловым личным успехом.
В качестве атрибута социальной жизни утвердился и статус бедности и фактической социальной отверженности. Реальное существование огромного числа очень бедных и нищих людей проявилось в действии целого пласта норм и правил, главным образом негласного характера. В свою очередь, широкое распространение явной бедности и нищеты оказалось сопряжено с невысоким материальным благосостоянием наиболее многочисленного имущественного слоя населения, который может быть назван полубедным. Главным образом этот слой, по разным оценкам, составляющий от 30 до 45% населения, охватывает работников наемного труда, не имеющих значимой личной собственности и тем более не получающих существенных доходов от владения капиталом. До сих пор их трудовых доходов хватает только для удовлетворения насущных, повседневных семейных потребностей.
Итог четвертый. Наиболее значимые изменения правовых институтов в процессе системной трансформации произошли в сфере гражданского законодательства. В первую очередь среди них следует выделить восстановление института частной собственности, функционирующего в условиях многообразия форм собственности, и становление самого современного института гражданских прав
Вместе с тем правовой нигилизм во всех сферах общественной деятельности остается весомым атрибутом социальной жизни. Реформы правовых систем остаются незавершенными с точки зрения институциональных критериев и во многом сохраняют черты, унаследованные от социализма. Формально действующие правовые нормы, особенно в рамках хозяйственного и гражданского права, до настоящего времени в большом числе случаев только частично выполняют функцию реальных регламентаций поведения корпоративных акторов, в том числе государственных и общественных организаций. Фактически унаследованными от прошлой социалистической эпохи оказались многообразные правила неписаного права, дополняющие институты официальной правовой системы. В этом заключается ее принципиальное отличие от системы правовых институтов США, в исходном своем виде возникших при зарождении капиталистического строя с “нуля” и в дальнейшем трансформировавшихся по мере его развития. Тем самым безоговорочный вывод об утверждении институтов гражданского общества в России и других странах СНГ выглядит заранее “заданным” и может быть поставлен под сомнение.
Итог пятый. В целом трансформация культурного поля и, прежде всего, его корневых институтов не знаменовала собой кардинальное приближение к западной цивилизации в ее традиционном понимании. Произошедшие культурные сдвиги, которым весьма способствовала продолжающаяся глобализация информационного пространства, тем не менее, не привели к первенству западных культурных стандартов и в целом идеологии западного образа жизни, хотя стандарты “массового потребления” и “массовой культуры” получили широкое распространение. Такой результат резонно связывать с двумя главными причинами.
С одной стороны, с существенным отставанием по уровню экономического развития и особенно социального благополучия от стран − носителей современной западной культуры. Следует констатировать, что в России и других странах СНГ, наиболее трудно переживших начало радикальных системных изменений, происходила и явная культурная деградация среди многочисленных по своему составу слоев общества. Резкое падение уровня жизни и усиление бедности вызвали сильнейший культурный “шок”. Доступ к большинству культурных благ при сложившемся уровне рыночных цен оказался затруднен и во многих случаях просто недоступен для бедных и полубедных слоев населения. Не менее существенно то, что восприятие достоинств человеческой личности исключительно через призму имущественно-денежного достатка имело следствием отторжение от многих духовных ценностей.
С другой стороны, с сохранением культурных национальных традиций и ценностей и даже возникновением противоположной тенденции к усилению ее влияния в прежних социалистических национальных (многонациональных) обществах, близких по своим цивилизационным характеристикам к традиционалистскому обществу. Многовековые традиции Евразийской цивилизации, ранее сформировавшейся на бывшем советском пространстве, оказались мощным препятствием для утверждения западных культурных ценностей по многим направлениям. Кроме того, в постсоветских странах, за исключением стран Балтии, весомым дополнительным противовесом западной культурной экспансии выступает распространение азиатских стандартов материального и духовного потребления, усилению которых способствуют происходящие складывающиеся демографические и миграционные тенденции.
В дополнение к сказанному стоит заметить, что исходя из обозначенных итогов макротрансформационных сдвигов на основных социетальных полях, вполне объяснимыми представляются изменения состояния окружающей среды, демографической динамики и миграционной ситуации. Так, ухудшение экологической обстановки и тем более демографический кризис в России правомерно рассматривать в первую очередь как следствие «сверхбыстрой» рыночной либерализации и приватизации в 1992−1993 гг., которым сопутствовала потеря духовных и культурных ценностей в нашем обществе. Причины того же характера также во многом обусловили направления миграционных потоков. Именно падение уровня жизни и утрата привычных ценностных ориентаций коренного населения Кавказа и Средней Азии вызвало его миграцию в Центральную Россию.
Приходится констатировать, что в гораздо меньшей степени на ход трансформации социальных систем постсоветских стран оказали влияние постиндустриальные трансформационные сдвиги. Отставание этих стран от ведущих западных стран в области наукоемких и высоких технологий определенно усилилось. Так, если ранее, в период 1960-х годов, между СССР и ведущими западными странами выдерживался паритет в ряде ключевых областей научно-технического соревнования, то сейчас в России, наиболее индустриально развитой стране на постсоветском пространстве, доля инновационной продукции в объеме ВВП составляет порядка 1%. Объективной потребностью является увеличение этой доли до уровня 3-5%, присущего передовым странам. В определенной мере исключение представляют только новейшие информационные технологии и ряд «закрытых» технологий, получивших успешное распространение.
Как показывают конкретные исследования, формирование нового постиндустриального уклада происходит слишком медленно в силу незначительной инновационной активности и неприемлемо низких вложений в человеческий капитал новых поколений со стороны самих предпринимателей. В реальной сфере их основные усилия по-прежнему, как и в первоначальный период рыночных реформ, сосредоточены на неотложных нуждах, обеспечивающих необходимое положение на рынке. Разработку и активное освоение инноваций в России осуществляет примерно 5% промышленных предприятий, в то время как в США − около 30%. До сих пор большая часть осваиваемых российскими предпринимателями инноваций все-таки не обеспечивает выпуск продукции, конкурентоспособной на мировом рынке. Только достаточно небольшая часть отечественных производителей сумела вписаться в мировые рынки инноваций.
Таким образом, исходя из результатов макротрансформационных преобразований, оценка состояния социальной системы России выглядит весьма неоднозначной. Явно неправомерна с позиции макросистемного подхода при оценке итогов развития страны односторонняя ориентация на улучшение сугубо экономических индикаторов, в качестве главного среди которых полагают рост ВВП. Целый ряд других важнейших макро индикаторов, прежде всего, продолжительности жизни, рождаемости, состояния окружающей среды, уровня преступности, миграционной напряженности, свидетельствует о сохранении глубоких неблагоприятных тенденций социальных изменений. И для их преодоления, очевидно, требуется привлечение огромных ресурсов, прежде всего материальных и финансовых.
Что можно сказать об ожидаемых макротрансформациях в ходе дальнейшего развития российского общества как социальной системы?
Россия поставлена перед необходимостью продолжения внутрисистемной институциональной макротрансформации.
Хорошо понятны наиболее весомые аргументы в пользу сформулированной позиции. Во-первых, исходя из стандартов зрелого гражданского общества, определенно нуждается в дальнейших преобразованиях политическая система нашей постсоциалистической страны. Во-вторых, формирование рыночных структур национальных экономик постсоветских стран еще ждет своего завершения. В частности, очень далека от мировых стандартов инфраструктура рынков труда, рынков производственных инвестиций и инновационных рынков. В-третьих, в целом не закончились и кардинальные стратификационные пертурбации в постсоциалистическом обществе: статусная позиция одних социальных групп, особенно предпринимателей, будет усиливаться, в то время как позиция других групп, прежде всего представляющих ряд традиционных категорий работников наемного труда, будет понижаться. В-четвертых, нуждается в завершении трансформация правовых систем в большинстве постсоциалистических стран, прежде всего в плане реализации зрелых институциональных порядков в сферах хозяйственного и гражданского права в их взаимодействии друг с другом.
Главным позитивным результатом макротрансформаций на отдельных социетальных полях могло бы стать кардинальное повышение степени конкурентоспособности всей социальной системы страны. А это предполагает преодоление глубоких социальных деформаций, ранее возникших в период разложения социализма и в начальный период постсоциалистического развития. Речь идет в первую очередь о достижении приемлемых для развитых стран стандартов экологической безопасности и медицинского обслуживания, преодолении катастрофической тенденции демографической депопуляции, нормализации миграционной ситуации.
Правомерно предположить, что преодоление отставания нашей страны от передовых стран по ряду направлений социального развития будут стимулировать позитивные глобализационные процессы, сопряженные с расширением гуманитарных программ и улучшением внешней среды обитания человека. Вместе с тем, очевидно, такое допущение правомерно при условии относительно благоприятного хода в целом глобализационной институциональной макротрансформации.
Нельзя не отметить, что наша страна стоит перед резко различными альтернативами участия в дальнейших экономических и политических глобализационных преобразованиях. Определенно Россия может сыграть одну из заглавных ролей в переходе к новому мировому экономическому и политическому порядку. Преодоление гегемонии отдельных стран и установление режима мирного и равноправного существования между различными странами открыло бы путь для справедливой глобализации, прежде всего в плане благоприятного социально-экономического и культурного развития большинства регионов современного мира, в их числе, конечно, евразийского.
Согласно превалирующим представлениям, успешное разрешение назревших социальных проблем в ходе дальнейшей внутрисистемной институциональной трансформации будет сопряжено с завершением в ближайшей перспективе коренных преобразований институтов собственности и координации. В то же время хотелось бы особо подчеркнуть, что в обозримой перспективе в противоположность прошедшему периоду правомерно ожидать усиления коренных технологических, главным образом постиндустриальных сдвигов. Именно постиндустриальная трансформация, вероятно, будет определять основной долгосрочный тренд развития всей социальной системы нашей страны.
Результаты многочисленных аналитических разработок самой разной направленности (технической, экономической, социологической, политологической и др.) единодушно свидетельствуют в пользу ускоренной и одновременно всеобъемлющей постиндустриализации в рамках макросоциальных систем стран, ранее принадлежавших к социалистическому лагерю. Тогда станет возможным порядковое повышение материального благосостояния и улучшения жизненных стандартов для большинства членов этих национальных сообществ, принимая в расчет и прогнозируемое исчерпание запасов сырьевых ресурсов и, как следствие, возможностей роста их экспорта.
Не менее весом и фактор внешнего развития. Для стран с прежним, не модернизированным технологическим потенциалом просто не остается шансов на достижение приемлемых конкурентных позиций на мировой арене.
Следовательно, фаза постиндустриализации в странах бывшего социалистического мира определенно будет накладываться на продолжающиеся трансформации основных институциональных порядков соответствующих макросоциальных систем. Сложность одновременного разрешения проблем дальнейшей социетальной внутрисистемной трансформации и проблем наступающей постиндустриальной технологической модернизации с учетом продолжающихся противоречивых глобализационных перемен выступает, по нашему представлению, знаковым лейтмотивом ближайшего будущего развития России и ряда других постсоветских стран. Движущей силой трансформационных процессов в ближайший период будут оставаться сохраняющиеся противоречия между институтами, возникающими после смены социалистического строя, и трансформировавшимися прежними институтами, возникшими в недрах социализма. Но наряду с ними все большее значение приобретают противоречия между потребностями утверждения основных институтов, адекватных модели постиндустриального развития, и сложившимися к настоящему моменту институциональными условиями постсоциалистического развития.
О формировании общенациональной системной стратегии развития. В необходимости практической реализации долговременных стратегий развития убеждает сам реальный опыт трансформации социальных систем России и других стран СНГ. Предвидение будущего и на этой основе адаптация к будущим трансформационным переменам выступает неотъемлемым условием успешной целенаправленной деятельности социальных субъектов на постсоветском пространстве. Сказанное, заметим, относится как к субъектам независимого коммерческого и социального предпринимательства, так и к субъектам государственной власти.
Вполне объяснимо, что в настоящее время существенное влияние на экономическую практику и другие социальные практики в нашей стране оказывает выполнение федеральных отраслевых (ведомственных) стратегических программ. Будучи адресно-направленными, эти программы позволяют сконцентрировать усилия на взаимосогласованном решении приоритетных задач. Именно в качестве такого рода программ выступают общенациональные социальные проекты.
Также трудно переоценить значимость отдельных региональных программ комплексного социально-экономического развития. Достаточно упомянуть о программе социально-экономического развития г. Москвы. Ее выполнение без всякого преувеличения будет во многом предопределять будущую судьбу всей Российской Федерации.
Все большее значение приобретают и стратегические программы развития крупных предприятий, в том числе с государственным участием, и программы, разрабатываемые под эгидой общественных организаций, в частности, союзов предпринимателей. Заметим, что такого рода программы в дальнейшем будут приобретать все большее значение, несмотря на их необязательный статус.
Вместе с тем в контексте сказанного, нельзя не акцентировать внимания на следующем обстоятельстве. Существующие федеральные целевые (отраслевые, ведомственные) и региональные программы оказываются фактически автономными друг от друга, а их реализация нередко приводит к неблагоприятным результатам с точки зрения развития всего общества как макросоциальной системы.
Так, до настоящего времени вместо комплексных региональных программ, позволяющих кардинально улучшить состояние окружающей среды, практически реализуются так называемые технико-экологические программы (проекты) сугубо локального характера. По существу они сводятся к осуществлению отдельных технологических новшеств, эффективность которых во многих случаях оказывается чисто «бумажной». Такая коллизия вполне объяснима. Выполнение изолированных эколого-защитных мероприятий серьезным образом не затрагивает глубоких социальных препятствий на пути значимого улучшения экологической обстановки хотя бы на региональном уровне.
Не менее зримые негативные последствия вызывает реализация автономных крупномасштабных программ, ориентированных исключительно на интересы региональных властей и связанных с ними региональных элит. Так, программы жилищного строительства во многих регионах преследуют исключительно цель максимизации финансовых результатов при полном игнорировании целей долгосрочного социального развития. Вполне закономерно в этих регионах происходит реальное снижение уровня социального благополучия, выражающееся в существенном ухудшении состояния окружающей среды и здоровья населения, увеличении межнациональных конфликтов вследствие гипертрофированно ускоренной миграции, усилении преступности, наркомании и других социальных болезней.
В развитие сказанного резонно акцентировать внимание на следующем принципиальном моменте. Необходимость полномасштабной координации долгосрочных стратегических программ объективно усиливается в условиях происходящего кардинального усиления инвестиционной активности в реальной сфере. Это, конечно, напрямую связано с реализацией в настоящее время общенациональных социальных проектов и начавшимся осуществлением целого ряда инфраструктурных проектов также общенационального назначения.
Как известно, выполнение не скоординированных друг с другом масштабных инвестиционных программ приводит к понижению эффективности инвестиционных затрат (особенно, вследствие их дублирования). Вполне вероятным становится и ухудшение макроэкономической стабильности, в первую очередь вследствие ускорения инфляционного роста цен.
Нельзя не принимать во внимание, что крупномасштабные вложения в социальную сферу и реальные рыночные сектора происходят с очень длительной задержкой. Еще в период 2000−2002 гг. в нашей стране возникли благоприятные макро финансовые условия для долгосрочной инвестиционной экспансии. По нашему убеждению, существовали и достаточные возможности для создания необходимого институционального обеспечения долгосрочных инвестиционных программ и проектов. Однако серьезных перемен ранее проводившейся явно рестрикционной инвестиционной политики не произошло.
Фактически только с начала 2006 года началась реализация мер по кардинальным структурным преобразованиям социальной сферы и значительной части национальной экономики. Неизбежно резко спрессованные во времени инвестиционные затраты вызывают существенное изменение сложившейся области экономического равновесия, с учетом всех факторов − ресурсных, институциональных и организационно-поведенческих. Наиболее зримо это изменение может проявиться в скачкообразном расширение платежеспособного спроса на потребительском и других рынках, сопровождаемого усилением инфляционных тенденций.
Имеет смысл особо подчеркнуть следующий тезис. Всеобъемлющее разрешение проблемы согласования различных долгосрочных стратегий и программ достижимо исключительно в результате разработки и практической реализации общенациональной стратегии развития. Необходимо именно осуществление Стратегии развития российского общества как последовательно системной стратегии.
Остов общенациональной стратегии развития призваны составить стратегии макротрансформационных изменений – и технологических, и институциональных, практическое применение которых становится возможным на основе разработки их сценариев. По существу речь идет о сочетании целой совокупности макро стратегий, охватывающих все основные направления социального развития. Наряду со стратегией постиндустриальных преобразований к ним относятся стратегии основных внутрисистемных институциональных перемен (экономических, политических и др.), в существенной мере автономных от технологических сдвигов.
Непосредственный результат разработки макростратегий заключается в проектировании пространственно-временных траекторий технологических, институциональных, ресурсных и поведенческих перемен. И эти траектории должны быть максимально согласованы с друг с другом.
Так, траектории постиндустриальных технологических перемен в исходной своей фазе должны быть однозначно увязаны с проектируемыми траекториями сугубо экономических изменений, прежде всего институциональных. Решающее значение приобретает практическое внедрение и апробация механизмов трансферта инноваций из высокотехнологичного сектора в обычные промышленные и инфраструктурные отрасли, что предполагает осуществление последовательных институциональных реформ. Тогда станет возможной долгожданная капитализация сравнительных конкурентных преимуществ отечественной экономики, в первую очередь в сфере НИОКР (в том числе в гражданских отраслях), в энергетике и в области транспортных (транзитных) услуг. В свою очередь, на этой основе станет вполне реальным создание необходимой «питательной» среды для глубоких дальнейших постиндустриальных преобразований.
Также не вызывает сомнений необходимость в ходе разработки общенациональной стратегии развития принятия в расчет многообразных факторов глобализационных перемен. В качестве индикаторов глобализационных сдвигов выступают переменные, отражающие их воздействие на состояние основных социетальных полей, во всяком случае, экономического, политического, культурного. Они призваны объединять количественно квантифицируемые параметры ресурсных сдвигов и качественные характеристики институциональных и поведенческих перемен.
Как никогда прежде возникает потребность по возможности в максимально реалистичном проектировании глобализационных сдвигов. Это становится достижимым также благодаря использованию сценарного подхода. Речь идет о проектировании возможных альтернативных сценариев глобализационной макротрансформации. В их числе, прежде всего, следует выделить сценарий ускоренной глобализации, фактически продолжающейся до настоящего времени, и наиболее благоприятный для нашей страны альтернативный сценарий глобализации, предполагающей существенное изменение сложившихся международных экономического и политического порядков в соответствии с принципом равноправия всех стран как суверенных членов мирового сообщества. На основе указанных сценариев, которые правомерно считать краевыми рамочными, может быть спроектирован «смешанный» сценарий глобализационной трансформации, вероятность которого наиболее велика в соответствии с большинством заслуживающих доверия прогнозов. Именно этот сценарий правомерно рассматривать как базовый в ходе разработки общенациональной стратегии развития.
Самостоятельный вопрос заключается в выборе стратегии, обеспечивающей наилучшую адаптацию к ожидаемым глобализационным сдвигам. Исходя из долгосрочных национальных интересов нашей страны, целесообразно осторожное и постепенное принятие правил «игры», действующих на глобализируемом пространстве. В частности, процесс вступления в ВТО призван носить постепенный, нефорсированный характер и включать в себя весьма длительный переходный период, когда будут сохраняться ряд импортных таможенных тарифов и других ограничений в целях поддержки потенциально конкурентоспособных отечественных производителей. Для России принятие в полном объеме правил игры, предусмотренных ВТО, целесообразно при условии создания мощного реструктурированного и диверсифицированного экономического потенциала, в значительной своей части сосредоточенного в высокотехнологичном секторе обрабатывающей промышленности и способного к экспорту конкурентоспособной продукции.
В то же время общенациональная стратегия развития не может ограничиваться макро стратегиями. Следуя развиваемому подходу, позво
им себе утверждать следующее. Обозначенные стратегии верхнего уровня будут продуктивными, если они будут в максимальной мере согласованы с существующими адресными стратегическими программами. Во-первых, с федеральными целевыми (отраслевыми, ведомственными) программами и, конечно, с общенациональными проектами. Во-вторых, с программами социально-экономического развития регионов – субъектов Федерации. При этом предполагается, что последние будут в полной мере скоординированы с программами развития отдельных местностей, инициируемых снизу. В-третьих, с долгосрочными стратегическими программами, разрабатываемыми крупными предпринимательскими организациями, в том числе в сфере некоммерческого предпринимательства.
Какие принципы системной координации долгосрочных стратегий развития могут найти практическое применение?
Попробуем хотя бы в самом первом приближении ответить на этот вопрос, принимая во внимание его практическую не исследованность.
Как следует из ранее приведенной теоретической аргументации, состояние трансформируемой макросоциальной системы правомерно оценивать с двух позиций. Требуется принимать в расчет, с одной стороны, степень стабильности текущего равновесного состояния этой системы, с другой стороны, степень эффективности ее многомерного вектора развития. Иными словами, координация долгосрочных стратегических программ в рамках макросоциальной системы призвана происходить в соответствии, как с критерием стабильности, так и критерием эффективности.
Как известно, на практике до настоящего времени координация различных государственных программ ограничивалась по существу макроэкономическим регулированием текущих бюджетных расходов и инвестиций из государственных источников. Однако этого явно недостаточно в нынешний период развития нашей страны, характеризуемый масштабными структурными сдвигами. Важна не только сбалансированность стратегических программ с точки зрения используемых ресурсов, но и их сопряженность друг с другом с точки зрения ожидаемых институциональных и организационных сдвигов. Иными словами, требуется добиться «состыкованности» институциональных, ресурсных и организационных структур относительно превалирующих стратегий поведения существующих акторов на основных социетальных полях. Таким путем становится достижимой устойчивая экономическая и политическая стабильность, выступающая непременным условием осуществления масштабных институциональных реформ в обозримой перспективе.
Было бы недальновидно игнорировать сложность проблемы согласования институциональных и организационных изменений, в принципе количественно не квантифицируемых. В практическом плане основная задача здесь состоит в надежном обеспечении желаемых институциональных новаций в ходе будущих макротрансформаций с точки зрения реализации именно адресных стратегических программ и их предполагаемого ресурсного обеспечения (материального, финансового, интеллектуального).
Итогом корректировки различных долгосрочных стратегий, исходя из императива стабильности, призвано стать серьезное улучшение текущего состояния всей макросоциальной системы. Прежде всего, о нем следует судить по хорошо известным ресурсным индикаторам макроэкономической стабильности и так называемой социальной стабильности.
В то же время резонно предположить, что возможная область решений, касающаяся согласования долгосрочных стратегий развития в соответствии с императивом стабильности, будет весьма широкой. Как подсказывает исторический опыт самых разных стран, ранжирование приемлемых вариантов согласования рассматриваемых стратегий по степени стабильности состояния макросоциальной системы не является основанием для выбора наиболее предпочтительного варианта с точки зрения эффективности долгосрочного развития. Определенно неприемлемыми следует полагать варианты системной стратегии развития, отличающиеся значимым разрывом между уровнями институциональной, организационной и ресурсной эффективности, которые предполагается достигнуть в ходе выполнения макро стратегий, и соответствующими уровнями эффективности, проектируемыми в ходе разработки адресных стратегических программ (в их числе национальных проектов).
В настоящий момент развития нашей страны как нельзя более усиливаются требования к эффективности конкретных стратегических программ (проектов) и в первую очередь к эффективности функционирования институтов и организаций, обеспечивающих их реализацию. Именно кардинальное повышение институциональной и организационной эффективности призвано стать главным источником экономического развития и повышения социального благополучия в будущем взамен экстенсивного наращивания ресурсов за счет бюджета, а точнее, доходов от экспорта энергоносителей. Тогда станет выполнимым желаемый императив достижения высокой конкурентоспособности национальной экономики и всей социальной системы в условиях беспрецедентного усиления глобализационных процессов.
Тем самым главный желаемый результат координации долгосрочных стратегий состоит в достижении максимально возможной институциональной эффективности. Для решения данной задачи, по всей видимости, нельзя будет обойтись без существенной корректировки этих стратегий. Она призвана быть направлена на изыскание весомых резервов повышения эффективности конкретных институтов и организаций.
Таких резервов – огромное множество. Ограничимся только двумя примерами.
Первый из них заключается в достижении реальной демократизации местного управления (самоуправления). Не касаясь политических и правовых аспектов этой коренной проблемы дальнейшего обустройства российского общества, коснемся только вопроса становления полноценной местной экономики − материальной основы для утверждения реальной демократии на местах. Речь идет о формировании зрелых рыночных механизмов на местном уровне. Запуск на полную мощность этих механизмов позволит добиться необходимой экономической самодостаточности для большинства местных сообществ.
На настоящем этапе становления местных хозяйств вполне правомерна их целенаправленная поддержка на общегосударственном уровне по сугубо избирательным направлениям, в основном связанным с малым производственным бизнесом. Вместе с тем главным источником для развития местной экономики призваны стать накопления, образуемые непосредственно в рыночной сфере. Эти накопления должны формироваться в результате, как функционирования самой местной экономики, так и привлечения капитала извне. Обращаясь к сегодняшним российским реалиям, следует сделать акцент на целесообразности мобилизации усилий по привлечению “внешних” инвестиций. Для этого, по нашему убеждению, нельзя обойтись без решительного усиления политики поддержки малого производственного предпринимательства на всех уровнях управления. Речь идет, прежде всего, о формировании эффективной общефедеральной организационной структуры государственной поддержки малого бизнеса. С учетом отечественного опыта и опыта ведущих индустриальных стран, организационная структура поддержки малого бизнеса призвана включать в себя, по крайней мере, три составные части:
а) общенациональную сеть − национальную ассоциацию − центров (фондов) по поддержке малого бизнеса; наиболее предпочтительным, имея в виду отечественные региональные реалии, было бы создание в каждой области по два таких центра, занимающихся соответственно городским и сельским предпринимательством;
б) распространенную по всем регионам сеть специализированных инвестиционных компаний по поддержке малого бизнеса;
в) широкую сеть небольших (по объему активов) специализированных инвестиционных компаний с венчурным капиталом.
Второй пример касается самой практики финансирования и контроля крупномасштабных проектов и целых программ с государственным участием. Существующая практика использования на эти цели Инвестиционного фонда исключительно под эгидой Минэкономразвития с его традиционным ведомственным статусом не выглядит правомерной. Для успешной реализации и тем более координации общенациональных инвестиционных проектов, в том числе социальной направленности, нельзя обойтись без функционирования полноценного общенационального Банка развития (отметим, что в Казахстане такой банк уже успешно действует 6 лет), действующего на принципах современного проектного финансирования. Тогда станет реальным достижение эмерджентного системного эффекта от осуществляемых огромных инвестиций с точки зрения достижения высоких и устойчивых темпов качественного экономического роста и повышения социального благополучия в его основных ипостасях.
В ближайшей перспективе, на наш взгляд, очень весомый эффект мог бы быть получен и от создания межгосударственного Банка развития в рамках ЕвраЗЭС. Такой банк, по своей конституции сходный с континентальными межнациональными банками (ЕБРР, Азиатским банком развития и др.), призван взять на себя координацию межгосударственных инвестиционных программ и отдельных крупномасштабных проектов на большей части постсоветского пространства. Таким путем, как подсказывает международный опыт, оказывается возможным добиться кардинального повышения эффективности инвестиций в самых разнообразных отраслях экономики и социальной сферы. Крайне важным представляется и поддержка со стороны межгосударственного Банка развития отдельных эффективных региональных программ социально-экономического развития, особенно в странах Средней Азии. В результате в постсоветских странах может быть серьезно улучшена миграционная ситуация.
Каким же способом на практике становится возможным выбор окончательного решения по координации долгосрочных стратегических программ, исходя из императива эффективности?
В принципе оценить результативность отдельных трансформационных сдвигов позволяет их максимально возможная спецификация. Такой подход находит практическое применение для выявления эффекта относительно автономных институциональных преобразований[viii], исходя из традиционного критерия эффективности полных ресурсных издержек, включая трансакционные, относительно достигнутых результатов.
Однако такого рода оценки эффективности трансформационных преобразований имеют смысл только при традиционном предположении о прочих неизменных условиях, в том числе постоянства взаимосвязей между разными трансформационными сдвигами на всех системных уровнях. А эти взаимосвязи принципиальным образом изменяются в ходе трансформационных процессов. Их игнорирование никоим образом неприемлемо при определении полного, эмерджентного эффекта системных трансформационных сдвигов, ожидаемых в итоге осуществления координируемых стратегических программ.
Выход из положения, по всей видимости, состоит в сопоставлении эффективности результатов развития макросоциальной системы применительно к ограниченной области, вбирающей в себя только реально достижимые траектории институциональных изменений. Это позволяет ограничиться оценкой результатов реально осуществимых альтернативных вариантов трансформационных преобразований, набор которых правомерно полагать дискретным. При таком ограничительном подходе сопоставление полных эффектов альтернативных вариантов трансформационных перемен определенного типа сводится к сравнению их основных итогов на определенный момент времени относительно “стартовых” институциональных параметров состояния макросоциальной системы.
В конечном счете, искомые решения по выбору наиболее предпочтительного варианта в соответствии с императивом эффективности дает ранжирование приемлемых, удовлетворяющих требованиям стабильности, вариантов согласования долгосрочных стратегий развития в рамках макросоциальной системы, исходя из основных индикаторов их результативности.
В дополнение к этому для получения надежных результатов, видимо, целесообразно дополнительное ранжирование вариантов согласования долгосрочных стратегий развития на основе традиционных ресурсных индикаторов, широко применяемых в исследованиях отдельных стран и при международных сопоставлениях. Решающее значение, в соответствии со сложившейся практикой, имеют две группы индикаторов, рассчитываемые относительно конкретного периода трансформации (обычно ограничиваемого 5-7 летним сроком). Первая из них включает в себя индикаторы реальных доходов, продолжительности и качества жизни, распределения культурных ценностей в виде общественных благ и другие индикаторы удовлетворения личных и общественных потребностей. Вторую группу представляют известные индикаторы технологических инноваций, инноваций в передовые знания и человеческий капитал и в целом инвестиций в постиндустриальный сектор, косвенным образом отражающих эффективность функционирования соответствующих институтов и организационных структур.
Заметим, что почти наверняка следует ожидать возникновения ситуации неоднозначности выбора в ходе сопоставления, исходя из ресурсных индикаторов, наиболее предпочтительных вариантов согласования долгосрочных стратегий развития. Один вариант может быть выигрышнее с точки зрения индикаторов общественного потребления, другой − с точки зрения индикаторов постиндустриальной динамики. Для решения задачи окончательного выбора практически неприменимы существующие формальные методы. Вместо них, следуя опыту разработки крупномасштабных инвестиционных проектов, может быть предложен неформальный метод построения на основе обоих сопоставляемых вариантов третьего, “смешанного” варианта, характеризуемого более выигрышной комбинацией индикаторов трансформационных сдвигов.
Конечно, нельзя игнорировать проблему существования многообразных и значимых по своей вероятности рисков в ходе осуществления системной стратегии развития. По нашему представлению, в соответствии с последовательным системным подходом требуется принимать в расчет все значимые риски, сопутствующие реализации, как макро стратегий, так и отдельных отраслевых и региональных стратегий. И на случай проявления этих рисков должно быть предусмотрено осуществление адекватных «обходных» маневров. Также следует признать весьма и весьма значительной вероятность сугубо внешних рисков, в частности, масштабных международных конфликтов. Их проявление может поставить под вопрос выполнение долгосрочной стратегии развития любой страны или, во всяком случае, потребовать ее кардинального пересмотра. Избежать этих рисков удастся, по всей видимости, только посредством установления новых мировых экономического и политического порядков. Не вызывает сомнений, что потребность в применении сложных процедур координации различных долгосрочных стратегий развития определенно возникнет на этапе их практической апробации. И, по всей видимости, она будет сопряжена со значительными затратами, прежде всего интеллектуальных ресурсов. Но эти затраты с лихвой оправдают себя в случае выполнения непреложного принципа «наука вместе с практикой».
