Рассмотрение апелляции по делу Олега Сорокина в Нижегородском облсуде 11 апреля 2019 года

Адвокат подвергает сомнению показания секретного свидетеля, источник осведомленности которого не был в суде установлен. Среди других свидетелей, показания которых сомнительны, — Хан и врач Колчин. Кравченко напоминает, что Колчину перед заседанием сотрудник в форме передал копию его ранних показаний из материалов дела, но суд отказался провести проверку, хотя свидетель с сотрудником связывался по телефону, и установить, кто ему звонил, не составило бы труда.

Среди других процессуальных нарушений Кравченко называет то, что защита была ограничена в праве заявлять ходатайства. Часто рассмотрение ходатайств откладывалось на более поздний срок, когда предмет ходатайств терял свою актуальность. Адвокат указывает, что суд постоянно вменял адвокатам в вину то, что они якобы не дают суду продолжать процесс, заявляя ходатайства и возражения. Эти нарушения, по словам адвоката, говорят о незаконности приговора.

Кравченко обращает внимание на то, что суд под разными предлогами отказывал защите в оглашении доказательств. Суд ссылался на то, что ходатайства защиты о представлении доказательств не обоснованы, хотя адвокаты всегда приводили аргументы, в отличие от обвинения, которое заявило доказательства в виде простой таблицы. Обвинение, рассказывает адвокат, заявляло документ, но оглашало из него всего один абзац. Когда защита просила огласить документ полностью, суд говорил, что обвинение имеет право оглашать в том объеме, в каком считает нужным, а защита якобы сможет огласить документ позже, в свою очередь. Но потом, когда тот же документ заявляла защита, говорит Кравченко, суд отказывал на том основании, что материал уже оглашался обвинением.

Кравченко указывает на то, что суд отказывался рассматривать ходатайства защиты о признании ряда доказательств недопустимыми.

Кравченко считает приговор немотивированным. Так, говорит он, единственным доказательством по оперативному эксперименту стала видеокассета, другие доказательства, например аудиокассета, были утрачены («видимо, были еще хуже для обвинения», — замечает адвокат). Но суд, по словам защитника, это доказательство в приговоре никак не описывает, хотя должен был сопоставить визуальный ряд с документами.

Кравченко обращает внимание на то, что вся деятельность Новоселова подчинена интересам Дикина, об этом говорит, по его мнению, то, что Новоселов отказывался от допроса свидетелей, которые могли дать показания по его эпизоду, а в суде апелляционной инстанции запросил увеличенные сроки для осужденных. Защитник считает, что Новоселов пытается всеми силами создать основания для пересмотра приговора Дикину.

Кравченко приводит и другие примеры немотивированных положений приговора, например, в той части, где говорится о том, что Вектрон должен был якобы отказаться от участия в проведенном аукционе. «Как он мог отказаться от участия в аукционе, в котором он не участвовал?» — удивляется адвокат.

Кравченко говорит, что суд не предпринял меры, чтобы вызвать на заседание для допроса Садекова, т.к. тот от суда не скрывался, у него осталось российское гражданство, а его участие в суде было мотивированным. Вместе с тем суд отказал защите в допросе свидетелей, которые могли бы опровергнуть показания Садекова.

По словам Кравченко, суд вышел за пределы обвинения в разных частях приговора. Например, в обвинительном заключении говорилось, что Сорокин якобы должен был оказать помощь Садекову в получении земельных участков, а в приговоре говорилось уже о беспрепятственном ведении бизнеса. Если обвинение говорило об аффилированности Сорокина с Инградстроем только через супругу, то в приговоре уже указано, что и через других лиц.

Кравченко обращает внимание на то, что в приговоре дано неверное описание механизма сговора между Сорокиным и Садековым, не учтен приговор Садекову, вынесенный Мещанским судом. Садеков везде в своих показаниях говорит о том, что надеялся на помощь Сорокина, но его надежда еще не доказывает сговор, поясняет адвокат.