Ельцин стремился отстранить прежнюю советскую элиту от кормушки
Дмитрий Орешкин, политолог:
Кроме того, что Ельцин воспринимается обществом как главный виновник развала Советского Союза и плановой социалистической экономики, на него возлагают ответственность за разрушение системы управления государством. За всю историю сосуществования Верховного совета и ЦК КПСС не было случая, чтобы Верховный совет не поддержал какое либо решение ЦК, равным образом — чтобы райсовет не поддержал решение районного комитета партии, или городской совет трудящихся не послушался горкома партии. То есть, реальное управление исходило от коммунистической партии.
Ельцин попытался демократизировать этот процесс. Что это значит? Это значит, что реальная власть стала переходить к тем органам, которым ее дает Конституция – в руки советов. Верховный совет, областной совет, городской совет – все эти органы никогда ничего не решали, они выполняли приказы, идущие сверху, от партийного руководства. И партийное руководство наказывало руководителей советов, если они не справлялись. Никакой ответственности советов перед населением никогда реально не существовало, потому что выборы были мифическими – с явкой в 99, 9 процента и за того депутата, который был написан в бюллетене, а его фамилию называл райком, горком или обком партии. И все это прекрасно понимали.
Так что ответственность советов была направлена не вниз — перед обществом, а вверх – перед партией. Ельцин партию убрал. И советы лишились ответственности. Они вообще перестали отвечать перед кем-либо: перед населением они не отвечали, потому что выборы были советские, а вышестоящей власти не осталось. И естественно, что появилась ситуация двоевластия, потому что Хасбулатов, который был руководителем Верховного совета, показывая Конституцию, говорил: Конституция у нас советская, у нас написано, что вся власть принадлежит народу в лице Верховного совета, а кто такой президент?
На самом деле президент занял место как бы генерального секретаря коммунистической партии. И если в советскую эпоху слова, написанные на бумажке, не значили ничего, то теперь Хасбулатов, апеллируя к Конституции, созданной еще в советскую эпоху, был, по сути, прав, когда говорил: «Нам принадлежит власть, Верховному совету, а не тебе, президенту, которого избрал народ».
Поэтому получался парадокс – Ельцина народ избрал прямым голосованием, честно делегировав ему ответственность за свою судьбу, а Верховный совет, который, по существу, избран еще по старой советской традиции без конкуренции, и представляет из себя тех же консервативных «красных директоров», советскую элиту, тормозит все действия Ельцина последовательно и целеустремленно, потому что они направлены на отстранение прежней советской элиты от кормушки. Эти самые директора понимают, что их любимое военное производство рушится на глазах. Им кажется, что виноват Ельцин, и они с этим борются. Поэтому любые начинания Ельцина благополучно гасятся.
И поэтому возникает примитивная система двоевластия, когда прописанные права – в руках у Верховного совета, а мандат на реальное исправление ситуации и на реальную ответственность перед избирателями лежит не на Верховном совете, а на президенте. В этом смысле у Хасбулатова абсолютно выигрышная позиция – ему просто надо торпедировать все инициативы президента, критиковать провалы в экономической политике, в приватизационной политике, говорить, что Ельцин такой-сякой, он вас обманывает, а я действительно являюсь законным руководителем этой страны.
Начинается тот самый конфликт 1993 года. Причем за спиной у Ельцина была поддержка народа, высказанная уже после выборов президента на референдуме 93 года (знаменитый «да, да, нет, да»), когда народ, стиснув зубы, поддержал тот самый экономический курс, который Ельцин начал и не мог довести до конца, поскольку ему мешал Верховный совет. Ситуация была критической. Или Ельцин понимает, что он не может выполнить задачи, поставленные перед ним, и реализовать тот самый мандат на переделку, перестройку, реинжиниринг страны, данный ему народом, или необходимо стремиться к ситуации псевдосоветской, когда центр управления будет единым, а именно, президентским.
Здесь мы видим кризис 1993 года, с одной стороны, с попыткой военного мятежа, когда вооруженные люди мечутся по улицам, берут штурмом московскую мэрию, и пытаются взять штурмом Останкино, с другой стороны – президента, который пытается с помощью силы подавить эту попытку выплеска за мирное решение конфликта. Это катастрофа, когда Ельцин разваливает ситуацию с институтами государственного управления. И сейчас, из будущего, можно легко судить, что тогда он сделал ошибку и преступление, стреляя по парламенту. Но надо понимать ситуацию, в которой он находился. Региональные элиты, которые контролируют страну де-факто, сидят и ждут, что произойдет в Москве.
Региональные элиты скорее настроены на поддержку консервативного советского генералитета и «красных директоров». Это люди те же самые, которые еще недавно были членами ЦК КПСС, и которые понимают, что происходит нечто, лишающее их прежнего статуса. Они, конечно, поддержат Верховный совет. Поэтому Ельцину, как я понимаю, в ту пору казалось, что если он не сломит сопротивление Верховного совета, то через день-два-три это будет воспринято как слабость Кремля, слабость президента. И такая ситуация подвешенности будет на руку Хасбулатову и Верховному совету, которые получат поддержку в регионах, соберут силовую поддержку, и военным ударом сокрушат сопротивление Кремля, арестуют Ельцина и вернут все назад в советское русло.
Поэтому Ельцин считал, и в этом было, наверное, много рационального, что затягивать кризис невозможно, поскольку промедление будет воспринято как его слабость, а слабых добивают. Поэтому он принял этот чудовищный вариант по силовому решению проблемы. Опять же, система управления, основанная на псевдовыборах и на жестком назначении местных начальников сверху, пришла к своему исчерпанию, он пытался заменить ее выборами. И он ее заменил выборами. Со всеми сопутствующими проблемами – ведь выборы контролируются местными элитами. Голосуют на самом деле не столько избиратели, сколько региональные элиты. Как они проголосуют – это вопрос очень сложный. В 1995 году значительная часть из них голосовала за коммунистов. В отличие от Нижнего Новгорода, в Дагестане, в Татарстане, в Башкортостане, в прочих «станах» была массовая поддержка коммунистов – потому что выборы были в достаточной степени демократичны.
И все эти прежние структуры – властная, экономическая, социальная и пространственная пришли к своему естественному концу, и пришли они к нему давно, и должны были умереть еще раньше. Но жесткость, консервативность и заскорузлость советской модели управления не позволяла принять более мягкого варианта пересмотра. Например, если в Китае Дэн Сяопин еще с 1979-го года начинал медленно-медленно реформировать китайскую экономику, и только сейчас, в 2000-х годах – мы начинаем говорить про «китайское чудо». Да и то, чудо чрезвычайно скромное – при средней зарплате около сорока долларов на нос – какое уж там чудо. Это только вдоль океана двести-двести пятьдесят долларов, а основная часть населения живет в нищете.
В Советском Союзе этого не было. Там дотерпели «до края».
