Европейский дом: добро пожаловать – вход закрыт

Последние полтора десятилетия на европейском континенте наблюдается диверсификация миграционного процесса, усложнение его пространственного и временнуго «рисунка» — и в этом Европа лишь следует общемировым трендам.

Европейские демографы и специалисты в области миграции любят порассуждать о том, что, принимая во внимание развитие современных транспортных и информационных инфраструктур, а также реальное состояние государственных границ, стоит удивляться не тому, как много людей оставляют обжитые поколениями своих предков места и переселяются на постоянное жительство в другие страны, но более тому, сколь мало их решаются на такой шаг. Только каждый сороковой житель Земли (или около 2,5% населения планеты) проживает за пределами той страны, в которой он появился на свет. И всё бы ничего, если бы, следуя другой общемировой тенденции — большинство, оказывается, выбирает для переезда соседнюю страну, — мигранты лишь поддерживали мировой и региональный баланс прибывших–убывших, спонтанно регулируя миграционное давление по принципу сообщающихся сосудов. Увы, многие из них, по всей вероятности, не в курсе общемировых тенденций и не подозревают о закономерностях, регулирующих миграционные потоки в планетарном масштабе, поэтому и понятие «соседняя страна» трактуют слишком вольно, и положенные им «квоты» в 2,5% порой перекрывают с лихвой.

Так, жители африканского континента, Ближнего Востока, Центральной и даже Юго-Восточной Азии уже долгое время, похоже, пребывают в непоколебимой уверенности, что самыми «соседними» для них являются притягательно благополучные страны Западной Европы. Что уж тогда говорить о жителях Восточной Европы и бывшего Советского Союза, в большинстве своем европейцах от рождения?..

* * *

Обзор миграционных тенденций, господствовавших в Европе в 1990-е гг., приводится в исследовании Джона Солта «Текущие тенденции в международной миграции в Европе: 1999». Добавим лишь, что во второй половине 1990-х — начале 2000-х гг. западноевропейские государства продолжили участие в «американских горках», переживая резкие колебания миграционного давления: Дания и Германия прошли свой пик в 1995–96-м, Финляндия и Турция — в 1996–97-м, Австрия и Бельгия — в 1998–99-м. Рубеж столетий знаменовал начало новой эры в миграционной истории Италии, Испании и Португалии: из традиционных эмиграционных стран они практически в одночасье превратились в крупные иммиграционные державы. При этом Италия с Испанией в последние годы заняли устойчивые позиции в пятерке европейских лидеров по объемам входящего миграционного потока, а первая из них является еще и абсолютным чемпионом по показателям нетто-миграции.

Общая численность учтенных иностранцев, проживающих в Европе, достигла в 2002 году почти 23 миллионов человек, а доля их, соответственно, 4,5%. Более 22 миллионов из них предпочти именно Западную Европу, где доля иммигрантов в последние годы устойчиво растет и уже достигла 5,5%.[1] (Для сравнения заметим, что в 1995 году число иностранцев в Западной Европе составляло около 19,4 млн.)

При этом, если рассматривать Европу как единый регион, то статистика свидетельствует, что, несмотря на растущее внешнее миграционное давление, она остается в преобладающей степени самодостаточной, что особенно справедливо для государств Центральной и Восточной Европы, склонных исключительно к внутриконтинентальному миграционному обмену. Наиболее характерные примеры являют собой Македония, Румыния, Эстония и Хорватия, остающиеся привлекательными в основном для соседей — жителей других центрально и восточноевропейских стран — и в меньшей степени для граждан «старого» Евросоюза. Исключение в этой компании составляет лишь Словения: около 90% иммигрантов прибывают сюда из-за пределов европейского континента. Другая группа склонных к самодостаточности стран — это государства Скандинавии, более привлекательные для западных европейцев, а также жителей Турции и бывшей СФРЮ. Германия наряду с Австрией, Финляндией и Лихтенштейном черпает иммиграционные ресурсы преимущественно в Центральной и Восточной Европе — в отличие от Великобритании, в которой почти три четверти мигрантов не имеют европейских корней. Голландия продолжает эксплуатировать давние колониальные каналы связи, тогда как страны европейского Средиземноморья, похоже, стали заложниками своего географического положения, обусловливающего (относительную) их близость к африканскому континенту.

Таким образом, мы видим, что в разных частях и государствах Европы доминируют несколько различные тенденции, отражающие своеобразие их истории (в частности колониальной, способствовавшей формированию устойчивых пост-колониальных связей со странами — донорами миграции) и географии (близость к тем ли иным регионам — традиционным поставщикам мигрантов). Соответственно, и состав иностранного населения Европы является отражением тех иммиграционных волн, которые последовательно накатывались на континент в период после 2-й Мировой войны. Первая из них была связана с острым дефицитом труда во многих европейских государствах, нуждавшихся в восстановлении после военной разрухи, и соответствующим привлечением иностранных рабочих из-за пределов Европы. Эта же волна породила и другую, с особенной силой проявившуюся после середины 1970-х гг. и вызванную бурным процессом воссоединения семей и формирования новых, с участием иностранных партнеров. Последний по времени иммиграционный всплеск порожден разного рода конфликтами, как на самом европейском континенте, так и за его пределами, вынуждающими многих людей искать убежища в более спокойных и благополучных странах.

Таким образом, состав иностранного населения той или иной европейской державы определяется как теми источниками, из которых в послевоенное время она черпала недостающие рабочие руки, так и более ранними историческими связями, характером отношений с бывшими колониями и спецификой обязательств перед их гражданами. В последнее же время численность потоков беженцев, достигающих пределов того или иного государства Европы, оказывается напрямую обусловленной политикой по предоставлению политического убежища и географической удаленностью от конфликтных регионов. Вследствие названных причин южные европейцы — итальянцы, португальцы, испанцы, греки — наряду с жителями Турции, бывшей СФРЮ, а несколько позднее и Северной Африки, продолжают составлять самые крупные иностранные общины в тех странах Западной и Северной Европы, которые активно привлекали их труд во второй половине 1940-х — 1950-е гг. (Примечательно, что эта ситуация сохраняется на фоне изменения собственного миграционного статуса ряда стран, в частности Греции, Италии, Испании и Португалии, о чем мы уже говорили выше.)

Так, из 18,7 млн. иностранцев, проживавших в 15 «старых» государствах Евросоюза в 2000 году, 5, 7 млн. являлись выходцами из других стран ЕС. Небезынтересно, что, несмотря на дарованную им практически полную свободу перемещений в пределах ЕС, число таких иммигрантов остается достаточно стабильным (5,6 млн. в 1998 году, 5,7 млн. в 1999-м), хотя доля несколько снижается (с 31,9% в 1998-м до 31,7% в 1999-м и 30,5% в 2000 году).

Значение других регионов мира как поставщиков миграции в Европу значительно варьирует от страны к стране. Африка остается важнейшим партнером для Франции, Португалии и отчасти Бельгии, что вполне отражает их колониальную историю. Южная Америка поддерживает устойчивую миграционную связь с Португалией и Испанией, а также — хотя в несколько меньшей степени — Грецией и Италией. В Великобританию устремляются большинство иммигрантов из Северной Америки (есть и такие!) и, что неудивительно, около 3/4 переселенцев из Австралии и Океании. Азия также «работает» в основном на Великобританию, Грецию и Италию, хотя поставляют миграционные ресурсы в эти три страны очень разные регионы огромного и в высшей степени разнообразного азиатского материка: Великая Британия сохраняет давнюю связь с индийским субконтинентом, Италия — с ЮВА и, в частности, Филиппинами, а Греция пользуется преимуществами непосредственной близости к Ближнему и Среднему Востоку. Несколько особняком стоит в этом ряду ФРГ — лидер не-ЕС-овской миграционной ориентации: 3/4 проживающих в ней иммигрантов прибыли сюда из-за пределов «старого» Евросоюза — из «другой» Европы и Турции. Кроме того, объединенной Германии приходится иметь дело с наследием ГДР в лице достаточно многочисленной вьетнамской общины; при этом, в отличие от большинства западноевропейских стран, число выходцев с африканского континента здесь совсем невелико.

Следует также отметить, что в последние полтора десятилетия на европейском континенте наблюдается диверсификация миграционного процесса, усложнение его пространственного и временнуго «рисунка» — и в этом Европа лишь следует общемировым трендам, обзор которых приводится в работе Марты Р. Вилы «Международные миграции и глобализация: международные и региональные миграционные тенденции (1965–2000 гг.)». В свою очередь, множество новых форм и проявлений миграционного феномена привели к размыванию самого понятия «миграция», к тому, что устоявшиеся дефиниции и концепции перестали работать. Проблема эта носит не только теоретический характер — она напрямую отразилась на состоянии миграционной статистики и, можно утверждать, привела к кризису в сфере сбора статистических данных. Вследствие этого множество перемещений населения в пределах европейского континента остаются не фиксируемыми и никак не учитываемыми. В первую очередь это положение справедливо по отношению к краткосрочным («маятниковым» — сезонным, недельным, суточным) движениям и к нелегальной миграции, ставшей настоящим бедствием для европейцев. В борьбе с последней они прибегают к самым разнообразным мерам (см., например, статьи Хелен Гибсон «Все по домам» и Любови Пятилетовой «Еврорегистрация») и находят порой самых неожиданных союзников (Борис Немировский рассказывает об одном из них в материале «Полковник Каддафи — пограничник Европы»). Крайне далек от совершенства и учет миграций граждан государств — членов ЕС, поскольку их перемещения в значительной степени свободны от регулирования и не подпадают под правила, ограничивающие движение «чужого» населения.

* * *

По тому «взносу», который в настоящее время приходится на долю миграции в демографическом балансе, европейские страны могут быть разделены на шесть групп. Первая группа характеризуется сокращением численности населения вследствие как естественных потерь, так и отрицательного сальдо миграции. Почти во всех странах этой группы наибольшие потери относятся на счет естественной убыли населения, и лишь в Литве эмиграция играет равную с нею роль в определении общей картины. Во второй группе естественная убыль населения перекрывает тот позитивный эффект, который создает миграционный приток. Третья группа — это страны, эмиграция из которых столь велика, что даже высокий естественный прирост не спасает ситуацию и общая численность населения в них сокращается. Для представителей четвертой группы, напротив, характерно то, что естественный прирост перекрывает миграционный отток населения из этих стран, поэтому общая численность населения в них увеличивается. Пятая группа наиболее многочисленна и сполна пользуется демографическими преимуществами, которые дает им собственный положительный естественный прирост вкупе с устойчивым миграционным притоком населения. И, наконец, в шестую группу входят не желающие самовоспроизводиться, но тем не менее численно растущие благодаря иммиграции страны.

Распределение европейских государств по указанным группам отражено в приведенной здесь таблице:

Как несложно заметить, все страны, несущие потери населения, располагаются в Центральной и Восточной Европе или на пространстве бывшего СССР и в большинстве случаев именно естественная убыль населения является для них определяющим компонентом демографического баланса. Растущие же страны формируют свой положительный баланс путем сочетания естественного прироста с иммиграционным притоком. Что примечательно, география их столь же разнообразна (от Северной Европы до Средиземноморья), сколь различаются они своими размерами, экономическими и другими характеристиками. Лишь три европейских государства — также представляющих три весьма различных региона (Западную Европу, Кавказ и Балканы) — наращивают численность своего населения исключительно благодаря естественному приросту и вопреки отрицательному сальдо миграции. Наконец, общий рост численности населения целиком и полностью относится на счет иммиграции только в шести европейских странах, географически разбросанных от почти крайнего севера (Швеция) до средиземноморского юга (Греция и Италия) континента.

Таким образом, иммиграция играет важную роль в формировании демографической картины всех без исключения европейских стран. Кроме того, во все большей степени именно иммиграция определяет характеристики и перспективы национальных рынков труда, причем в самых разных сегментах — как высоко-, так и низкоквалифицированных (подробнее о трудовой миграции — в исследовании Гудрун Биффль «Миграция и ее роль в интеграции Западной Европы» и материале «Проблема трудовой миграции в Европе»). На нее же возлагают надежды в решении таких болезненных для Европы проблем, как деформация возрастной структуры, вызванная старением собственного населения, и соответствующее увеличение числа граждан, достигших пенсионного возраста и переходящих таким образом на иждивение государства и его пенсионных фондов.

Еще совсем недавно Европа переживала эйфорию, обнаружив, что иммиграцию можно использовать в качестве своеобразного молодильного яблока для стареющего континента (подробнее об этом — в статье Иммануила Валлерстайна «Замещающая миграция»). Правда, для этого ей пришлось бы ежегодно принимать, по разным оценкам, от одного до тринадцати миллионов (!!!) иммигрантов между 2000 и 2050 гг., что европейцы по здравом размышлении сочти не совсем практичным и даже не очень-то реалистичным. Кроме того, как выяснилось, переезд в Европу автоматически никому не обеспечивает вечной молодости и иммигранты тоже стареют с течением времени (при том, что, как и у коренных европейцев, продолжительность жизни у них начинает увеличиваться, а рождаемость — снижаться). Словом, замещающая миграция не в состоянии предотвратить старение население и/или его последствия, а потому сегодня в европейской повестке дня снова «вечные» вопросы — стимулирование рождаемости, реформирование пенсионной системы и системы здравоохранения, увеличение возрастного «порога» для выхода на пенсию (см. «Резюме исследования RAND Corporation»).

В целом же, отношение к иммиграции и иммигрантам со стороны экспертного сообщества и рядовых европейцев весьма разнится. Если первые уже очень давно осознали роль миграции в жизни — и выживании — Европы, то последние продолжают верить в мифы (Франсуа Эран развенчивает господствующие на его родине заблуждения в отношении иностранцев в статье «Пять иммиграционных мифов Франции») и переживать вспышки ксенофобии. К счастью, многие политики и общественные деятели в этом противостоянии — на стороне специалистов: так, Кофи Аннан с явным воодушевлением заговорил недавно «О пользе миграции». Ну, а коль скоро миграция, несмотря на всю неоднозначность ее проявлений (о которых на разные лады возвещают «Европейские голоса»), стала восприниматься как положительный феномен, осталось лишь избавиться от его негативных сторон с тем, чтобы и сами мигранты, и принимающие их сообщества и государства могли сполна воспользоваться теми ресурсами и преимуществами, которые несет в себе это явление. Именно поэтому принципиальным понятием для внутренней составляющей миграционной политики ЕС является «интеграция» (Борис Межуев рассказывает об одном из важнейших блоков интеграционного процесса в статье «Политика натурализации в Европейском союзе и США»).

Постепенно приходит и понимание того, что совершенствование управления миграционными процессами — гораздо более эффективный и перспективный подход, нежели ужесточение контроля над ними. Как отдельные государства Европы, так и над— и межгосударственные организации Евросоюза стали осознавать, что они не в состоянии контролировать миграционные потоки, как воду из крана, лишь механически перекрывая границы (да и вряд ли когда были действительно способны на это). Поэтому, продолжая прилагать усилия к сдерживанию притока населения извне, особенно из стран «третьего» мира, в ЕС сегодня начали обсуждать вопрос, как управлять не только привычными и хорошо фиксируемыми потоками, но также не вполне традиционными (в плане их пространственно-временной динамики) и нелегальными. Такое изменение в восприятии миграционного феномена может означать настоящую концептуальную революцию — и если она свершится, Евросоюз, без сомнения, сможет выйти на качественно новый уровень управления «человеческими течениями».

Что касается непосредственно иммиграционной политики, то Европа в буквальном смысле переживает эпоху перемен. Необходимость «гармонизации» иммиграционных законодательств и политик обсуждается здесь уже давно, предпринято немало шагов, направленных на практическую реализацию этой благой идеи. (Последняя по времени новация предполагает введение единых грин-карт американского образца для жителей стран, не входящих в ЕС, что, в частности, позволило бы трудовым мигрантам свободно жить и наниматься на работу в любом государстве Евросоюза.[2]) Подобная консолидация усилий стала ответом на вызов глобализирующегося миграционного феномена — вызов, с которым ни одна страна более не в состоянии справляться в одиночку.

———————————————————————————

[1] Все данные здесь и далее приводятся по: John Salt. Current trends in international migration in Europe. – December 2003

[2] «ЕС введет грин-карты». – Эксперт, №3 (450), 24–30 января 2005 г., с 62.

Оригинал этого материала опубликован на сайте «Русский архипелаг».