Их не надо жалеть, ведь они никого не жалели
Ощущение странное.
Вообще, мне не пристало бы его жалеть. Я таких людей не люблю, испытываю к ним, как это верно называется, классовую неприязнь.
Они в свою очередь ко мне ничего не испытывают, потому что я для них не существую, впрочем, как и большинство моих сограждан.
Дикин мне неприятен как представитель своего класса. Я желаю этому классу улететь в тартарары.
Наглый, непомерно богатый, жестокий человек: таким он, видимо, был.
Самодостаточный, как ему казалось. Совершенно без тормозов — это уже тогда чувствовалось, лет пять-семь назад.
Я с ним общался пару раз: в качестве журналиста, конечно, — по кой черт иначе я был бы ему нужен.
Вёл он себя по-барски — что в России синонимично определению "по-хамски". У нас иного барья почти нет.
Нет, он, конечно, не грубил.
Но из тех двух часов, что мы общались, он полтора часа проговорил по мобильному, при чём на самые пустые темы. Один был только разговор более-менее вменяемый.
"Да не поеду я на этот съезд! — весело отругивался Дикин, он тогда занимал какую-то должность в местном отделении СПС. — Не поеду! Что я, Немцова не видел…"
Мне отчего-то показалось, что Дикин бравирует: вот де он какой. Немцова много раз видел, не собирается ни на какой съезд, до такой степени Немцов ему надоел.
Немцов ведь тоже тогда был другой, пять лет назад, не то, что сейчас. Он был видный политик, а не отработанный материал.
Ну, мы о Дикине. Сидел нога на ногу, поведение такое, словно к нему пришли бедные родственники и просят взаймы.
Тут нет ничего личного: у меня работа такая, я легко реагирую на любое поведение, пусть хоть стоя под душем интервью дают, мне всё равно. Я просто даю характеристику этому человеку. Да, весьма поверхностную — мы же не общались близко. Ну что с того. Из поверхностных оценок получается портрет человека.
Теперь он другой. Похудевший и, говорят, растерянный. Вернее сказать — раздавленный.
Никогда в жизнь он не мог подумать, что такое может с ним случиться. Ему же всё можно. Агрессивный, злой — помню, как он старался разбить видеокамеру: как-то не так его снимали, не в нужный момент фиксировали его поведение.
Привычки-то ментовские. Именно не милицейские, а ментовские. Он же опером работал. Тогда уже, кажется мне, привык к безнаказанности, привык, что людей можно бить, давить и топтать.
Дикин вообще по человеческому типу похож на опера. Они у нас так выглядят: бодрые мужики с наглыми повадками, как будто им кто-то когда-то выдал индульгенцию почти на любые поступки. У нас жестокая милиция.
Я вовсе не желаю оскорбить всех оперов — многие из них люди реально героические, и работу свою знают. Но и подонков много.
И вот к оперскому своему наследству Дикин прибавил черты российского бизнесмена эпохи первоначального накопления капитала, которое куда более точно стоит называть временем тотального беспредела. Он соответствовал своему времени, играл всерьёз, однажды его чуть не убили (делили, помнится, городскую "наружку", рекламу то есть), он долго лечился. Потом мстил, и как говорят, успешно. Натуральный Саша Белый.
Потом был СПС, партия декларировавшая самые разные вещи – но, по сути, несомненно, людоедская. Дикин там хорошо себя чувствовал. Свои люди.
Он хорошо изучил законы этого мира в российском — образца 90-х годов — изводе, и был уверен, что с ним всё всегда будет в порядке.
Такое от него ощущение возникало, повторюсь я.
Удара с той стороны, с какой он его получил, Дикин не ожидал.
Он же не Ходорковский. Его всё устраивало. Он прекрасно себя чувствовал в этом мире. Занимался бизнесом, и здесь, собственно, всё. Политика — он ведь был ещё и политиком — использовалась в двух целях: приумножить бизнес и сохранить тот порядок вещей, что уже существует.
Это, впрочем, уже не о Дикине, а о них обо всех.
И тут такая нелепость, такая неожиданность. Взяли, посадили. Не спас Дмитрий Бедняков, выдавший Дикину свою сенаторскую машину, которую не имели права останавливать работники милиции. Не жить же Дикину в этой тачке.
Дикин пал жертвой в борьбе с Ходыревым. Как человек противоборствующего лагеря. Об этом все знают, и никто не говорит. Такая странная фигура умолчания.
Удар по Дикину был самым сильным ударом со стороны Ходырева по его противникам. Это, правда, ничего не изменило. Ни для одной из сторон.
Только для Дикина.
Сажают сотни, тысячи людей ежедневно, но у меня к Дикину, как ни странно, отношение другое. Не то, чтоб его очень жалко… Просто большинство попадающих за решетку — из одной гадкой нищеты перебираются под конвоем в иную. А у Дикина история иная. Зазор между тем, что он был, и тем, каким его сделали — огромный, непомерный. Это зазор между вседозволенностью и запретом почти на всё, включая, наверное, и саму жизнь.
Человеку такое сложно перенести.
…Дикин, как суд заявил, виноват.
Ну, виноват, кто спорит.
Но у нас такое количество виноватых во властных структурах, что там посадить можно всех. То есть, буквально. Одно время так людей из команды Ходырева отсеивали. Один под следствие, второй, третий. Потому что все виноваты. Если бы поставили цель и было время, посадили бы всё окружение губернатора, включая самого Ходырева, и его жену, конечно.
Долго ли найти вину у работников чиновничьего аппарата: коррупция там такая… ну, как телефонные провода: с её помощью общаются, без неё уже никак, она — актуальная реальность, повседневность, обыденность.
Хотя покушение на убийство не так часто встречается.
Но Дикин именно тем и отличается от иных, что заигрался вконец. Его так научили, что он — право имеет. Сначала в "уголовке", потом в бизнесе, потом в СПС.
Вот вырастили.
Говорят, однажды они где-то пересеклись с Климентьевым, который, конечно, мудрее: потому что давно знает, как оно бывает.
— Какой тут беспредел творится, Андрей! — сказал Дикин Климентьеву о СИЗО.
— А где ты раньше был? — резонно спросил Климентьев.
Известно, где. Он был в своём времени, которое его породило. И которое его может убить. 16 лет в тюрьме Дикин — тот самый, что лет 15 уже ни в чем себя не ограничивал — не переживёт.
Упирайтесь, адвокаты.
Хотя, какое мне дело…
