К нам едет Пересвет
В питерской студии сидели журналист Олег Кашин и Михаил Козырев — я не знаю, кто он теперь, говорят, что самый влиятельный человек в музыкальном бизнесе. Ну, быть может.
В Ставрополе восседал Андрей Разин. В Нижнем – я. В огромном ангаре, напротив двух телекамер, остервеневший от холода и полуторачасового ожидания начала программы.
Спутник помогал нам видеть и слышать друг друга.
Тема передачи была: «Я и система», и ещё что-то о героизме.
Никогда, кроме как на этой программе, не доводилось мне наблюдать такого весёлого винегрета. Каждый говорил о своём, и свести все мнения воедино не получалось никак. К финалу программы я сам забыл, что думаю о системе, о себе и о героизме.
Кашин оказался приятным типом, которому все амбивалетно (не путать с «фиалетово»), поэтому истины нет, и не ищите.
Разин похож на сто тысяч других депутатов Государственной думы, много мясного лица, говорит только о себе, уверенно не реагируя на вопросы ведущего.
Козырев артистичен и экспрессивен, ругал Разина за «Ласковый май». В юности я сам страстно мечтал набить лицо Шатунову. Но когда сегодня я изредка вижу его в телевизоре, испытываю чуть ли не приступы ностальгии. После спазмов омерзения, что охватывает при виде пафосного малоумка по имени Рома Зверь, Шатунов кажется детским, бестолковым и безобидным, как последний звонок. Белые банты, глупые девочки, шампанское…
Хотел сказать Козыреву о профанации рок-музыки, но меня не спросили.
Какое отношение хоть к героям, хоть к системе имели все присутствующие, включая меня самого, я так и не понял.
Зато понял, что в России произошла странная трансформация самого понятия «нормальное», «норма» (привет Сорокину). Потому что героизм – это нормально.
Нормальное не вписывается в систему ценностей, оттого что ни ценностей, ни системы.
Я говорил о дегероизации. О том, что героями в наши дни стали люди, имитирующие героизм. Представить в качестве национального героя летчика или рабочего, выполнившего пятнадцать норм за одну смену, невозможно.
Я почти ежедневно вижу памятник Валерию Чкалову на берегу Волжского откоса, и никак не могу представить, кого можно было бы вылить в бронзе за последние два десятилетия.
Даже в самом слове «герой» я вижу сегодня некую внутреннюю, кривую усмешку. Мы уже не умеем такое всерьез произносить. Можно сказать: герой, блин. Только так и можно.
Поэтому слово «ньюсмейкер» сегодня подходит больше. Герои одноразовые, потому что живут в формате новостей. Сколько там помнится новость?
В наше время солдат может выступить в роли ньюсмейкера, только если ему отрезали ноги. Летчик – только если он упал вместе с самолётом. Писатель… писателей вообще нет, они все умерли. О рабочих нет сил говорить.
Ньюсмейкером мог бы стать героический фермер, но фермеры самораспустились.
Хотел ещё сказать про героя-милиционера, и самому стало как-то не по себе.
И вообще герои, они же их имитаторы, они же ньюсмейкеры исчезли из провинции. Теперь они живут в Москве или за пределами России. Скажем, в Австралии.
Хорошо быть героем, когда тебя никто не видит. Когда никто не может ткнуть в тебя пальцем и проверить не из папье-маше ли ты создан.
Дело даже не в том, что сегодня очень много всего продаётся, и продавать надо постоянно и неустанно. И если есть хоть какой-то герой, продать его можно только один раз, потом он всем надоест.
Дело не в том. Америка тоже все продает и покупает, и, тем не менее, умеет пестовать своих героев, своих солдат, своих полицейских, своих, в конце концов, журналистов и кинорежиссеров, которые, правда, пишут или снимают такое, что не стыдно гостям показать.
А мы уже не умеем с героями обращаться. У нас так долго продолжалась национальная игра «Убей и развенчай героя!», что в подсознание как заноза засела мысль: бойся быть героем, человек. Если не при жизни, то после смерти тебе наступят на лицо, каблуком в губы, и провернут ногу по часовой стрелке.
На программе меня пытались задорно развести на разговор о необходимости борьбы с системой. Но я сам человек системы и мрачный консерватор, неудобный, как гроб. Ненавижу демократию, как чуму. Люблю атрибуты власти, кирзовые сапоги и камуфляж.
И логика у меня такая: либо нынешняя власть – это антисистема, которая не согласуется ни с какими консервативными ценностями, в том числе, кстати, либеральными.
Либо наше государство – всё-таки система, но не способная породить героев в принципе. Только антигероев.
Антигерои рисуют на стенах черные серпы и черные молоты. Их сажают в тюрьму, и они сидят там. У меня есть друг, его посадили за очередной безболезненный захват администрации президента, то ли Госдумы, то ли Минфина. Неважно уже.
Он учился в семинарии.
Когда я читаю сыновьям книгу, где нарисован Пересвет с копьем в груди, я знаю, что времена не изменились. Пересвет приехал к нам, и копье у него по-прежнему в груди. Он переедет и наши странные дни.
Потому что истинным героям все равно, что о них думают. Это тоже нормально.
