Ключевой вопрос

Я знаком с Олегом Валентиновичем Сорокиным порядка шести лет. Но близко наши отношения сложились, я точно помню, три с половиной года назад, и мне кажется, они характерны для того, что мы сегодня обсуждаем.

Потому что три с половиной года назад начался конфликт на Юго-Востоке Украины. Я возглавил гуманитарный фонд Захара Прилепина по помощи Донбассу и обратился к большому количеству персонажей российского истеблишмента с просьбой помочь народу Донбасса.

Практически все они отказали мне, за исключением, собственно, одного человека. Этим человеком был Олег Валентинович Сорокин. Помощь была оказана в колоссальных размерах – порядка десяти миллионов рублей.

И за четыре года гуманитарной работы на Донбассе помощь в таком размере не оказывал мне никто.

Почему это важно в нашем контексте? По одной простой причине. Именно тогда начались разнообразные санкции, касающиеся политических и бизнес-деятелей в России за любую помощь Донбассу. То есть, Олег Валентинович не каким-то тайным образом решил помочь и сказать: «Захар, переправь помощь, потому что я тоже сопереживаю людям, которые попали в беду», – нет, он сделал это публично, сделал это с привлечением СМИ и имел основания угодить во все санкционные списки.

Лично для меня этот вопрос является ключевым и основополагающим в представлении о человеке. Потому что человек ставит на кон и свою судьбу, и свои возможности. И появление его на сайте «Миротворец» или в списках СБУ могло произойти в любую минуту.

И с той поры, наблюдая за его деятельностью, я замечаю очевидные вещи. Жизнь свою и судьбу свою он связывает именно с Нижегородской областью и, собственно, не побоюсь патетики, со своим Отечеством. Хоть я и проживаю последние полтора года на Донбассе, до меня доходят какие-то слухи о происходящем здесь.

И я прекрасно отдаю себе отчет, что бы ни говорило уважаемое следствие, что, как было сказано, обладая финансовыми возможностями, Олег Валентинович мог в любую минуту на своем самолете одиннадцать дней назад, две недели назад, год назад покинуть территорию Российской Федерации. Тем не менее, его ответственность перед регионом, перед людьми, которые работают у него, настолько высока, что он продолжал здесь жить и работать.

Более того, здесь живет его семья, многодетная (напомню, что у него трое детей – от одной жены, что тоже очень важно). Его младшей дочери, насколько я помню, всего два года. Они живут, учатся и постоянно находятся здесь.

Это тоже безусловное доказательство человеческого его отношения ко всему происходящему. И более того – доказательство абсолютной убежденности Олега Валентиновича в собственной правоте.

Если бы были хоть малейшие сомнения в том, что он в данной ситуации является слабым звеном, он мог принять другое решение. И, учитывая те самые финансовые возможности, при появлении опасности пребывал бы за пределами России.

Все вышесказанное я хочу резюмировать следующим образом. Мне кажется, что уважаемое следствие хочет повернуть ситуацию так, чтобы следователям было максимально удобно работать, а стороне защиты и самому обвиняемому максимально неудобно. И мне, как стороннему человеку, это кажется несколько странным.

В силу всего вышесказанного я присоединяюсь, устным образом, к ходатайству Валерия Павлиновича Шанцева, Надежды Георгиевны Бабкиной и всех перечисленных людей, подписавшихся под ним, по поводу изменения меры пресечения, и поддерживаю все высказанные стороной защиты предложения.