Краткая история дефолта. Часть 1
От редакции
Юбилей августовского дефолта 1998-го года прошел почти
незамеченным. Однако эта важная часть нашей новейшей истории, тем более
интересная, что история имеет свойство повторяться. И сегодня, когда
правительство признало стагнацию, а люди ждут рецессии и нового кризиса,
помнить об этом тем более необходимо.
Прошло 15 лет и горечь потери рублевых сбережений — или, не
дай Бог, крах созданного на валютные кредиты бизнеса, — уже несколько
притупилась, а политическая борьба идет между другими персонами, чем прежде.
Поэтому прежние оценки августа 1998-го года, которые делались исходя из обиды
от понесенных утрат или исходя из каких-то политических расчетов и борьбы
каких-то политических персонажей, мы можем уже не вспоминать. И говорить о событиях пятнадцатилетней давности не под впечатлением, а с точки зрения внутренней механики происшедшего.
То есть, назвать вещи своими именами. И делать прогнозы.
Кризис был неизбежен
Нужно помнить такую вещь: кризис был неизбежен. Он не
обязательно должен был протекать в такой форме, но он был неизбежен.
Государственная Дума России тогда продолжала жить во многом
еще советскими представлениями: сколько нужно денег — столько и напечатаем. А
правительство уже взяло перед Международным валютным фондом обязательство денег
не печатать и исходить в бюджетных расходах из того, что есть, из того, что в
бюджет собирается. Понятно, что потребность в деньгах бывает больше, чем их
собралось, но, тем не менее, должны быть использованы стандартные, принятые во
всех рыночных экономиках механизмы заимствования денег на открытом рынке.
Вопрос только в том, что а) рынок в России был не совершенен;
б) монетарная политика в тот момент в силу определенных обстоятельств тоже не
способствовала тому, чтобы внутри страны было достаточное количество свободных
денег. Поэтому ставки по государственным краткосрочным облигациям (ГКО),
которые использовались как инструмент займа, были заоблачными и заимствование
при таких ставках неизбежно, рано или поздно, должно было обернуться
проблемами. В силу всех этих обстоятельств кризис был предопределен.
Можно понять, почему противоречия между советским еще
мышлением депутатов, которые формировали бюджет и рыночными методами российского
правительства, конфликт между двумя этими подходами был таким острым. Потому
что, прежде всего, попытка бороться с инфляцией монетарными методами привела к
сверхжесткому ограничению денежной массы. Денежная масса у нас в стране была в
те годы на уровне 45-50% от валового внутреннего продукта, при том, что в
развитых экономиках эта цифра составляет порядка 90 %, а в некоторых — и чуть
меньше 100 %. При этом надо понимать и такую вещь: в развитых экономиках деньги
крутятся быстро. А у нас можно вспомнить, насколько долго платеж шел из
какого-нибудь Урюпинска в Москву. То есть, оборачиваемость денег была меньше —
значит, нехватка их была еще больше.
Почему же не работало ограничение денежной массы в борьбе с
инфляцией? Тут обнаруживалось влияние двух факторов. Один из них — это «серая»
экономика, стремление уйти от налогов через обналичивание, фирмы-однодневки и
прочие прелести 1990-х, когда, получив деньги на счет, их быстро выводили и
тратили. Соответственно, на инфляции, на ее снижении это не очень сказывалось,
где не хватало денег — там начинался бартер.
Вторая вещь, о которой также много говорили и писали, но
как-то все отдельно, вне связи с целым, — это рубли из бывших братских
республик и чеченские авизовки. Фактически, и то и другое — это была эмиссия
денег, эти деньги не учитывались в балансе Центробанка России, но они везлись в
кошельках, в кейсах, в баулах, в машинах — чуть ли не в грузовиках, — везлись
из прилегающих к нашим границам стран в Россию. И или вкладывались на счет, а
потом конвертировались, или же человек сразу шел в пункт обмена валюты и покупал
доллары. И все это сказывалось и на давлении на курс рубля, и на инфляции.
Центробанк при этом денег не печатает, даже наоборот — изымает
их из оборота, а денег в обороте все больше и больше, а рубль все слабее и слабее.
Два фактора: один внутренний — устройство мышления наших
тогдашних бизнесменов, а второй как бы внешний — это дырка в законодательстве,
как было с «братскими республиками». Те отказались от рубля, перешли на новую
валюту, но рубли-то там никто не стерилизовал, рубли повезли к нам. А с
чеченскими авизовками — это вообще были действия криминального характера,
которые случались не только в Чечне, но именно там процесс приобрел поистине
эпический размах. И надо понимать, что это — не придумки каких-то чеченских
радикалов, эти действия совершались в интересах крупных фигур в Москве. Чеченцы
тоже зарабатывали на обслуживании всего этого дела, но в столице России их
кто-то покрывал — без этого такое бы не получалось.
Подготовка к дефолту
Конфликт, таким образом, был неизбежен. В каких формах он мог
бы быть?
Было ясно, что нужно или привести в соответствие доходы и
расходы — и Кириенко несколько раз предлагал сделать это после своего
назначения премьер-министром России. Предлагал Государственной Думе в разных
вариантах — в частности, говорил о том, чтобы сделать секвестр государственного
бюджета. А, дескать, если вы, депутаты, не хотите принимать такое непопулярное
решение — хорошо, тогда дайте премьеру полномочия для разрешения ситуации, дайте
возможность принять, таким образом, необходимые меры — с тем, чтобы потом вы
могли бы сказать, что не имели к этому никакого отношения. Но Дума отвечала
отказом.
Тем сильнее обострялась проблема, тем сильнее это сказывалось
на финансовом рынке. Причем туда уже зашли и иностранные инвесторы. С одной
стороны, этот приход приветствовали, потому что это — дополнительные деньги, что
помогло несколько оттянуть развязку. А с другой стороны — становилось все
сложнее разруливать ситуацию.
Выходы, тем не менее, были — и выходов было несколько. Первый
— это сократить расходы бюджета. Он не мог быть осуществлен по
внутриполитическим причинам. Значит, оставались два других выхода.
Один из этих двух — резкая девальвация рубля, тогда долги в
валюте становятся гораздо дешевле. Надо понимать, что к этому времени большинство
банков-держателей ГКО были очень сильно закредитованы на Западе и имели очень
существенные валютные долги, и тут же действовали иностранные участники — но
ГКО были в рублях. Поэтому если бы правительство позволило бы достаточно сильно
девальвироваться рублю, то пропорционально уменьшился бы долг. Деньги от нефти
и газа, которые поступали в долларах, поступали бы в прежнем объеме, а долги бы
сократились в несколько раз.
Правительство тогда, на самом деле, тоже не могло пойти на
этот вариант, и вот почему. В течение достаточно продолжительного времени,
практически — на протяжении всех 1990-х годов боролись с гиперинфляцией и
галопирующим обесцениваем рубля. И когда, наконец, в 1997 году удалось-таки
достичь удержания рубля в валютном коридоре, это стало восприниматься как очень
важное достижение, жертвовать которым очень не хотелось.
Другой вариант. Если нельзя обесценить долг — то, может быть,
можно договориться о рассрочке его выплаты? Кириенко провел целый ряд
переговоров на эту тему, очень непростых, где крупным западным инвесторам было
объяснено: «Ребята! Выбирайте одно из двух. Или высокая доходность — и при этом
высокий риск, или — нет риска, но тогда доходность невысока. А вы хотите
получать по 300 с лишним процентов годовых, но при этом доходность для вас была
бы стопроцентно гарантирована государством. Но такого не бывает».
Была достигнута договоренность о достаточно больших для тех
лет валютных кредитах. Общий пакет помощи России со стороны Международного
валютного фонда и целого ряда стран должен был составить порядка 24 млрд
долларов. До этого МВФ выделял когда 3, когда 4,8 млрд долларов — то есть,
Россию поддерживали, в общем, скупо. На эти цифры очень интересно посмотреть
сейчас, когда помощь Греции, которая по населению в десять раз меньше России,
обошлась в на порядок большую сумму: она уже давно составила более 100 млрд
евро. И списано долгов у Греции при этом на огромную сумму.
В отношении России такой большой программы тогда не было, но
существовала договоренность о том, что Россия объявляет дефолт, проводит
реструктуризацию долгов, на поддержание валютного курса ей дают большой
валютный займ — и по расчетам все должно было остаться в рамках. Должна была
сохраниться финансовая стабильность. Банки, которые были закредитованы в
валюте, не должны были пострадать, потому что курс рубля не менялся и не должны
были измениться их доходы. А долги замораживались и делалась рассрочка их
выплаты.
Все это подразумевало, что надо сводить доходы с расходами, а
большой пакет займов позволял добиваться этого не мгновенно, не со следующего
месяца, а двигаться к этой цели поэтапно — как сейчас движется, например,
Испания, которой тоже поставили условие по сокращению дефицита.
«Удерживайте, Виктор Степанович!»
Таков был расклад. Поэтому, когда за два дня до 17 августа
президент России Борис Ельцин говорил, что девальвации не будет, он был
совершенно искренен. Что же случилось потом?
Интересная деталь. Как вспоминал впоследствии Сергей Кириенко,
весь день после объявления дефолта был у него чрезвычайно занятым — что
понятно: не каждый день в стране объявляют дефолт. И на сводки торгов Московской
межбанковской валютной биржи он посмотрел только вечером. Посмотрел — и
ужаснулся: рубль подрос.
До этого Центробанк тратил деньги, чтобы хоть как-то удержать
падение рубля — и это плохо получалось. А что же тут — переборщили?! Кириенко
позвонил Сергею Дубинину, который тогда возглавлял Центральный банк России и
начал его отчитывать. На что Дубинин отвечает: «Я ни копейки не потратил».
Центробанк тогда в торгах не участвовал. Рубль укрепился сам собой. Почему?
Игроки поняли: то, что случился кризис — это понятно. Теперь
надо смотреть, как из кризиса выходят. Из кризиса выходят за счет рассрочки по
выплате государственного долга. Ну и все, все замечательно: значит, рубль
обесцениваться не будет. Игра против рубля прекратилась.
А вот в дальнейшем произошла следующая история.
Мы помним тогдашние термины — «сембанкирщина» и так далее.
Имелись в виду крупнейшие финансово-промышленные группировки, банки, которые
были в том числе и крупнейшими держателями ГКО. В момент дефолта они оказались
перед перспективой того, что недополучат свои сверхдоходы, а средства их будут
какое-то время заморожены. Им это не понравилось.
На Ельцина было оказано жесточайшее давление. И через неделю
после объявления дефолта правительство Сергея Кириенко было отправлено в
отставку — с тем, чтобы вернуть во главу кабинета министров всеми уважаемого,
предсказуемого Виктора Черномырдина.
Этого не получилось. Государственная Дума проголосовала против
Черномырдина, причем — два раза. В третий раз уже нужно было думать, что
делать. Распускать Государственную Думу или нет. Ельцин оказался не готов это
делать.
И пока шли голосования в Думе и уже с первого раза стало ясно,
что Черномырдин не проходит — и даже уже с отставки Кириенко — начался обвал
рубля. Если бы Кириенко оставался у руля в российском правительстве и
программа, которая к этому времени выполнялась, продолжала бы выполняться — то с
рублем бы ничего не сделалось. Выход уже был найден и цена, которую нужно было
заплатить за кризис, была определена.
Но вот эта политическая неразбериха, когда стало непонятно,
что же будет дальше, привела к тому, что рубль посыпался.
Тогда была популярной телевизионная игра «Угадай мелодию».
Мелодии угадывались игроками с семи нот, с шести и так далее. И появился
анекдот. Играю Кириенко и Черномырдин: «На каком курсе вы удержите рубль?».
Кириенко: «Десять», Черномырдин: «Семь!». — «Удерживайте, Виктор Степанович!».
Но оказалось, что вообще непонятно кто будет удерживать.
Правительство не получило своего председателя. Черномырдин был и.о. — но было
понятно, что Государственная Дума его в премьерах не утвердит, а средств
убедить фракции Думы у правительства и у президента не было.
И рубль полетел в тартарары. Российская экономика заплатила
таким образом вторую цену за выход из того противоречия, которое образовалось в
стране. Помимо дефолта мы заплатили еще и девальвацией рубля — девальвацией
практически в четыре раза. Фактически, можно было с самого начала, ничего не
занимая, просто девальвировать рубль в четыре раза.
Кого-то, может быть, утешит, что пострадали многие структуры,
которые, подсуетившись, сделали быстрые деньги в середине 1990-х. Дескать,
«быстро пришло — быстро ушло», мол, восторжествовала некая социальная
справедливость. Но не стоит забывать, что пострадало огромное количество людей.
Я сам видел тогда на вещевом рынке над палатками объявление крупными буквами:
«Куплю доллары! Срочно!!!» — три больших восклицательных знака.
Я сделал несколько хороших покупок очень дешево. Деньги людям
были нужны позарез. Рубль при этом катился в тартарары, а пытаться удержать
цену, когда доллар дорожает, а счетчик тикает и долги растут было неразумно и нереально. Люди
пытались продать товар хоть по какой-то цене.
Это был очень жесткий удар по малому и среднему бизнесу. Да и
крупные структуры, очень многие, брали кредиты в валюте — и многие крупные
банки, бывшие у всех на слуху в 1996-1997 годах, к 1999-му году уже исчезли,
обанкротились.
(Продолжение следует).
