О пропаже Головы, происках дневного света и страшном умножении слухов

Как известно, больше всего странных слухов да кривотолков
ходит про Сорочинского-Ярмаркина. Чего только про него не рассказывают. И что
он умер, но в землю ложиться отказался, потому что это ему скучно и он еще не
устал. И что он контракт подписал кровью перед смертью, чтобы ему разрешили
после смерти продолжить заниматься бизнесом. И что вместо души у него с тех пор
– черная дыра, а вместо сердца – тухлый помидор. И что от воды будет большая
беда городу, потому как выйдет однажды вода из берегов и пойдет по улицам
искать Сорочинского-Ярмаркина, ибо есть утопленник, у которого с Головой давние
счеты. Говорят еще, что Сорочинский-Ярмаркин по мастерству чернокнижному –
младший брат Роману Антонычу, и уже бы мог и старшим уж стать, да все некогда
ему засесть за учебники – бизнес время отнимает, но на досуге все равно
почитывает, инфернально посмеивается и при случае практикует полученные
знания.  

Иные говорят: «Все это полная чепуха!» Так-то, может, и так,
да ведь слухи на пустом месте не рождаются. А как попросят иных: «Ну, объясните
тогда, что, почему, да и к чему», — так те очи тупят в полы паркетные да
замолкают, будто воды в рот набрали. От эдакого молчания слухи, как известно,
обрастают все более красочными да детальными подробностями. Уж и обивку мебели
все друг другу подробно пересказывают, и сорта французских сыров, и название
коньяка, и почтовый адрес дома у самого синего моря называют. Так и хочется
посылать туда письма счастья: ведь если адрес реально существует, значит, и
счастье реально есть!..

А с недавних пор уверять начали, будто Голова
Сорочинский-Ярмаркин панически боится дневного света. Искали-де его днем с
огнем, толпы людские по улицам бегали, да так Головы и не нашли. Взволновались
все не на шутку. Ведь раньше-то уверены были, что по природе своей Голова –
крокодил, и потому откусывает от города кусочек за кусочком вперемешку с
конфетками, выбирает местечки, где пожирнее, но и стариной не брезгует – с
удовольствием перемалывает – челюсти-то все равно лужонные. А у старых домов,
как сказывают, привкус старого доброго вина, и оттого они – только для великих
гурманов с великими кошельками… Но как пробегали два дня с флагами и факелами,
и не нашли, и пришлось признать при всем честном народе, что Голову потеряли,
так тут же пошли новые слухи, еще ужасней прежних.

Шепчутся по темным углам, что, мол, Голова – настоящий вампир
и боится дневного света, как Судного дня. Говорят, по ночам он выходит из
Кремля в черном плаще с алой шелковой подкладкой, и отмыкает двери отмычкой, и
входит в дома, и пьет кровь у спящих горожан. Говорят еще, что прежде никто ни
о чем не догадывался, потому что летом мажется Сорочинский-Ярмаркин кремом от
загара, чтобы солнечные лучи не коснулись его, а зимой – кремом от обморожений.
А тут такая погода выдалась – сплошное около ноля. Вроде плюс, но небольшой, да
и зима к тому же – намажешься от загара – а вдруг температура уйдет в минус,
крем замерзнет, во время усмешки ледяная маска потрескается и рассыплется
мелкой колючей крошкой… А от обморожений намажешься – вдруг еще теплей станет,
да под слоем крема кожа перепреет, да пот потечет? Крем тогда стечет вместе с
потом, а тут – дневной свет, хоть и мутный… Вот Сорочинский-Ярмаркин и не
рискует. Мало ли что от этого света случиться может. А у Головы все-таки
крупный бизнес, да и супруга строгая.