Политика по-русски
За последние полтора десятилетия нас приучили к мысли о том, что политика и мораль – вещи несовместимые, противоположные, взаимоисключающие. Поначалу нам говорили, что это плохо, но, к сожалению, так, мол, оно и есть, и ничего тут не изменишь.
Потом комментарии на эту тему стали, в основном, ироничными, как в песне, звучавшей в заставке телепередачи «Итого» с Виктором Шендеровичем: «Политика – грязное дело, а не институт благородных девиц». И вот постепенно этот тезис стал общим местом, чуть ли не аксиомой, в истинности которой сомневаться могут только мечтатели-идеалисты.
Кому и зачем понадобилось приучать нас к такой мысли, делать такую подмену очевидной истины ее противоположностью, — тема отдельного разговора. И время его еще настанет. Но пока абстрагируемся от исконно русского вопроса «Кто виноват?» и постараемся ответить на другой больной русский вопрос «Что делать?»
И начнем с того, что честно признаем: нравственность свойственна нашему народу. Тому народу, для которого осуждение общиной было пострашнее каторги. И наоборот, людское одобрение представлялось серьезным стимулом самых трагических поступков: «На миру и смерть красна».
Практически вся великая русская литература – это одна и та же драма, главный герой которой в силу разных сюжетных ходов оказывается перед непростым выбором. И вот эти-то метания с бессонными ночами, красными глазами и проявлениями лучших человеческих качеств и самых темных сторон души и привлекали великих писателей и многочисленных читателей.
И политика по-русски всегда была конфликтом между нравственной позицией и суровой необходимостью.
Вот декабристы идут на верную погибель, потому что стыдно дома остаться. А вот их палач – Николай I – мечется по залу, потому что понимает, что соображения безопасности требуют казнить и ссылать бунтовщиков, а честь дворянина подталкивает к помилованию.
Вот Александр II Освободитель отказывается от охраны даже после третьего покушения, потому что стыдно прятаться от собственного народа. А вот Достоевский спрашивает в «Дневнике писателя», пошли бы вы доносить о готовящемся покушении на царя, если бы случайно, стоя у витрины, подслушали неосторожный шепот двух бомбистов?
Так что разговоры о несовместимости политики и морали если можно вести, то уж никак не на русском языке. И потому сегодня нам особенно важно вспомнить, что совесть не помешает ни в одном деле, а тем более, в таком серьезном, как политика, где каждое решение влияет на судьбы сотен тысяч и миллионов людей. Да как вообще можно принимать решение, меняющее ход человеческих жизней, не поверяя его нравственными нормами?
Многое из того, что делает наша нынешняя власть, не помешало бы поверить вопросом: нравственно ли это? Нравственно ли, например, наряду с вертикалью исполнительной власти, выстраивать вертикаль единого общественного мнения?
Мы уже жили в такой вертикали, олицетворением ее была КПСС. Теперь КПСС возродилась под другим названием. Навязывать гражданам единую точку зрения, препятствовать существованию разнообразных, полярных взглядов в политике – это нормально? И здравый смысл, и сердце говорят – нет. Должно быть много концепций и программ, и тем, кто их предлагает, нужно дать право голоса. А уж граждане разберутся сами, кого им поддерживать.
Если где и нужны люди совестливые, так именно в политике. Ответственный политик не может руководствоваться в своих поступках просто желанием «быть во власти». Каждый, кто принимает серьезные решения, влияющие на жизнь населения, должен спрашивать себя: «Правильное ли это решение? Пойдет ли оно на благо моей стране, народу, который меня избрал?»
Увы, часто бывает так, что человек, добившись определенного высокого поста, делает все для того, чтобы удержаться на этом посту, а по возможности еще и подняться выше, — не для того, чтобы служить своей стране, а для того, чтобы решать вопросы личной карьеры или бизнеса. И если все эти усилия политик предпринимает ради себя – то их можно оценить только отрицательно, независимо от его принадлежности к той или иной партии.
Большинству граждан очевидно, что нравственная позиция политика связана с добровольным принятием ответственности за судьбу страны, стремлением сделать жизнь людей лучше.
Да, возможно, у такого совестливого депутата будут часто возникать сомнения – правильно или неправильно я поступил, проголосовав за такой-то закон, внеся такое-то предложение? Пусть эти сомнения будут. Возможно, они заставят его лучше разобраться в законе, за который ему предлагается голосовать. А возможно, ему удастся доказать несправедливость этого закона другим депутатам.
В итоге, чем больше будет сомнений, тем вернее закон окажется полезным, а не калечащим людские судьбы.
Думается, кратчайший путь к возвращению нравственного измерения политики лежит в обращении к представителям религиозных конфессий, авторитетным деятелям науки и искусства, философам, для которых нравственные принципы – не пустой звук, а основа любого поступка.
Эти люди могли бы составить своеобразный «этический совет», который будет давать оценку принимаемым законам. Такой совет сможет поставить вопрос перед депутатами: нужен ли нам предлагаемый закон? не случится ли так, что он принесет людям гораздо больше вреда, чем пользы? И, если необходимо, настоять на том, чтобы закон был изменен или вовсе не принят.
Говоря о духовенстве, отмечу, что было бы правильно, на мой взгляд, если бы представители религиозных конфессий были привлечены к работе судов. Например, в состав присяжных стоило бы ввести священнослужителей. Кто, как не они, смогут разобраться, какой поступок требует снисхождения, и как сделать суд справедливым без жестокости?
Прошу понять правильно: речь идет не о слиянии церкви и государства, а именно о приглашении священнослужителей в качестве советчиков, своего рода экспертов, способных посмотреть на законопроекты под углом морали, оценить с этической точки зрения любые действия и решения власти.
Герой одного современного американского романа, долгие годы не переступавший порог церкви, решает исповедоваться, но не знает, с чего начать. А когда пастор предлагает ему назвать свой самый тяжкий грех, он, немного подумав, признается: «Я сенатор».
