Про регламент и с чем его едят

Как известно, трудно сыскать, кому
хорошо живется в нашем благословенном Отечестве, и уж доподлинно известно, что
Предводителю живется очень непросто, ибо кто еще так же терзаем извечно всякими
противоречьями? Иной раз, как начнут противоречья спорить друг с другом на
несколько голосов, так прямо хоть святых вон выноси. Сам-то Предводитель
привычный, а вот посторонние разбегаются в ужасе. Говорят даже, что в соседских
храмах при этом лампады гаснут, но для приличия принято разводить руками и
пожимать плечами, растерянно молвя: «Должно быть, ветром задувает»…

Если на то пошло, то Щука споры
любит, особо кровопролитные – чтоб было с жертвами, разрушениями и наращиванием
долгов. Из споров она легко выходит победительницей: все, что требуется –
небольшое, но уверенное движение челюстей с характерным звонким зубным
клацаньем.

— Регламент, — говорит Щука и
показательно лязгает зубами, — уважаю. Особо к обеду. Особо с пепси-колой и
ватрушками.

Рак пятится назад и всем своим
видом пытается дать понять, что он здесь ни при чем, и регламент ни при чем, и
лучше заранее считать, что нет ни его, ни регламента. При этом Рак краснеет до
корней волос и панически беспокоится, что ведь кто-нибудь непременно решит,
будто ему стыдно…

Тяжелее всего Лебедю — уж как он
мается, как рвется в облака, за тридевять земель или хотя бы сквозь землю…
Трепещет, будто сердце, которое вот-вот выпрыгнет из груди или, может,
откуда-нибудь из уха. Тревожно Лебедю, напуган он: а ну как Батюшку Губернатора
прогневал? Ну как Батюшка скажет: «Какой же это Лебедь? Это же натуральный
Осел! И как я мог эдакую скотину бессмысленную в Предводители отправить на
всеобщее посмешище?!»

— Да ладно, — зловеще утешает Щука
и на всякий случай скалит зубы, — не до нас ему сейчас. Может, он ничего и не
заметит. Эка важность – регламент! И что за дурак его выдумал? Только работать
мешает. Его бы через мясорубку провернуть со специями да в рулет заказать, да с
лучком в духовке пропечь при 180 градусах… Вот тогда бы это был регламент! Хотя
под водочку и в сыром виде ничего – если закусить не выйдет, так хоть занюхать
можно… 

— Не заметит, наверное, — осторожно
говорит Рак, а сам с опаской по сторонам озирается и потихоньку назад пятится:
все ему мерещится, что мог вот так вдруг схватить без предупреждения ни за что
ни про что и оприходовать с пивом. – Тем более что нас, считай, и нет. И даже,
когда мы есть, нас все равно, как нет. А если нет никого, то и обижаться не на
кого, и наказывать бессмысленно, и отчитывать ни к чему…

— А если заметит, то, может,
вспомнит о Страшном Суде, где всякий поступок взвешивается, — трепещет Лебедь.
– Представит, как ангел в белых одеждах с крыльями говорит: «Жестоко было
эдакого Предводителем делать», — и добавляет на весы адскую гирьку… Если
подумает так Батюшка – наверняка, смягчится и вспомнит, какой тяжкий воз мы на
себе упорно и преданно тащим…

Что же до воза, то доподлинно
известно, что от всех случившихся метаморфоз он ничуть не пострадал и нисколько
не сдвинулся.