Режим морально изношен
Вячеслав Игрунов, директор Международного института гуманитарно-политических исследований, председатель партии СЛОН:
Революции 2003-2005 гг. на постсоветском пространстве — в Грузии и Абхазии, Киргизии и на Украине — удивительно похожи друг на друга, хотя и произошли в разных условиях. Например, Украина демонстрировала весьма высокие темпы экономического развития и заметное улучшение социальной обстановки в стране. В то же время Киргизия переживала тяжелейший экономический кризис и постоянный рост социальной напряженности. При этом и Киргизия, и Украина имели проблемы с национальной идентичностью, в то время как такой проблемы ни в Грузии, ни в Абхазии не существовало. С другой стороны, в Грузии не меньше, чем на Украине, играло роль национальное воодушевление и стремление к национальному возрождению. В Грузии и на Украине очень активно работали западные консультанты, в Абхазии и Киргизии — нет. Россия играла активную роль на Украине и в Абхазии, а в Киргизии и Грузии — нет. Список различий и нюансов может быть продолжен, но лишь для того, чтобы подчеркнуть, что не различия, а сходство является главным в победе этих революций.
Во всех случаях правящие режимы существовали довольно давно, 10-15 лет. Авторитет власти во всех случаях снизился до минимального уровня. Главные претензии, которые предъявлялись правящим элитам, носили моральный характер. И при этом они вовсе не связаны были с реальными заслугами тех или иных деятелей. Кучма, к примеру, обеспечил Украине стремительное экономическое развитие, снял целый ряд раздражающих конфликтов. Ардзинба — национальный герой и создатель новой абхазской госудасртвенности. Шеварднадзе вывел страну из гражданской войны, обеспечил рост авторитета Грузии в мире, продемонстрировал личное мужество в осажденном Сухуми и привел к власти молодых политиков, которые и стали его политическим могильщиком. Акаев создал наиболее демократический режим в Средней Азии, создав, по-видимому, впервые независимое Киргизское государство (я оставляю в стороне рукотворные мифы).
Вместе с тем, все перечисленные режимы были характерны не только высокой коррумпированностью, но и опорой на олигархические кланы, причем семейный бизнес во всех случаях имел более или менее существенное значение. Несправедливость и усиливающаяся социальная дифференциация и привела к моральной изношенности этих режимов.
С другой стороны, президенты демонстрировали личную вялость и нерешительность. Государственный аппарат был чрезмерно бюрократизирован, в элитах царил раскол. Короче, ни в одном случае власть не руководствовалась в первую очередь национальными интересами и испытывала дефицит в профессионалах. Именно эти черты режимов и привели к революциям. Дело не только в том, что оппозиция предложила новый образ будущего — хотя это тоже имело важное значение, но и в том, что власть оказалась деморализована и слишком слаба, чтобы справиться с неизбежным серьезным кризисом.
В свете сказанного выше можно свободно отказаться от мысли, что фальсификация выборов имела решающее значение. Во-первых, на Украине фальсификацией занимались обе стороны. О масштабах можно спорить. Во-вторых, фальсификация и прежде имела место. В России, где цветной революции не было, фальсификаций было более чем достаточно. Тем не менее, это не стало поводом для революции.
Но мобилизация людей во время выборов — отличный толчок для начала революции. Выборы — не причина для революции, но только форма революции. При этом реальный результат голосования имеет второстепенное значение. Тем более, что во всех перечисленных случаях имело место приблизительное равенство голосов. Важно то, что политически активное население оказывалось всегда среди «проигравших», а «выигравшие» опирались, прежде всего, на пассивных конформистов.
То же можно сказать и об отношении к России — на Украине оппозиция скорее негативно относилась к нашей стране, особенно к нашему вмешательству в процесс выборов. В Грузии оппозиции была еще более антироссийски настроена, чем действующая власть. А вот в Абхазии и Киргизии что оппозиция, что действующая власть одинаково хорошо относились к России. Поэтому фактор России имел второстепенное значение для Украины и практически не имел значения в других случаях.
Что касается социальной нестабильности, то это тоже сложная постановка вопроса: социальная ситуация в Киргизии или Абхазии стабильно плохая, а на Украине стабильно улучшалась. Конечно, и там, и там, и там — не сладкая. Но она не сладкая и в Узбекистане, и в Азербайджане, и в Молдавии — а революций там не произошло. Таким образом, я еще раз подчеркиваю самый влажный фактор: моральная изношенность режима, отсутствие доверия граждан к действующей власти.
Революций или серьезных кризисов следовало ожидать. Их исход небезразличен для России. Поэтому Россия неизбежно должна была вовлечься в политический процесс в странах-партнерах. Но такая вовлеченность должна была быть не ситуативной, а постоянной. У России должна быть доктрина постсоветской политики, основанная на осмыслении долгосрочных, стратегических целей страны.
Для реализации этой доктрины — если это серьезная доктрина — надо иметь государственные структуры, и не только в рамках МИДа, которые не спорадически, а систематически занимаются проблемами соседних стран. Эти структуры не должны «забывать» о той или иной стране даже тогда, когда государство в целом не может уделять слишком много внимания ей. Главное — сохранять непрерывность и преемственность политики. Но работать на уровне государственныхз структур совершенно недостаточно. Необходимо работать в рамках государственно- общественных структур. Например, политических партий — от «Единой России» до СЛОНа. Или государственно-общественных фондов. И таких структур, как Академия наук. Но и это не все. Необходима поддержка международной активности неправительственных организаций — от правозащитников до экологистов или любителей хорового пения.
Ничего этого Россия не имеет. Ни осмысления долгосрочных целей. Ни стратегии. Ни серьезных структур. Ни общественной активности. Поэтому изначально российская политика должна была потерпеть неудачу. Так и случилось. Редкие вымученные удачи — скорее островки в море поражений, чем реально подготовленный успех. Но и поражения таят в себе возможности успеха. Поражения можно обратить в свою пользу. Но и этого Россия не сделала. Во всяком случае, пока.
К сожалению, видимая реакция на поражения противоположна разумной. На мой взгляд, российская власть сделала только один вывод: Кучма, Акаев, Шеварднадзе просто оказались слабаками. Они не смогли вовремя применить силу. Отчасти это правильный вывод. Примени вовремя силу на Украине или в Киргизии, революций можно было избежать. Ненадолго. Затем крушение было бы еще более устрашающим.
Для того чтобы избежать революций, надо было искать компромиссы в элитах, выстраивать их в русле не эгоистических вожделений, а национальных интересов. Это сделать непросто. Но ведь даже попыток не было. Напротив, власть была вовлечена в корпоративные игры, в борьбу за частные интересы.
Нужно было постоянно расширять социальную базу власти и создавать все новые и новые механизмы социальной мобильности. Необходимо было не выталкивать в маргиналии амбициозных и талантливых людей, а находить для них ниши и рекрутировать в общественные и государственные структур.
