Шел мужик со Свердловки на Покровку

Целесообразно ли возвращать
исторические названия улицам Нижнего Новгорода? Целесообразно ли присваивать
новые имена городским улицам и объектам? Сложный вопрос. В каком-то случае
целесообразно, в каком-то — нет. Помню, мне не нравилось, когда Горький вновь
стал Нижним Новгородом: я ведь родился в Горьком и чувствовал, что такое имя у
закрытого в ту пору города – это не зря, город и вправду был горький. И
«горькие люди Горького города» – весьма симптоматичная характеристика, которую
дал родному городу Алексей Хрынов. Но все же в возвращении городу исторического
имени, безусловно, был смысл – хотя бы потому, что теперь это стал уже другой
город, его «открыли».

Сегодня Городская дума Нижнего
Новгорода рассматривает инициативу о возвращении площади Лядова исторического
названия площадь Монастырская. Для меня загадка, почему именно это происходит
именно сейчас. Могу лишь предположить, что кто-то за счет внесения этого
предложения хочет пропиариться, прослыть популистом, патриотом, заработать очки
на политическом поле. Уверен, что Городской думе и помимо площади Лядова есть о
чем задуматься: к примеру, о городских дорогах: настолько плохого их состояния,
в каковом они сейчас пребывают, я даже не припомню.

А для меня эта площадь уже вряд ли
станет Монастырской. Она так и останется площадью Лядова, хотя особых чувств к
этому революционеру я не питаю, более того, вообще ничего не знаю о нем. Я и
главный горьковский стрит чаще называю Свердловкой. А новое название Воробьевки
вообще не помню. Великое дело – привычка.

При этом я знаю, что общественные
организации Нижнего Новгорода готовят новые предложения по переименованию 40
улиц города. Стоит ли и оправдано ли это?

Стоит ли дорожить исторической
нижегородской архитектурой — сложнейший вопрос. Мой друг долгие годы жил в
одном из деревянных зданий на Славянской. В нем из удобств был только газ и
электричество, вода – на колонке за 300 метров, отопление с помощью
электронагревателя, холодный туалет.

Наверное, этот дом можно было тоже
охранять до последнего: все-таки построен он был в позапрошлом веке, но только
зачем? Жить в нем было крайне трудно, а зимой – просто невыносимо. И этот дом в
конце концов сам развалился – и люди из него съехали, кто куда.

Было бы логично выделить в городе
один типичный деревянный двор — к примеру, на Краснофлотской или на Студеной, —
отреставрировать его и превратить в туристический аттракцион, как это делается
во всем мире. Но отдаю себе отчет в том, что данный вариант невыполнимый,
утопический — власть не будет этим заниматься.

Вопрос — который остается вопросом
— я бы сформулировал иначе: что вообще важнее при принятии решений об
архитектуре — бизнес, деньги или «городская среда», духовность?

Хотелось бы ответить, мол, духовность
и городская среда. Правда, не очень понимаю, какую духовность несет  плохенький деревянный домишко без удобств,
например, тот самый, в котором жил мой друг. Это не духовность, а унижение.

Думаю, что и нормальная городская
среда возникает лишь в тех местах, где она не агрессивна по отношению к
человеку, где проживание не связано с унижениями. Большой вред городской среде
спальных районов нанесло так называемое «уплотнение» во дворах. Это
нововведение явно направлено против человека.