Шпана и «колонна»
В чем состоит настоящая причина масштабной проверки Комитета
против пыток силами прокуратуры, Минюста и налоговой службы, неизвестно. Мне известен
только повод, которым стало очередное заявление активиста НОД («Национально-освободительного
движения») Макашова. Как отмечается в прокурорском предписании, это обращение не
первое – мне уже несколько раз приходилось давать объяснения по поводу
обвинений в политической деятельности, которой якобы занимается Комитет против
пыток. И очередное обращение стало поводом для более масштабной проверки. Это
официальная версия, которая озвучена прокуратурой. Так это или не так, мне
сказать сложно.
На мой взгляд, чтобы ответить на заявление нодовцев, не нужна
такая тщательная проверка нашей хозяйственной деятельности. Активисты НОД
обвиняет меня в том, что я делаю некие политические заявления, которые они
расценивают как антироссийские. Но я совершенно уверенно могу сказать, что я
никаких антироссийских заявлений не делал – ни публично, ни кулуарно, ни в
узком кругу, ни в широком. Не потому что мне это кто-то запрещает, а потому что
я считаю себя настоящим патриотом, в отличие от тех же нодовцев. Почему-то у
нас шпана, если она нацепила георгиевские ленточки, хочет приватизировать все
патриотические ценности. И все, кто не с ними, объявляются «пятой колонной».
Тем не менее, хотя я действительно выступаю на различных
мероприятиях (в том числе и на митингах, как указывают заявители, «несистемной
оппозиции» — они об этом вчера говорили в комментариях СМИ), и какие-то из моих
выступлений можно расценивать как политические, но Каляпину Игорю
Александровичу, гражданину Российской Федерации, ни один закон никогда не
запрещал высказываться на политические темы. Комитет против пыток к этому
отношения не имеет – он никаких политических митингов никогда не организовывал.
А куда я иду в мой выходной день – мое личное дело.
Ровно эту позицию я неоднократно доводил до прокуратуры, и моими
письменными заявлениями дело всегда и заканчивалось. Я совершенно не понимаю,
что прокуратура собирается найти в наших финансовых документах на этот раз –
что мы митинги политические проплачиваем? Что ж, пусть проверяют.
В чем реальная подоплека нынешней проверки? Можно выдвинуть
множество версий, и верной может оказаться любая из них. Точно так же может
статься, что ни одна из них не верна.
Например, несколько дней назад вернулся из Чечни, где у нас идет два
очень громких процесса, по обоим активно обсуждается информация о применении
пыток к обвиняемым. Один из них очень известный человек, общественный активист
Руслан Кутаев – его сейчас все международные правозащитные организации объявили
политзаключенным. Другой процесс – по делу Идигова, которое рассматривалось в
прошедшую пятницу в Верховном суде. Это очень резонансные процессы, и я за
время пребывания в Чечне неоднократно имел очень неформальные и очень бурные встречи
с высшими лицами республики (не с Рамзаном Кадыровым, а, например, с замминистра
внутренних дел, главой администрации и т.д.). Нельзя исключать, что за
инициативой нынешней проверки против Комитета стоит заказ, связанный с этими
процессами.
В общем, наезды в отношении Комитета против пыток можно
ожидать с самых разных сторон. И эти ребята из НОДа могут быть всего лишь
инструментом более влиятельных сил, чьи интересы мы затронули.
За последние полтора месяца нодовцы три раза подавали на нас
заявления, и я каждый раз давал объяснения, теперь у нас забирают документы
мешками (пока унесли два мешка; если будет решено проводить еще более глубокую
проверку, потребуется грузовой автомобиль).
Сможем ли мы спокойно вздохнуть после окончания проверки?
Такой вопрос я задал вчера сотруднику прокуратуры, который руководит этой
работой. Он говорит, что, видимо, да. Но проблема в том, что закон не регламентирует
периодичность таких проверок. Он сказал, что не может гарантировать, что к нам
через неделю не придут с новой проверкой. Но – у нас проверяют все документы за
два года, и если придут через неделю снова, то будут проверять уже за неделю.
Вчера мы вчетвером – я и представители прокуратуры, Минюста и
налоговой – работали у меня в кабинете, пили чай, и я по телефону сообщал своим
сотрудникам, какой документ еще нужно подготовить. По поводу моего членства в
Совете по правам человека при президенте России скажу, что я не заметил, чтобы
это производило какое-то впечатление на проверяющих. В то же время несколько
моих коллег по СПЧ, увидев на лентах информацию о Комитете, звонили и
спрашивали, не нужна ли помощь. Но я поблагодарил и отказался – чем тут можно
помочь? Прокуратура занимается этим не для своего удовольствия, видимо, некие
силы на нее надавили и заставили провести масштабную проверку. Занятие это
очень скучное – не думаю, что прокурору доставляет хоть малейшее удовольствие
необходимость рыться в малопонятных банковских документах, треть из которых, к
тому же, на английском языке.
Прокуратура собирается проверять все виды деятельности
Комитета против пыток. Нас попросили предоставить материалы проводившихся нами семинаров,
тренингов, конференций, интервью. Прокурор спрашивал меня, в каком качестве я
нахожусь в СПЧ – как представитель КПП или в личном качестве. Я ответил, что
меня Комитет против пыток в Совет не выбирал, не выдвигал, я там нахожусь как
правозащитник Игорь Каляпин. При этом, естественно, в СПЧ я занимаюсь в первую
очередь теми темами, которыми занимается комитет – просто потому, что я их
лучше знаю.
Оценивая возможные последствия проверки, могу сказать
совершенно уверенно, что как бы она ни закончилась, мы не откажемся ни от
одного направления своей работы. Мы просто не можем этого сделать – все слишком
взаимосвязано.
Если мы оказываем людям юридическую помощь и боремся с
какими-то нарушениями, то делать мы это можем только публичными средствами.
Если мы не будем обращаться к обществу, в том числе через СМИ, мы не сможем действовать
эффективно. Если мы выясняем, что люди действительно потеряли здоровье в
результате действий полицейских, то мы не можем отказаться от возможности
направить их на необходимое платное лечение (на это специально выделяются средства).
Не собираюсь я отказываться и от участия в работе СПЧ – Совет помогает мне
решать стоящие передо мной, как перед правозащитником задачи.
Самое большее, чего могла бы добиться прокуратура – это внесения
нас в реестр «иностранных агентов». Для нас это означало бы закрытие
организации. Я не буду работать в качестве «иностранного агентства», для меня
это оскорбительный ярлык. И прокуратура нас уже проверяла на этот предмет –
тоже с изучением всех хозяйственных документов, с привлечением Минюста, ФСБ, УБЭП
ГУВД и так далее. Но оснований для внесения нас в реестр агентов они не нашли.
Проверка проводилась год назад, ничего качественного нового за этот год в нашей
деятельности не появилось. Но полной гарантии здесь никто не даст: государство
у нас не правовое, одни и те же законы могут применяться очень по-разному,
иногда с диаметрально противоположными результатами. Сегодня вы получаете
поощрение от государства, а через год ровно за то же окажетесь фигурантом
уголовного дела.
Насколько я знаю, главный руководитель НОДа — депутат Госдумы,
где сейчас развернута истерика по борьбе с «пятой колонной». Что это такое –
никто объяснить не может. Была обзывалка «иностранный агент», теперь — «пятая
колонна», нечто еще более аморфное. Макаревич – «пятая колонна», теперь и
Каляпин. И в суд за это не подашь – попробуй, докажи, что это оскорбление. Тем
не менее, наши недоброжелатели в прокуратуру с такой формулировкой обращаются,
заказывают проверку – и как в очередной раз прокурорский начальник расценит
нашу деятельность – черт знает. Решат, что мы оказываем вредное влияние на
государство – и на этом основании объявят нас «иностранными агентами». С них
станется. В нашей совсем недавней истории все это уже было, опыт есть…