Стрелков, Путин и нацизм
С первого публичного выступления
в Славянске всем стало ясно, что Игорь Иванович Стрелков – центральная фигура
войны в Новороссии. Существуют два прямо противоположных взгляда на
происхождение этой фигуры.
Первый: Стрелков – штатный
сотрудник ГРУ или ФСБ, направленный для проведения антикиевских операций. Это –
точка зрения Запада и Киева. Она, сама по себе, не дорогого стоит. Запад и
казака Бабая считает полковником ГРУ на том веском основании, что у Бабая растет
роскошная борода. А Киев ежедневно отлавливает десятки агентов российских
спецслужб, в чем исправно отчитывается пан Наливайченко, грозящийся вот-вот
всех их предъявить. Ждем-с…
Второй взгляд: Стрелков –
герой-одиночка. Отставной военный, реконструктор и поэт, идейный белогвардеец,
русский патриот, по своей инициативе появляющийся в горячих точках, чтобы
сражаться за русскую идею. Она и привела его в Славянск. Этот взгляд
превалирует в российских СМИ и в нашем общественном мнении. Его поддерживает (мягко
и ненавязчиво) сам Игорь Иванович в даваемых интервью. Слов нет, возникает
прекрасный образ (не сравнить с грубой прагматикой первого взгляда). Но все
прекрасные образы этого мира – романтичны, то есть не соответствуют реальной
действительности. По крайней мере, не полностью ее отражают.
Давайте пойдем от противного и на
минуту допустим, что верна точка зрения Киева (Запада): Стрелков действительно
является посланным в Новороссию агентом российских спецслужб. Как бы он вел
себя в этом случае? Очевидно, что именно так, как он ведет себя сейчас. Говорил
бы, что пришел сам, по зову сердца; жаловался бы на отсутствие помощи со
стороны России, упрекал бы наше руководство в пассивности. Или вы думаете, что
он продемонстрировал бы соответствующее удостоверение и, как на духу, рассказал
о поставленных задачах? Как должны были бы вести себя Россия и Путин? На весь
мир объявить, что Стрелков – «наш человек»? Об этом открыто заявляет только
товарищ Проханов. Но и он – не от имени государства. Официальные же круги, включая
президента, аккуратно дистанцируются. Что они и должны делать в любом случае.
Итак, ничто в действиях,
высказываниях самого Стрелкова и в реакции официальной России не исключает их
тесную связь. Что же ее подтверждает? Сама действительность и даже не очень
глубокий ее психологический анализ. Романтик-одиночка вполне мог попытаться
«реконструировать» борьбу за «Белую идею» и с этим явиться в Славянск. Что
дальше? С одной стороны, – анархическая добровольческая масса, перед которой
предстал «чужак» из Москвы, желающий верховодить. С другой, – военизированная
масса Киева, подавляющая своим количеством и вооружением. В такой ситуации у
романтика-одиночки три варианта. Лучший, «белогвардейский»: пустить себе пулю в
лоб. Средний, «гумилевский»: попросить дать докурить папиросу перед расстрелом
(хотя это тоже, скорее всего, романтическая легенда). Худший (поскольку совсем
не романтический): бесславно погибнуть от пули чужих или своих. Для любых
других вариантов нужен уже не «реконструктор», не романтик, а человек
совершенно иной психологической организации и практической подготовки.
Всеми своими действиями (а не
словами) Стрелков демонстрирует этот иной тип: неуклонная воля, хладнокровный
расчет, полное владение ситуацией, позволяющее ему всегда совершать именно то,
что необходимо совершать в данный момент. Он скрывает правду там, где это
совершенно необходимо (помощь России). С другой стороны, публично обнажает те
факты, которые, казалось бы, вовсе и невыгодны для него. Так было с
мародерством, расхищением гуманитарной помощи, своеволием ополченцев. Здесь не
стоит видеть борьбу за чистоту «белогвардейского мундира». Это всё – действия
прозорливого военачальника, понимающего глубинные механизмы той войны, в
которой он участвует. Успех любой партизанской
войны зависит не столько от
побед над противником, сколько от внутренней сплоченности самих партизан. Если
регулярную армию сплачивает дисциплина, основанная на законе (будь то
конституция государства или контракт с частной фирмой), то партизанский отряд и
отряды связывает только «дух войска», как говорил Лев Толстой. Когда этот дух
даже не исчезает, а только ослабевает, то связующие нити рвутся и партизаны
неизбежно превращаются в бандитов (чеченские боевики последнее тому
свидетельство). Отслеживание, предотвращение этого процесса и составляет
главную заботу Стрелкова. Этим продиктовано большинство его публичных
заявлений: о расстреле мародеров, извинение перед жителями Донецка и даже
призыв к женщинам вступать в армию (как упрек не вступающим мужчинам).
Но всё перечисленное не сыграло
бы особой роли без твердой первоначальной основы: выдающегося военного и
административного таланта, ограненного, несомненно, специальной (даже
специфической) выучкой. И еще без одного: без твердой уверенности в том, что он
всё делает правильно. Иначе и добровольческая масса не поверила бы, не пошла бы
за ним и не превратилась бы пусть в маленькую, но армию. И укры[1] не
уразумели бы, что Стрелкова не взять майданными прыжками.
Откуда эта стратегическая
мудрость, специфическая выучка, уверенность в правильности совершаемых действий
у романтического Дон Кихота? Да, ниоткуда. Потому что Дон Кихота нет и не было.
Есть уникальный специалист, направленный в Новороссию для выполнение задания,
известного только ему и его пославшим. Лишь такой человек мог добиться столь
колоссального успеха в столь сложном деле. Где там одиночке-реконструктору…
Так, значит, нет прекрасного
образа идейного белогвардейца, искреннего русского патриота, поэта, взявшегося
за оружие? Почему же нет? Ничуть не сомневаюсь, что и Белая идея есть, и
жертвенный патриотизм демонстрируется ежедневно, и стихи, опубликованные в
Интернете, мне представляются замечательными. Уверен, что это всё – чистая
правда. Только не вся.
«Отправляясь сюда <…> я,
конечно, решилсявзять роль. Самое бы лучшее совсем без роли, свое собственное
лицо, не так ли? Ничего нет хитрее, как собственное лицо, потому что никто не
поверит. <…> Яи
остановился на собственном лице окончательно»[2], – так рассуждает о выборе «масок» один из
героев Достоевского. А этот выбор ограничен и поэтому часто повторяется. Вот
мне и думается, что при создании «легенды» Стрелкова перед выполнением задания[3], остановились на его «собственном лице
окончательно». Скрытыми оказались только мелочи – наличие самого задания и его
конкретное содержание. Так и родился образ одиночки Дон Кихота сначала по
собственному хотению поехавшего в отделяющийся Крым, потом в бунтующий Киев и
остановившийся в тогда еще более-менее спокойном Славянске. Публичные
высказывания Стрелкова (кроме, разумеется, чисто информационных) – часть роли,
которую он играет, «стихи», которые сами по себе могут быть и очень хороши, но
их нельзя принимать за реальность.
2. «Путин слил»
Боюсь, что к этому моменту многие
прекратили читать мою статью, уразумев, что я ломлюсь в открытые двери: всем и
так понятно, что Стрелков послан Москвой. Может быть… Значит, пишу для таких же
непонятливых, как я сам. Когда появилась фигура Стрелкова, я ничуть не
сомневался (в силу перечисленных выше оснований), что он выполняет специальное
задание России. Но потом как-то получилось, что это знание стало жить во мне
отдельно от анализа текущей ситуации, практически не пересекаясь с ним.
Следствием стало то, что я, как и очень многие, впал в «патриотическую
истерику». Просто нервы не выдержали: там творится такое, а мы ничего не
делаем. (Я, правда, никогда не думал, что «Путин слил». Да в истерике люди
вообще-то не думают).
Вышел я из этого, малопочтенного
для мужчины, состояния только благодаря восстановлению логической связи между
действиями Стрелкова и политикой Путина. Вернемся к первой части статьи и
примем за данность то, что Стрелков действительно выполняет конкретное задание
«Москвы». Тогда возникает неразрешимое противоречие: «Путин слил», а посланный
им Стрелков хладнокровно, планомерно и уверенно продолжает выполнять задание.
Зачем?
Зачем было разрушать
романтический образ и покидать Славянск? Дон Кихот, столкнувшийся вместо
ветряных мельниц с «Градами» и «Буранами», тут же бы погиб, а не стал
отступать, спасая Санчо Пансу. Белогвардеец застрелился бы. «Слитый» агент
вернулся бы на территорию России. Стрелков же сделал то, что не укладывается ни
в один из этих образов: он одним махом выполнил три важнейшие стратегические
задачи.
Во-первых, спас свою армию при
минимальных (но неизбежных) в такой ситуации потерях. Во-вторых, спас Славянск,
Краматорск и его оставшихся жителей от окончательного уничтожения. Тут следует
чуть остановиться, поскольку в адрес Стрелкова сыплются упреки в том, что этих
жителей он предал. Для полноты картины предательства запускают, например,
провокаторшу, вопящую о распятии карателями младенца в оставленном Славянске.
На самом деле, всем ясно, что каковы ни были на захваченных территориях
зверства карателей, они просто не могут превысить те жертвы, которые были бы в
случае продолжения обстрелов и бомбардировок, полной блокады, лишения жителей
еды и воды. Другой упрек может касаться того, что теперь участь Славянска
уготована Донецку. Тяжело признать, но это более-менее так. Однако надо
понимать, что в городах Славянского региона ситуация дошла до критической
точки, а в Донецке еще нет. Звучит цинично, но – идет война со всеми ее ужасами
и цинизмом.
Мирное население страдает от всех
войн с начала ХХ века. Это раньше было: «И вот нашли большое поле, есть
разгуляться где на воле…» Но и раньше гражданские
войны велись по совершенно
иным правилам: там никаких «больших полей» не искали, а всеми методами, при
любых обстоятельствах уничтожали друг друга.
Большинство войн между государствами ведутся ради обретения
территориальных, политических, экономических выгод. Поэтому они вовсе не
требуют истребления и порабощения противника. Всех, как правило, устраивает
достижение поставленных целей и меньшей ценой. Кроме того, у каждого
государства есть своя исконная территория, на которую при неудаче можно
отступить. И даже поражение может не являться глобальной катастрофой
(исключением является Вторая мировая, в которую гитлеровский нацизм внес свою
специфику).
Иное дело война гражданская. В ней
сражаются за одну территорию,
на которой каждая из воюющих сторон хочет жить и утвердить свои принципы жизни.
Другая же либо безоговорочно
примет эти принципы, либо будет уничтожена, поскольку жить ей станет негде.
«В России, господа, две силы: большевики и мы. <…> Или мы их закопаем, или, вернее,
они нас», – говорит у Булгакова белогвардеец Алексей Турбин. Вторит ему
большевик Бунчук у Шолохова: ««Они нас или мы их!.. Середки нету. На кровь – кровью. Кто кого…
Понял?» Поэтому нельзя всерьез воспринимать призывы к мирным переговорам между
Новороссией и Киевом. В гражданской войне возможен только один тип переговоров:
победившая сторона обсуждает с проигравшей условия ее капитуляции.
В гражданской войне хуже всего
приходится тем, кто в «середке», кто не определился и не выбрал правоту одной
из сторон, кто (по словам другого героя Шолохова) «к берегу не прибьется и
плавает, как коровий помет в проруби». Они, эти самые «мирные жители», неизбежно
становятся бессмысленными жертвами. И это никак не зависит от воли Стрелкова и
даже Порошенко, которые могут лишь смягчить удар. Вот Стрелков и смягчил, уйдя
из Славянска.
Третья задача, которую решил
отход Стрелкова. С военной, стратегической и даже идейной позиций, надо
признать, что Славянск просто исчерпал себя. Он уже выполнил свою роль точки
возгорания сопротивления. Факелом, зажегшим всю Новороссию (а тем более,
Малороссию) он, увы, не стал. Не его вина. По-настоящему «запылал» только Луганск,
где явился свой выдающийся военачальник, тоже «одиночка» – отставной старший
сержант Валерий Дмитриевич Болотов. А сам по себе факел рано или поздно должен
потухнуть, Такая судьба и была бы уготована Славянску, если бы не уход оттуда
Стрелкова, который перекинул свою армию в центр Донбасса, многократно увеличив
масштаб сопротивления. Теперь Славянск в веках останется «факелом»
сопротивления. И навсегда сгинет пиарова победа Порошенко. Нет, я не забываю о
жертвах, но война идет настоящая, а не игрушечная.
Специфически военной стороны дела
я не обсуждаю, так не являюсь военным специалистом. Думаю, они высоко оценят
маневр Стрелкова. Но даже для меня стратегические завоевания отхода из
Славянска вполне очевидны.
Повторяю, что такое развитие
событий было бы просто невозможно при вариантах с одиночкой Дон Кихотом или
«слитым» агентом. А раз Дон Кихота нету, а агент не «слит», то значит, всё идет
по плану, о котором знают и Путин, и Стрелков, постоянно демонстрирующий, что
он полностью уверен в том, что делает и видит четкую цель своих действий. И
цель эта вовсе не состоит в героической гибели.
Простая логика приводит к выводу,
что такой план существовал с самого начала (конечно, видоизменяясь и
корректируясь). В чем именно состоит сам план, я и знать не хочу, так как, если
смогу угадать я, то это плохой план: его может прочитать и враг. Пусть голову и
перья (компьютеры) ломают политологи: чем больше они придумают версий, тем
более запутается враг. А нам остается видеть очевидное: покуда действуют Стрелков и Болотов, никто
никого никуда не «слил». Борьба за Новую и Старую Россию продолжается единым
фронтом, но на разных направлениях: Москва – Донецк – Луганск.
Стрелков носит маску всеми
брошенного белогвардейца. Маска красивая, но печальная. Всем, кто ей любуется,
напоминаю, что белогвардейцы проиграли по всем статьям. Во многом и потому, что
были брошены, преданы всем миром. Но под печальной маской – настоящий Стрелков,
который не брошен и не предан. И он не проиграет.
3. «Мы сохраним тебя, русская речь»
Первоначально я вообще не хотел
писать эту статью, поскольку ее тезис совпадает с позицией Запада и Киева:
Стрелков – агент Москвы. А мне не хотелось еще раз тиражировать точку зрения
врагов России. Но «по размышленье зрелом», решил, что поскольку я – лицо
частное, заведомо не обладающее никакой инсайдерской (как теперь говорят)
информацией, то и могу высказывать свой взгляд, не обращая внимания ни на чью
реакцию. Поэтому я не обязан, в отличие от официальных лиц, утверждать, что
Россия не оказывает никакой помощи Новороссии. Все и так знают, что оказывает.
Но только в том объеме, который не нарушит баланс с американской помощью Киеву.
(Я не имею в виду количественное равенство. Его не может и быть, поскольку
Америка часть помощи предоставляет официально и открыто: от государства –
государству. Мы же такой возможности лишены). Негласное соблюдение некоего
баланса необходимо для того, чтобы не дать США и Европе формальный повод для
качественного усиления военной поддержки Киева. Нарушение этого баланса
неизбежно приведет к мировой войне, которой по-настоящему никто не хочет.
Отсюда и бесконечные санкции против России. Западу кажется что с их помощью, но
без затраты особых ресурсов, можно принудить Россию к капитуляции, заставить
отказаться от поддержки Новоросси. Кто бы стал применять всё нарастающие
санкции (затрагивающие и экономические интересы Запада) к России, «слившей»
Юго-Восток?
Нынешняя Россия помогала
Новоросии и будет ей помогать всеми доступными на данный момент средствами. Это
ее не столько геополитический, сколько нравственный долг: помочь русским людям,
временно проживающим на территории другого новообразованного государства.
Однако если бы эти люди сами не осознали невозможность своего пребывания в
«Незалежной», то Стрелков с его добровольцами и хоть сотня агентов ГРУ, ФСБ тут
же оказались бы в киевских тюрьмах, выданные местным населением (как и сдает
сейчас это население ополченцам сбитых киевских летчиков). Опыт любой
партизанской войны говорит о том, что она возможна только при серьезной
поддержке местного населения.
Киев заявляет, что это население
одурманено «путинской пропагандой». Не буду вообще касаться вопроса о
справедливости подобного утверждения. Это не суть важно, поскольку у Киева был
стопроцентный способ в один миг лишить почвы не только любую пропаганду, но
исключить самую возможность гражданской бойни.
С самого начала войны на
Юго-Востоке все стали искать причины ее возникновения. Нашли великое множество:
политика США и Европы, самочинный захват власти в Киеве, закономерный распад
искусственного государственного образования «Украина», передел собственности
олигархов, интересы межнациональных корпораций, сланцевый газ и т.д. Всё это,
по-видимому, справедливо, но сама множественность причин обесценивает каждую из
них в отдельности. Совокупность совокупностью, но должна же быть одна причина –
главная, первоначальная, без которой никакой войны в данное время в данной
точке не было бы. И если отсеивать постепенно то, что не могло одно, само по
себе, привести к событиям такого масштаба, приходишь к странному выводу.
Странному потому, что в наше прагматическое время мы уверены, что всё движется
благодаря экономическим или (в крайнем случае) геополитическим рычагам. А тут,
вдруг, на первый план выходит чисто гуманитарный вопрос: в Новоросии идет война за язык (тот же вопрос сыграл главную роль и в
присоединении Крыма к России). Все остальные причины тоже существуют и имеют
огромное значение, но они паразитируют
на первоначальной.
В первой же момент после
свержения Януковича, 23-го февраля 2014-го года Рада отменила даже тот
межеумочный закон о региональных языках, который был принят при прежнем
президенте. Это былсимволический знак, не имевший особого практического
значения: отменили закон, который никогда не работал (на его реализацию не было
выделено ни гривны). Тогда и заволновался Юго-Восток. Если бы пришедший к
власти Турчинов-Яценюк действительно хотел мирно погасить эти волнения,
предотвратить раскол Украины, то у него появился тот самый стопроцентный шанс,
о котором я говорил:принять закон о русском как втором государственном.
Именно закон о языке (а не смутная «федерализация», под которой каждый может
подразумевать свое) положил бы конец всем упрекам в неравноправности разных
частей Украины.
Этот шанс, конечно, не был
использован. Почему? Происки США? Штаты, я думаю, гораздо больше волнуют базы
НАТО, а не вопрос о том, «мова» либо не «мова». Европа заинтересована в
экономической и политической экспансии, а вовсе не в языковой. И добыче
сланцевого газа язык не помеха. Таким образом, отсеиваются сопутствующие причины
Юго-восточной войны и обнажается основная, первоначальная.
Зародилась она не в Госдепе США,
и не в ОБСЕ, а внутри Майдана, породившего киевскую хунту. Причина эта – нацизм. Именно борьбу с
нацизмом и сделали своим лозунгом ополченцы Новороссии. Киев отрицает: мы – не
нацисты, это – клевета Москвы. Хорошо, так разоблачите ее перед всем миром: примите закон о равноправии того
языка, на котором говорит Новороссия. Конечно, теперь, когда ее земля
пропитана кровью и гарью, это уже само по себе не решит вопроса. Но хотя бы
продемонстрируйте, что вы хоть сейчас отрекаетесь от нацистской идеологии.
Однако всем ясно, что принятие
такого закона даже теоретически невозможно: оно означало бы, что нацизм сложил
свои знамена.
Мне приходилось писать о том, что
имеются все основания считать пана Порошенко носителем нацистской идеологии. Я
не имел в виду, конечно, его личные идейные убеждения: все убеждения людей
подобного склада исчисляются в валюте. Я говорил о том, что он пришел к власти
под лозунгом бандеровских нацистов «Слава Украине!». Но этот аргумент
действовал до официального вступления Порошенко в должность. Теперь он оттеснен
на второй план другим, гораздо более веским – языковым. Приняв власть в разгар
гражданской войны пан президент поспешил подтвердить свою приверженность
прежней нацистской языковой
политике:
«Единственным государственным,
конституционным языком Украины был, есть и будет украинский язык».
Разговоры (только разговоры,
против которых уже ополчились радикальные нацисты) о предоставления языкового
вопроса в ведение местных общин – демагогическая фикция, адресованная
«демократическому Западу». Сводится она, по существу, к дарованию права частным
гражданам в частных разговорах общаться на родном языке. Для этого, разумеется,
никакого закона и не нужно: со своим приятелем в любом государстве я могу
разговаривать хоть на суахили. Что поселковый совет или даже областной сможет
открывать свои университеты, институты, определять язык преподавания в школах и
почасовую раскладку языковых уроков? Или сможет организовать широковещательные
СМИ и издательскую деятельность? Вести делопроизводство (в общении с
центральной властью) на родном языке? И ключевой вопрос: развитие каких языков
будет финансировать государство (а не сельсовет)? Вопросы риторические, вернее,
имеющие один-единственный ответ.
Этот ответ и дает пан Порошенко.
Если он даже захотел бы хоть чуть-чуть уклониться, его мгновенно сожрал бы и
выплюнул господствующий вокруг нацизм. Я имею в виду не отдельных нацистских
лидеров (Ляшко, Тягнибока или Фариону), а сам нацизм, который является основой
идеологи всех киевских «Майданов». Не только последнего: не сейчас воздвигнуты
памятники нацисту Бандере (первый – в 1992-м г.), не сейчас (в 2009-м) улица
Коминтерна в Киеве переназвана (своеобразное чувство юмора) в честь нациста
Симона Петлюры. Кстати сказать, нынешняя «Украина» поднимает знамя Бандеры, а
не Петлюры лишь из-за региональной специфики: Петлюра – нацист малороссийский,
а сейчас торжествует нацизм галичанский.
Совершенно необходимо четко
разграничивать понятия «национализм» и «нацизм». Национализм – это
приверженность культуре своей родины. (И я, например, считаю себя русским
националистом). Нацизм –
утверждение культуры своего народа за счет уничтожения культуры другого.
Народ Новороссия борется за свою
культуру. Это – национализм. Луганцы или харьковчане никогда не требовали от
жителей Тернополя или Черновцов говорить по-русски, жить в русском мире.
Задачей же киевской власти является подавление русской культуры Новороссии, ее
«украинизация». Это – нацизм. Нацизмом является сам факт обозначения
русскоговорящих жителей «Украины» – более чем сорока процентов всего населения
страны – как «языкового меньшинства». Да еще и попрыгать надо, чтобы доказать,
что не «москаль».
Вам дорог ваш язык? Так не воюйте
против русского, а создайте на своем хоть что-нибудь толковое, чтоб и «негр
преклонных годов» вашу мову выучил. А то ведь всем писателям-малороссам творить
приходилось на русском: Сковорода, Гоголь, Короленко… Даже превозносимый вами
Шевченко прозу свою создавал вовсе не на мове. Английский стал великим языком
не потому, что на нем заставляли говорить жителей Нигерии, а потому, что
по-английски писал Шекспир. Но нацизм этого не понимает.
Даже тот чисто декоративный закон
о региональных языках, о котором я упоминал, вызвал шквал негодования
укронацистов. Так, например, в 2012-м году Нацкомиссия по вопросам защиты
общественной морали призывала Януковича наложить вето на этот закон, поскольку
он «угрожает гражданскому
миру, согласию и стабильности в Украине, порождает сепаратистские настроения,
противоречит интересам национальной безопасности Украины, ставит под угрозу
сохранение её единства».
Каким это образом, позвольте
спросить? Украина стремится в Европу, вот и посмотрите туда. Что немецкоязычная
Австрия жаждет присоединиться к Германии? Или австрийцы не осознают себя особой
нацией? Или четырехъязычная Швейцария распадается на четыре части? Швейцарским
кантонам не мешает чужой язык.
Мешает он только нацизму. В
случае с «Украиной» – галичанскому. Речь идет о самой мерзкой разновидности
нацизма – нацизме лакейском.
Галичане больше всего хотят стать «панами», а из малороссов и новороссов
сделать таких же ничтожных холопов, какими сами галичане были в Польше и
Австро-Венгрии. Именно из-за этого идет война. Всё остальное прилагается.
Поэтому Россия не может остаться
в стороне – это война и против нее. Россию отстаивают Стрелков и Болотов.
Россию отстаивают Путин и Лавров. Мы отстаиваем свое. Нацисты уничтожают чужое.
Заглавие этой части статьи я взял
из стихотворения Анны Ахматовой «Мужество». В самом начале жуткой войны, когда,
казалось, Гитлер вот-вот победит, поэтесса писала, что не страшно и не горько
самое страшное и горькое: «Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько
остаться без крова…» А не страшно потому, что война шла за существование нации и ее главного
достояния – языка:
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!
В той «языковой войне» мы
победили, сохранили, спасли. Победим и в этой.
Глеб
Александрович АНИЩЕНКО, литератор.
Обнинск,
2014, июль.
