«В нашей деревне огни не погашены…»
В американском зверинце — перестановки. Республиканцы-слоны уступили место демократам-ослам. Пока еще только в клетках сената и конгресса. Но это значит, что главного слоненка, Джорджа Буша, тоже погонят из "белодомовского" стойла. Какие перемены обнаружились в мире после слоновьего поражения?
Множество чиновников-республиканцев, покачивая хоботом, вслед за министром обороны Рамсфельдом, приготовились оставить властные кормушки, чтобы вернуться в родные банки, корпорации, электронные и ракетно-космические фирмы. Солдаты оккупационной армии, кого еще не достали осколки и пули, надеются побыстрее убраться из Ирака. У Саддама Хусейна, кому показали петлю, появился шанс на помилование. Облегченно вздохнули иранцы, на которых проигравший Буш вряд ли кинет атомную бомбу. Кукла Саакашвили, напяленная на мизинец Буша, отложила в сторону деревянный кольт, которым целила в сторону Абхазии и Южной Осетии. Спокойнее стали чувствовать себя страны, кому чернокожая слониха Кондолиза Райс обещала демократию вперемешку с ковровыми бомбежками.
Российские "силовики" и "чекисты" встревожены поражением американских "силовиков" и "чекистов" — негласному союзу и тайным симпатиям приходит конец. Одолевшие в Америке "либералы" усилят спрос с "питерцев" за "ущемление прав человека", "за Чечню", "за убийство Политковской", за распил ЮКОСа, за "мученичество Ходорковского". Над нефтедолларами "силовиков", размещенными в зарубежных банках, нависла опасность, а призрак Гаагского трибунала стал витать над кремлевской стеной.
Победа демократов оживила дистрофиков "Яблока" и СПС, у которых — симпатизанты в Америке. Всколыхнулось олигархическое и либеральное подполье, перед которыми замаячил антипутинский реванш. Березовский и Невзлин предвкушают сладость возвращения на Родину и праведные суды над "беззаконниками" Устиновым и Колесниковым.
После подсчета голосов в штате Мэриленд резко изменилась обстановка в колонии Краснокаменска. Ходорковского из барака перевели в отдельную комнату с телевизором, застелили стол скатертью, подали французское вино и креветки. А начальника, посылавшего узника в карцер, уволили за превышение полномочий.
Спокойно и незыблемо чувствуют себя Кудрин, Греф и Христенко — друзья и ослов, и слонов. Они действуют в интересах Америки в целом — следят, чтобы русские финансы, сырьевые потоки, интеллектуальные ресурсы регулярно высасывались из дистрофичной России и поступали в распоряжение Америки. Эта "тройка" управляет контрибуцией, которую оккупированная Россия выплачивает оккупантам.
А что же думает остальная Россия, за пределами двух-трех мегаполисов, пылающих в ночи, словно горы бриллиантов? Что думает об американских "ослах" и "козлах" ночная, занесенная снегами страна, среди стылых лесов и рек, заледенелых полей, в своих деревнях и селениях? Коснулись ли ее перемены на другом, перекормленном, рыгающим от сытости континенте? Что думают одинокие старики и старухи, умирающие в нетопленных избах? Мужики-алгоголики, стенающие в пьяном бреду? Синюшные дети, к десяти годам не ведающие грамоты? Они не привлекают внимания политологов. От них отворачивается телевидение с перламутровой слизью сериалов и невыносимых ток-шоу. О русской деревне перестали говорить, как не говорят о покойнике, который умер и лежит, необмытый, неприбранный, в мерзлой избе, и мысль о котором мешает смеяться шуткам Петросяна, дебатам о "мигалках" в Думе, разглагольствованиям о "русском фашизме".
Но русская деревня жива. Не вся спилась. Не вся залезла в петлю. Не вся побежала на багровые зарева городов, нарядных, как игральные автоматы. То здесь, то там светятся в полях огоньки. На машинном дворе с тусклой "переноской" лезет под старенький трактор небритый механизатор, орудуя молотком и зубилом. Торопится по заснеженной тропке ночная доярка выдоить буренок, сбившихся в последнем, уцелевшем коровнике. В ночной конторе засиделся председатель не разорившегося колхоза — орудует калькулятором, радуется доходам, вздыхает над убытками. Немолодая учительница перелистывает тонкую стопку тетрадок — школа хоть и малолюдна, но звенит звонок, топится печь, стучат на крыльце детские каблучки. Проснулась в полутемной избе молодая мать, прижимает к груди новорожденное чадо. Деревня жива, борется с обступившими несчастьями, сражается из последних сил, взывает о помощи.
Её надо заметить, русскую деревню. Не только Президенту или вице-премьеру Медведеву, но и народу, который в городах сбился в многомиллионные клубки, но в душе остался деревенским. Заметить депутатам, среди которых нет ни единого крестьянина, но русская родовая память в них деревенская. Заметить изобретателям и ученым, которым пора принести в деревню недорогие отопители, электрогенераторы, чудесные знания, повышающие надои и плодородие почв. Заметить писателям и художникам, которые не пропоют очередную тризну о деревне-покойнице, а напишут о невидимых миру радениях, не дающих селу упасть.
Деревня не сдается. Силится отбиться от мироедов-перекупщиков, раздевающих крестьянина до нитки. Старается создать сельхозкооперацию, занятую рынками сбыта. Ратует за крестьянский банк с дешевыми кредитами для фермеров и кооперативов. Внимание страны к деревне, чуткое вслушивание и вглядывание в деревенскую жизнь, моление о деревне, упование на неё как на прародительницу всей русской жизни и красоты — есть часть технологий "Пятой Империи", которые помогут осуществиться Национальному проекту "Деревня". Без оной России не быть.
Оригинал этого материала опубликован в газете «Завтра».
