Все в Зимний сад!
Ильдар Абузяров — человек для меня таинственный, не всегда мне понятный, но очень любимый мной. Он относится к той, очень малой части людей, о которых знаешь наверняка — они не способны на дурные поступки.
Наверное, это качество должно как-то отражается и на том, что пишет Ильдар. Вообще, наши характеры, с их слабостями и достоинствами, вполне видны в наших сочинениях. Надо только уметь присмотреться. Но вот в случае с Ильдаром проследить связь его характера, его обаяния, его мироощущения с написанным им текстом не всегда удаётся. Некоторые вещи его я очень люблю, некоторые не понимаю совсем; но в любом случае, я воспринимаю Ильдара, как редкое, ни на кого не похожее литературное явление.
Мы знакомы с ним уже лет семь: я узнал его еще, когда Ильдар жил в Нижнем, и только что издал первую свою книгу "Осень джиннов". С тех пор он перебрался в Москву, опубликовался почти во всех федеральных "толстых журналах", стал исполнительным директором журнала "Октябрь", и вообще своим человеком в самых высоких литературных кругах.
Но я думаю, что главные успехи у Ильдара впереди. Не смотря на тривиальную формулировку вышепроизнесенной мысли, я действительно уверен в сказанном: Ильдара, повторяю, еще ждет большой успех.
— Ильдар, помню, ты очень интересно рассказывал о своем отце (и мы, добавлю, обнаружили некое сходство в наших родителях). Как ты думаешь, откуда в семьях "советской интеллигенции в первом поколении", по сути — в рабочей среде — появляются такие странные дети, как Ильдар? — с каким-то очаровательным, необъяснимо возникшим и развившимся внутренним миром — который затем стал вполне самодостаточным миром литературным…
-Да, это все очень странно. Однажды я поехал со своим другом к его родственникам в поселок Шарангу. И вот только я переступил порог дома, как тут же узнал в хозяине дома и отце семейства лет сорока пяти-пятидесяти, поджаром с нервным лицом тот особенно дорогой мне тип рабочего интеллигента.
Все в его доме было в порядке, все починено, отремонтировано и налажено, кролики накормлены, рабочая смена отпахана — и этот человек со спокойной совестью занимался тем, что разбирал шахматную задачку.
Со спокойной ли? Я почему-то сразу вспомнил своего отца, который никогда не мог успокоиться: то брался за изучение немецкого языка, то по учебникам разбирал искусство класть камин, то пытался разучить очередную мелодию на аккордеоне. И все-время его что-то мучило, что-то не давало остановиться на достигнутом. Может быть, вечные вопросы, на которые так трудно найти ответ…
Думаю, многое, что во мне есть хорошего — от этого живого неподдельного интереса ко всем окружающему… Например, если в семье постоянно читают — то и ребенок в подражание начинает тянуться к книгам. Так и во всем другом…
Однажды, приехав с приисков Дальнего Востока, отец попросил меня принести из библиотеки какую-нибудь книгу почитать. Так я впервые стал копаться в книжных полках с художественной литературой…
На самом деле, одно из самых приятных открытий от разговоров в последнюю нашу встречу, это то, что наши отцы очень похожи в своей судьбе. И даже родились и умерли почти в одно и то же время, и по одной и той же причине. В результате я почувствовал некоторую степень родства с тобой… Так, словно наши родители несли один общий крест, если можно так сказать.
— У меня есть твердое ощущение, что Ильдар Абузяров — писатель-одиночка. Ты как воспринимаешь свое место в так называемом "литературном процессе"? Есть у тебя своя русская литературная генеалогия? Есть такие литературные собратья, которых ты воспринимаешь в качестве спутников — людей идущих в одном с тобой направлении? Я вот могу назвать какие-то имена людей, близких мне — иногда эстетически, иногда идеологически, — в любом случае близких. Скажем, Шаргунов. Скажем, Гаррос. Есть ли у тебя ощущение некоего поколенческого родства с теми или иными современными литераторами?
— Это самый сложный и болезненный для меня вопрос. Мне бы очень хотелось иметь среду, в которой я ощущал бы себя как рыба — не просто в воде — но и в косяке (в прямом и переносном смыслах). Думаю, роль среды в моем случае выполняет литературная тусовка. У меня есть друзья писатели и поэты, с которыми я всегда могу поделиться своими сомнениями и творческими замыслами, спросить совета, наконец.
Но в конечном итоге, я чувствую себя одиночкой. Только лист — как зеркало и я. Может быть, меня быть одиноким обязывает профессия. Захотел бы играть в команде, пошел бы в футбол или в академическую греблю.
— Я знаю тебя давно, и не помню у Ильдара Абузярова периода ученичества. Я читал многие и ранние твои вещи, и поздние, и по сей день считаю равнозамечательными и "Троллейбус, идущий на восток" и "Чингиз-роман". Пожалуй, я даже назову шедеврами эти вещи, безо всякого желания подольститься. Ты как начинал писать? В каком возрасте? На кого ориентировался? Что тебе мешало, что помогало?
— Однажды, в 98 году (следовательно, мне было 22 года), я возвращался после посиделок в одной теплой компании домой. Помню, была осень и лил дождь. Я подумал: было бы очень жаль утратить ту теплую паутину разговоров, что оплела меня каких-то несколько минут назад. Придя домой, я решил записать некоторые мысли и слова. Так я написал свои первые небольшие рассказы, и их сразу же опубликовали в журнале "Нижний Новгород".
Не знаю, хорошо это или плохо, что у меня не было периода ученичества. Думаю, скорее плохо, потому что, по сути, я сразу выложил свой черновик на читательский суд и тем самым, грубо говоря, подставился. Кажется, Бой Касарес выкупал свои ранние книги, а Маркес использовал свой юношеский роман "Дом" как сундук из которого черпал и черпал темы и сюжеты своих новых произведений. Наверное лучшим бы для всех авторов был вариант некоторого накопления-собирательства и отшлифовки-классификации детского несознательного и взрослого мыслительного опыта.
— Я знаю, что ты очень любишь Чехова. И в то же время, проза твоя выросла на почве литературы латиноамериканской. Здесь нет никакого внутреннего раздвоения? Или все это очень органично в тебе слилось? Ты вообще можешь сделать жуткое дело и препарировать свою стилистику — что и откуда растет в твоих текстах? Или ты, как дерево — растешь, не задумываясь? (Заодно вопрос — кто в латиноамериканской классике тебе наиболее интересен: Борхес-Касарес-Астуриас-Кортасар-Маркес…)
— Первой книгой, которую я прочитал, был роман Италио Кальвино — "Если однажды зимней ночью путник…". И вторая, и третья, и пятая книга в моей жизни — тоже европейские романы.
Из латиноамериканских авторов мне ближе аргентинцы и уругвайцы — которые, по сути, тоже европейцы.
А если сравнивать мое творчество с деревом — то это пока карликовое дерево, которое к тому же растет как-то кособоко, вкривь как-то. Думаю, это из-за бракованного семени. На каком-то этапе в языке генетического кода произошел сбой, и дальше все от этой неправильности растет по нарастающей…
— И в вдогонку еще один вопрос: в России очень популярны и латиноамериканцы, и игровая литература вообще, в том числе европейская. Почему такая странная литературная история у тебя, Абузярова? Ты признан критикой, ты один из самых частых авторов "толстых журналов", в Сети твои тексты обсуждали десятки и сотни людей — и многие реагировали восторженно… И в то же время у писателя Абузярова почти нет книжной истории — одна твоя, первая книга, почти не в счет — ее мало кто видел. В чем тут загвоздка — у тебя нет объяснения этому странному твоему положению в мире литературы?
— Мне кажется, книга должна состояться как самостоятельное произведение. Первый мой роман готовился к выходу в издательстве "Независимая газета". К счастью для меня издательство развалилось — потому что, как я сейчас понимаю, книга написанная за три месяца не может быть полноценной. Девять месяцев — минимум… (улыбается — З.П.)
Дорогие для меня Афанасий Мамедов и Петр Алешковский прикладывали всяческие усилия, чтобы вышла моя книжка рассказов. Но до последнего рассказа я не видел ее как единое целое. Не было концепции. Теперь все есть и можно позвонить в издательство, куда меня сватали мои друзья.
Но с другой стороны, ты сам мне советовал, что лучше начинать с романа. Использовать потенциал новичка на все сто. Что читатель и критик больше благоговеют к роману, нежели к рассказам. Вот я и задумался — может сначала дописать роман, над которым я сейчас работаю.
— Какие газеты, журналы сайты читаешь и почитаешь? И с каким чувством?
— Интернет правдивее, чем печатная пресса. Поэтому читаю в основном Интернет-издания. На днях я ездил в Питер и оказался по соседству с ребятами из стрелковой роты быстрого реагирования, что ехали в отпуск из Чечни. Поскольку официально армейских частей в Чечне нет, то эти пацаны прикомандированы к разным частям разбросанным по всей России и вынуждены пол отпуска мотаться, проставляя печати в удостоверения.
По их рассказам из их роты в 32 человека за полгода несения службы в живых осталось только 19, а по телеку нам показывают тишь да благодать. Вот и подумаешь после этого кому верить. Пацанам, что кричат во сне, лежа на своих полках или умиротворяющему голосу телеведущего.
— А с каким чувством смотришь ОРТ и РТР?
— Милиция на вокзале в Москве — под угрозой снятия с поезда — отняла у некоторых из этих выпивших солдатиков оставшиеся деньги и пиво. Вот так и смотрю на ОРТ и РТР — будто отнимают самое дорогое, что еще осталось. Обкрадывают, суки, на правду жизни.
— Надо ли политикам слушать литераторов? Памятуя о том, сколько бреда они произнесли и написали в последние двадцать лет?
— Знаю, что на встречи с Сурковым и с Медведевым молодые писатели носили свои книги. В том виде, в каком книги эти существуют у молодых писателей. Кто замызганную брошюрку нес, кто покоцанную дискетку.
И я представлял себе такую картину. Вот выдалась у этих политиков свободная минутка. И они, вместо того, чтобы погонять на катере на Болтонском озере или на лыжах в Альпах, или посидеть в обществе красивой умной собеседницы (или собеседника) в хорошем ресторане, или даже полежать в том же ресторане (думаю, они могут себе позволить арендовать на пару часиков небольшой ресторанчик), — вместо самых разных приятных занятий — ведь есть еще самокат, самолет, саморез и самопал — да мало ли чем самого себя можно занять, столько кругом развлечений и красивых мест, — так вот, представь себе, что вместо всего этого политик вставляет покоцанную дискетку в свой ноутбук и начинает читать, например, рассказ об охоте и природе, в то время когда мог бы сам из пулемета с вертолета пострелять по оленям.
Нет, определенно все взвесив, я могу с полной уверенностью сказать, что для большей остроты ощущений в своей жизни и близости к жизни народной, политику просто необходимо заставить себя прочитать хотя бы полстранички из произведений молодых авторов.
— В чем главная проблема современных молодых писателей и критиков? Писать некогда? Писать не о чем? Денег не платят?
— Самая главная проблема в том, что человек мельчает. А мелкому всегда что-нибудь да мешает.
— Будущая жизнь — только литература? Что-то иное представляешь в своей судьбе?
— Боже упаси. Я сам не рад, что все так сложилось. Помню, начинал свою деятельность, еще в студенческую бытность, как зам управляющего цеха оконных блоков. Но есть такой закон — чем больше чувствуешь, тем меньше можешь делать.
Надеюсь, в скором времени, когда рецепторы вкуса и слуха и других органов, отвечающих за чувства и ощущения, поиструтся — я вернусь к своим баранам. Или ввяжусь в новую драку.
— Мечта?
— Чтобы все складывалось хорошо у моих близких и родных, у моего народа. Ну и сделать, наверное, что-нибудь важное для себя и полезное для других. Реализоваться в жизни.
— Политические взгляды есть у тебя? Как тебе нынешняя политическая элита? А спрогнозировать политическую ситуацию можешь?
— Я по убеждениям левый. Думаю, человек по природе слаб и даже немощен, и ему нужно предоставлять шанс, социальные лифты, социальные пандусы и перила, и социальное инвалидное или старческое кресло.
Уверен, ни на что из вышеперчисленного в ближайшее время рассчитывать не приходится. А также на то, что загнанный в угол, вынужденный заниматься собственным выживанием инвалид вдруг встанет с земли у метро и захромает штурмовать Зимний сад.
Беседовал Захар Прилепин
Все тексты рубрики Прилепин.txt можно просмотреть здесь.
