Взрыв с человеческими жертвами на оборонном заводе в Дзержинске это очередное напоминание о том, как обстоят дела в российском военно-промышленном комплексе сегодня. И делать скидку на то, что трагедия произошла на региональном предприятии, не стоит. Точно ту же картину мы видим и в Москве. Правда, осталось в Москве немного, но вот есть, например, центр Хруничева и там тоже все очень плохо.
Конечно, есть места, где ситуация получше средней. Но что касается спецхимии, пороховых заводов, то там полный атас, причем очень давно.
Об истории с пороховыми заводами все говорят двадцать лет. Когда Рогозин стал вице-премьером по ВПК, говорил, что со спецхимией, с «пороха́ми» полная беда. Пристроил своего сына там командовать, но ничего хорошего из этого не вышло. Заводы старые, аварийные, столетние – там все пропиталось порохами, чуть что – вспыхивает.
И в целом в ВПК все плохо. Одновременно со взрывом в Дзержинске и другой случай произошел: кто-то дырку просверлил в космическом корабле, потом клеем «Момент» заклеил, заплатка выскочила. Получился международный скандал. То есть, дзержинская ситуация вполне типична.
А дела со спецхимией таковы, что спецназ патроны покупает заграничные, потому что у нас пороха плохие, хороший современный патрон большой убойной силы с ними не сделать. Проблемы начались с начала 90-х, когда прекратилось серийное производство снарядов и пороха оказались не нужны в таких количествах. Предприятия все или банкроты или полубанкроты.
Унаследованный Россией от Советского Союза ВПК не очень соответствует новому времени и пока никаких идей, что с ним делать, нет. Единственная «богатая» идея – выпускать на этих заводах гражданскую продукцию, что, по-моему, обыкновенная глупость. Если бы они могли выпускать такую продукцию, они бы ее и выпускали. А если не умеют, то как их ни заставляй, ничего хорошего из этого не выйдет.
Но в принципе, военная промышленность – очень маленький процент мировой экономики. По количеству занятых людей это доли процента. По ВВП, если говорить не просто об обороне, в которую входят затраты на содержание войск, поддержание, зарплаты, военные пенсии и так далее, а по средствам, направляемым на новое вооружение, — то это тоже меньше процента мирового ВВП. И это очень мало.
Это очень ограниченная специфическая область, от которой очень сложно ожидать больших экономических успехов и серьезного технического прогресса. В некоторых странах она чуть побольше, в некоторых поменьше, где-то ее нет совсем. Поэтому у этой сферы нет больших возможностей — ни интеллектуальных, ни финансовых. И это если смотреть в мировом масштабе. А у нас она к тому же очень отстала.
Она отставала по качеству производства и в советское время – мне как ученому приходилось пользоваться некоторыми ее изделиями. Несмотря на то, что иногда с инженерно-конструкторской точки зрения были довольно интересные идеи, воплощение всегда оставалось жутким. Качество в сравнении с закупаемыми за валюту западными аналогами было низким.
С тех пор стало только хуже. Все знают на практике, что советское производство – то, что еще осталось, – намного качественней, чем новое российское.
Попытки реформировать ВПК продолжаются. Некоторые предприятия неплохо существуют, однако при заметной общетехнической отсталости.
Сказывается нехватка серьезных инвестиций. Есть госинвестиции, но они малоэффективны, в лучшем случае закупаются китайские б/у станки с цифровым управлением.
Отставание от передовых стран нарастает, качество снижается. В общем, можно сказать, что бобик сдох.
Какие-то надежды можно было бы связать с попытками кооперироваться с кем-то – сейчас ни одна страна в мире не может производить все на свете самостоятельно. Пытается Китай, в какой-то мере Америка. Из остальных никто и не покушается на то, чтобы иметь автаркию в военной области, даже постоянно живущие в осаде страны, как Израиль.
Лет десять назад были популярны идеи кооперации, закупки западной техники, совместного производства. Сейчас говорится о возможности совместного производства с Китаем. Но вряд ли – движение в этом направлении идет не шибко хорошо.
Свое же выходит не очень надежное, не очень современное. А тут еще прибавились санкции. Санкции мешают закупать компоненты. Очень часто мы делали свое, а компоненты совали туда иностранные. Потому что советская промышленность компонентов давно сдохла. Окончательно и бесповоротно. Сейчас пытаются что-то возродить, называя это импортозамещением. Получается хреново. Даже советские образцы удается воспроизводить с трудом и не без потерь.
Так что ситуация очень серьезная – проблемы, взрывы, аварии. Потому что с одной стороны, производство старое, с другой стороны, люди работают малоквалифицированные. В мире никто уже таких вещей не делает, дядя Вася ни у кого не доводит изделия рашпилем. А у нас пытаются доводить. Поэтому – засоры, ошибки, дырки, щели и так далее.
С одной стороны, нужны инвестиции. С другой стороны, мировая практика показывает, что в этой области частным производителям достаточно сложно работать. В некоторых случаях, в том числе для производства боеприпасов, казенные заводы нужны даже в западных капиталистических странах.
На некоторых направлениях частным компаниям работать удается, но все равно они достаточно жестко разделяют военное и гражданское производство. А у нас пытаются все делать вместе, как в советское время. Я думаю, это работать не будет.
Самое главное, чтобы у Игоря Комарова были все рычаги влияния, особенно теневые, на ситуацию в округе и в Нижегородской области в частности. Другими словами, чтобы у него был компромат на все более-менее значимые фигуры в регионе и он мог эффективно управлять.
В биографии Комарова есть и эпизод работы в «Ростехе», но не думаю, что это сыграло решающую роль в его назначении. Глеб Никитин делегирован к нам «Ростехом», Комаров… — может быть, тоже «Ростехом».
Возможным претендентом на попадание в список Forbes я бы назвал Валерия Лимаренко, который сейчас находится немного в тени своего начальника, Алексея Лихачева. Возглавляемая им организация в структуре «Росатома» огромна, и он обладает серьезным политическим опытом.