10 пунктов отсутствия. О первом годе «третьего срока»

В первый год "третьего
срока" во внутренней политике произошло много крупных событий. В
первую очередь "московский протест", Пусси Райот,
общественная борьба вокруг антимагнитского закона. Случилось
общественное пробуждение. Причем с обеих сторон. Сначала повесткой
владел условный Навальный, а затем, к осени 2012, начала все сильнее
проявляться и встречная повестка, условного Милонова. После
2003-2004, т.е периода ареста Ходорковского и реакции на "оранжевую
революцию" в Украине, 2012 год — самый острый. Это — "год
общества". Никогда ранее не было такого широкого зазора между
Путиным и его администрацией и нижними этажами бюрократии. Этот зазор
в 2012 г. представлял собой пространство, в котором могло состояться
или не состояться многое. Тем интереснее подвести итог не со стороны
состоявшихся событий, а со стороны «пунктов отсутствия».

1. Не произошло
радикализации студенчества. Более того, к концу 2012 года данные
опросов показали, что протест "стареет", в нем растет доля
старших возрастных групп. Никаких значимых захватов вузов,
студенческих волнений не произошло (за исключением ситуации в вузе
Бабурина).

2. Не произошло "взрыва
городских окраин". Хотя крупные города России переживают сейчас
те же процессы, что и другие мировые мегаполисы (джентификация одних
районов и геттоизация других), быстрый экономический рост нулевых в
России привел к тому, что в городах миллионниках возникли "сити"
(районы "глобального центра", а на расстоянии 10 километров
находятся районы "глобальной периферии"), никаких
"восстаний окраин", подобных французским или американским,
в России не произошло.

3. Общественное
пробуждение 2012 года не привело и к появлению в России новых
сколько-нибудь заметных регионалистских движений. Хотя
регионалистская тематика и присутствовала (дело помора Мосеева,
ингерманландская защита Ниеншанца в СПБ, пробуждение культурного
областничества в ответ на назначение губернаторов-варягов и т.д.), но
никаких ощутимых "сепаратизмов", сопоставимых с 90-ми гг.
(бурятский, татарский, якутский национализмы, "уральская
республика" и т.д.) не возникло. Во всяком случае, они не стали
значимыми в публичной политике и не стали факторами, дополняющими
московский политический кризис 2012 года.

4. Протестное движение
не привело к появлению "новых левых". Можно усилить и
сказать: даже возможность массовых публичных акций (которой не было в
течение десятилетия) не привела к замене КПРФ на какое-либо другое
массовое левое представительство. Хотя проблематика "социальной
политики" обсуждается сейчас так же широко, как и в период
"монетизации льгот", и население ясно видит результаты
различных реформ десятилетия (пенсионная система, лекарства, тарифы
ЖКХ и т.д.), не случилось никаких массовых левых акций. Показательно,
что попытка левых выдвинуть в феврале социальную тематику в качестве
главной темы массового шествия в Москве закончилась неудачей.

5. Ликвидация
нескольких политических тяжеловесов (в первую очередь Лужкова,
Кудрина, Суркова, но также и таких ветеранов, как Громов, а также
другие значимые кадровые перестановки — Голикова, Фурсенко,
Набибуллина, Матвиенко и др.) не привели к таким конфликтам клиентел,
которые имели бы сколько-нибудь значимые последствия для устойчивости
режима. Иначе говоря, важным фактом "отсутствия" является
то, что разгром этих клиентел, а также ослабление медведевской
клиентелы, не привели к появлению какого-либо теневого альянса из
системных обиженных.

6. Московский протест
2012 года не привел к появлению новых массовых профессиональных
союзов. Несмотря на то, что большинство старых профессиональных
союзов давно находятся в кризисе, а общественный подъем обычно
создает хорошую возможность появления новых союзов, — этого не
произошло. Речь идет о новых союзах журналистов, литераторов,
кинематографистов, педагогов, работников здравоохранения и др.
Единственной публично заметной институционализацией оказался
Координационный совет оппозиции.

7. Несмотря на то, что
реакция властей на московский протест-2012 была последовательно
жесткой и практически все лидеры попали под различные репрессии и
преследования — аресты, обыски, подписки о невыезде, компромат и т.д.
— не произошло того, что обычно происходит в подобной ситуации: за
пределами России не возникло политического "эмигрантского"
центра. Ни в качестве неформальной среды, подобной той, что была у
чехов после 1968 года в Мюнхене, ни в более жесткой форме
"правительства в изгнании".

8. Расширение
публичного пространства не сказалось ни только на левых, но и на так
наз. "русских националистах". Никакой критически значимой
мобилизации националистов не произошло. Скорее наоборот: их более
ранние (до начала массовых протестов) акции – такие как
"Русская пробежка", летние лагеря спортивной подготовки,
совместные акции с футбольными фанатами и др. – вызывали
больший резонанс, чем в 2012 году, когда возможность публичного
действия значительно расширилась. Иначе говоря, так называемая
"угроза манежки", то есть вспышки массовых беспорядков и
насилия со стороны националистической молодежи, не получила никакого
развития.

9. Ни в одной из
системных пропутинских общественных институций не возникло публичного
кризиса, который бы вел к самореформированию. Это особенно заметно на
примерах Единой России, профсоюзов Шмакова, Общественной палаты РФ,
всех общественных советов при Президенте и т.д. Единственный
публичный конфликт — вокруг профильного совета по правам человека –
был замят. Все остальные подобные институции просто ждут планов
"реформы себя сверху" и реформируются (либо не
реформируются) решением АП без публичной дискуссии.

10. Важным пунктом
"отсутствия" является общественная реакция на суды.
Несмотря на то, что Следственный комитет, полиция и суды проводят
аресты, фабрикуют дела, продлевают сроки содержания в СИЗО, выносят
суровые приговоры, и вся система судопроизводства воспринимается
населением как коррумпированная и несправедливая, попытки
организовать пикетирование и даже развернуть лагерь "Оккупай-суд"
не приняли критического для властей характера. Ни левые, ни
националисты, ни либералы не смогли провести никакой значимой и
создающей проблемы для власти мобилизации вокруг арестов и судов над
своими сторонниками.

Подчеркну, здесь мы все
это говорим не с осуждением и не в рамках популярной в социальных
сетях темы "кто слил протест", а исключительно с
исследовательских позиций, можно сказать, с позиций социологической
"компаративистики", поскольку интересно сравнить ситуации
"общественного пробуждения" в разных странах второй
половины ХХ века. Институционализация протеста имела общие черты в
разных политиях, попавших в ситуацию, подобной нынешней российской.
Вопрос: "Почему ничего этого не произошло?" мы задаем в
конце первого года "третьего срока". И размышления над
"пунктами отсутствия" и их природой помогут понять, что нас
ждет в следующие годы дряхлеющей путинской системы.

Оригинал этого
материала опубликован в Русском
журнале.