Беда России – отсутствие субъекта развития

От редакции «РЖ». Александр Неклесса – заместитель генерального директора
института экономических стратегий (ИНЭС), заведующий Лабораторией
геоэкономического анализа и проблем социального развития ИАФРАН, член
экспертного совета по проблемам инновационной политики и развития человеческого
потенциала при Совете Федерации ФС.

* * *

РЖ: Уважаемый Александр Иванович, как Вы считаете, какая именно
модернизация необходима современной России?

Александр Неклесса: Россия-РФ – не вполне обычное государство. Имея
за плечами долгую историю, обладая многовековой культурой, она в то же время
представляет собой новое государство с изменившимися ориентирами,
геостратегическим мирополаганием, геополитическим контуром и геоэкономической
картографией. Страна остро нуждается в осознании своей идентичности, в
смысловой сборке, в концепции развития. Кстати, Вы обратили внимание на
постепенно произошедшую замену ярлыка «инновации» лозунгом «модернизации»? Мне
думается, это характерный семантический сдвиг.

Если инновации обозначают взаимодействие с передним краем высоких технологий
(причем далеко не только в технической сфере), то «модернизация» – проще. К
примеру, прокладка современных дорог, распространение достаточно простых для
цивилизации XXI века жизненных стандартов: электрификации, газификации,
канализации, – все это тоже «модернизация», которая возможно, даже более
актуальна для многих жителей России, нежели высокие технологии. Страна и
население нуждаются сегодня в массовой реабилитации. К примеру, району, в
котором лишь пара автомобилей «Скорой помощи» подчас требуется не столько
высокотехнологичное медицинское оборудование, сколько те же автомашины и
достаточное количество квалифицированного персонала.

РЖ: Как Вы думаете, с чем связано отсутствие внятного
модернизационного проекта?

А.Н.: Думаю, проблема России в неоархаизации как следствии
«постиндустриальной контрреволюции», выразившейся в засилье «простых решений»,
доминировании сырьевой экономики, уплощении социальной и политической жизни,
отношении к человеку, как к «нашей второй нефти». В мире же протекает прямо
противоположный процесс: стремительное усложнение жизни, распространение
высокотехнологичного инструментария и востребованность людей, способных
эффективно его использовать.

Вообще-то модернизация – историческое явление, связанное с вполне
определенным ареалом, эпохой современности и отражающее ее достижения, которые
не исчерпываются технической или экономической сферой. Существует также
второй ее эшелон, определяемый как «догоняющая модернизация» – постколониальное
пространство, порою, впрочем, симулирующее данный процесс. Короче,
модернизация, тем более отраслевая – понятие из лексикона прошлого.

Россия, выдвигая лозунг модернизации, оказывается в последних вагонах
уходящего в новые (инновационные) пространства локомотива.

Можно, конечно, сказать, что все это историко-семантические изыски, но
тем-то и характерна концепция, что она определяет основания процесса, особую в
нем позицию и в соответствии с этим выстраивает траекторию движения. Иначе
получается «конгломерат идей», эклектика из открывающихся перед человечеством
горизонтов, разнообразных обликов новизны и в то же время – весьма насущных
«мелочей», от которых слишком часто хочется отмахнуться, но как раз сейчас – в
пору кризиса – это оказывается затруднительно.

Знаете, когда выстраивается та или иная стратегия, помимо констатации
текущей ситуации и образа взыскуемой цели приходится отвечать на ряд не слишком
простых вопросов, первый из которых – «как». Хотя по-человечески понятно, что
хочется, чтобы было хорошо, к тому же – во всем сразу, по возможности – всем. И
совсем не хочется, чтобы было больно и плохо. Увы, мы живем в несовершенном
мире, где идеальны лишь утопии. России сегодня необходимо внятное уразумение ее
идентичности, смысла национального существования, реалистичная пропись
социального горизонта, равно как и наметки долгосрочной исторической
перспективы.

РЖ: Не считаете ли Вы, что в настоящий момент в России отсутствует
реальный субъект модернизации, на который президент Дмитрий Медведев мог бы
опереться в осуществлении своего проекта преобразования страны?

А.Н.: Наверное, это основная беда России – отсутствие реального
субъекта развития. «Модернизационный» (будем уж так его называть) фермент
России скисает, страна архаизируется. Слишком часто наблюдаешь, как люди
сложной организации в России либо коррумпируются, либо маргинализуются,
занимаясь не своим делом, либо эмигрируют (не обязательно уезжая за границу),
либо – гаснут. А в основе, скажем так, «позитивной альтернативы» – стилистика
жизни нескольких мегаполисов и еще фальшпанель, транслируемая TV.

Упрощению экономического и инволюции социального статуса можно найти много
объяснений. На протяжении XX века в стране происходили последовательное
выпалывание современной социальной культуры, разрушение сложных схем жизни,
стерилизация начатков самоорганизации и пассионарных личностей. В итоге
образовался мир, лишенный искр гениальности, плохо совместимый с глобальной
революционной ситуацией. Когда же исчезла разделявшая Восток и Запад стена, в России
наиболее динамичной частью общества оказались люди, привыкшие действовать
«поверх барьеров»: сегменты прежнего правящего слоя, специфические организации,
цеховики, разного рода политтехнологи-консольери, полу- и просто криминальная
субкультура. В конце концов, мы получили собственный элитный коктейль из
представителей спецслужб, их разветвленной агентуры и в той или иной степени
криминализированной среды. При всем различии этих людей есть у них общее
свойство – они «люди тени», воспитанные в духе морального релятивизма,
короткого (оперативно-тактического) горизонта планирования и психологии
подполья.

То же относится к социальной системе, где происходит коррозия нормы,
сворачивается современная (модернизированная) инфраструктура, достаточно
вспомнить тот же Северный Кавказ. Да, было прискорбно наблюдать распад
технической инфраструктуры, но гораздо страшнее – разложение инфраструктуры
социальной. Впрочем, они – близнецы: вспомните знаменитое российское «дураки
и дороги». Кстати, недавно я услышал, вроде бы за последнее время количество
дорог в стране… сократилось: я понимаю, что оно может не увеличиваться, но
каким образом может уменьшаться? Оказывается, «качество имеет значение». Это
отражается и в статистике ДТП, которая все более впечатляет. Что же касается
«дурака»… пожалуй, по актуальности данную проблему перекрыл сегодня –
«милиционер». Говорят, достаточно в поисковой системе набрать это слово и
вырисовывается впечатляющий образ российского «человека с оружием»: думаю,
выдаваемая индульгенция на нарушение юридических процедур и прав личности,
оказывается обоюдоострым оружием, фундаментально меняющим психологию
«правоохранительных органов».

И, по-видимому, серьезная проблема – снижающаяся мобильность населения,
имеющая в основе чудовищно низкие зарплаты и пенсии, не позволяющие слишком
многим менять место жительства, в том числе из-за расходов на аренду жилья. В
России, к слову сказать, странный прожиточный минимум – он составлен для…
домовладельцев: учитываются расходы на коммунальные услуги, а арендаторы,
фактически, исключены из социального счета. Думаю, проблема встанет в полный
рост, когда понадобится переселять сотни тысяч жителей умирающих моногородов.

Россия, таким образом, фактически, расслаивается на все менее совпадающие
пространства и ареалы, живущие собственной жизнью, озабоченные своими бедами и
ставящие перед собой различные цели. К тому же, речь идет не только о
промышленных, финансовых неурядицах или достижениях: стремительно возрастает
роль нематериальных активов: политического, социального, культурного статуса
населения, его концептуального богатства, интеллектуальной и моральной
гегемонии, символического капитала. В общем, всего того, что, образуя
целостную, синергийную среду обитания российского человека, сдерживает конец
истории «в одной отдельно взятой стране», поддерживая настоящее и рождая
будущее.

Беседовал Константин Аршин

Оригинал этого
материала опубликован в Русском журнале.