Человек на пороге Вселенной
Как
Королев без молока остался
Открытие
Космоса началось для нас еще до Юрия Гагарина — с 1957 года, когда 4
октября запустили первый спутник Земли.
Когда
это случилось, была какая-то радостная неожиданность для всех нас. До
этого все жили как-то спокойно, не очень-то глядя в небо. И вдруг
случилось такое, что до Вселенной стало подать рукой. Она оказалась
рядом.
Мы
выходили каждый вечер и смотрели, как эта звездочка пролетала,
пересекала небосвод и мысленно слышали сигналы, которые подавал
спутник — эти знаменитые «бип-бип», которые звучали тогда
по радио.
Это
было какое-то неожиданное откровение.
Я
помню, как писатель Герман Нагаев рассказывал, что после этого
запуска его друг Сергей Павлович Королев, приехав с космодрома
Байконур в Москву, сел в Электричку, которая шла из Подмосковья в
столицу. И сел она на сиденье в электричке вместе с бабушками,
которые везли в Москву на продажу в бидонах молоко, картофель, лук,
морковь.
Генеральный
конструктор Королев вынул из кармана газету «Правда», в
которой был аншлаг: «Слава советским покорителям космоса!».
Королев открыл ее — и бабушки заговорили на эту тему. О том, как
здорово, что все это случилось. И одна из них сказала: «Вот бы
знать мне, кто это все придумал, кто все это сделал — вот бы целый
бидон молока отдала!».
И
Королев рассказывал Нагаеву: «Мне так захотелось сказать —
«Бабушка, да это же я!». Но я промолчал, потому что знал,
что называться ни в коем случае нельзя».
Так
и остался Сергей Павлович Королев без заслуженного бидона с молоком.
А
когда вернулся домой, в Москву, то лег на диван, уткнулся носом в
подушку и заплакал: он думал, что о нем узнают только после его
смерти.
Вот
такое восприятие Космоса было даже у этих людей. Такое восприятие
Космоса было даже у этих бабушек, которые везли в Москву свои
огородные продукты.
Лавры
Маяковского
А
для нас, конечно, это было что-то необыкновенное. И мы просто
заболели Космосом.
Я
помню, что у меня были стихи: было какое-то предчувствие, что скоро
должен полететь в Космос и человек.
И
я написал стихи, которые так и назывались: «Скоро».
Звучали
они так:
«Это
будет, очень скоро будет.
Может,
даже в шестьдесят втором.
Соберутся
под Москвою люди
Ранним
утром на ракетодром.
Вот
идут те двое или трое —
Мне
их за толпою не видать, —
Из
шестидесятого герои,
Что
решили космос штурмовать».
То
есть, было такое ощущение, что это будет скоро. Я совершил ошибку на
один год: Гагарин полетел в 1961-м, а не в 1962-м.
Так
вот, когда я эти стихи принес Юрию Курганову в газету «Ленинская
смена», он сказал мне: «Что? Лавры Маяковского не дают
покоя? «В терновом венце революций грядет шестнадцатый год?»…
Ладно, беру».
Наутро
вышла газета, в которой в моем стихотворении была чужая строка:
«Это
будет, очень скоро будет,
Хоть
не знаю я в году каком».
Я
позвонил Курганову: «Юра, в чем дело? Что же ты лишил меня
«шестнадцатого года?..». Он говорит: «Это не я.
Это цензор. Он сказал: если хочешь, чтобы стихи были напечатаны,
убери даты. Потому что вдруг Цирульников что-то от кого-то узнал и
разглашает государственную тайну».
Вот
такая была история. И стихи вышли в измененном виде.
Гагарин
Гагарин
для нас был просто символом поколения, символом времени.
Наверное,
в 1930-е годы так был знаменит Валерий Чкалов и так же воспринимался,
как Юрий Гагарин в наши молодые годы.
Мне
повезло встретиться с Гагариным два раза.
Первый
раз это было на Автозаводе, когда он приезжал сюда, в город Горький
ремонтировать свою машину. Он провел здесь два дня — 8 и 9 февраля
1963 года.
Мы
снимали его для Горьковского телевидения во Дворце культуры
Горьковского автозавода. Он там встречался с автозаводцами, общался с
ними. А после этого мы зашли в комнату за сценой, где были все
почетные гости, руководители города, района.
И
там Гагарин закурил сигарету. И Саша Малов, мой оператор, снимал это.
И
Гагарин говорит: «Что ты меня снимаешь с сигаретой?! Я же
космонавт! Я не могу курить! Я не курю». А я говорю: «Юрий
Алексеевич, ну вы же все равно курите».
«Слушай,
— говорит Гагарин. — Ты это где будешь показывать?». Я говорю:
«В Горьком».- «А на Москву это не пойдет?». —
«Нет». — «Тогда снимай! Начальство не увидит».
А
потом в мае 1963-го, 7-го числа в Москве открылось Четвертое
Всесоюзное совещание молодых писателей. И вот на этом совещании мы
были три человека из города Горького и, по сути дела, все трое —
работники Горьковского телевидения: я, Юра Адрианов и Толя Вострилов,
три поэта-нижегородца.
В
президиуме совещания, когда оно открывалось, — видные советские
литераторы: Федин, Твардовский, Марков, Сурков, Михалков, Смеляков,
Исаковский, Светлов, Павло Тычина…
И
вдруг в том же президиуме появляется Юрий Гагарин. И его Константин
Федин представил как молодого писателя, автора только что вышедшей
книжки «Дорога в космос».
Потом
в перерыве эту книгу привезли прямо из типографии, она была выложена
такой стопкой.
И
я попросил Юрия Алексеевича: давайте сделаем так — мы будем эту
книжку покупать, расплачиваться с продавщицей, а вы будете ставить
нам на нее автографы.
Гагарин
посмотрел на меня: «А, старый знакомый! Ты же мне уже свою
книжку подарил?». Я говорю: «Да, Юрий Алексеевич,
подарил».
Тогда
ни у меня, ни у Юрия Адрианова, ни у Анатолия Вострилова своих книг
еще не было. На совещание мы взяли с собой только что вышедший
сборник стихов горьковских поэтов «Поэтический год. 1962».
Эту книгу я и подарил Гагарину от всех нас.
Гагарин
говорит: «Я не люблю быть должником!». Он снял верхнюю
книжку со стопки, расписался летуче — «Гагарин» — и мне
вручил: «Держи!». Так она у меня эта книжка с автографом
и есть.
«Поэты!
Не раздавите мне космонавта!»
Был
еще один момент, в первом перерыве совещания, еще до этой дарственной
книжки.
Мы
все, горьковчане, решили сфотографироваться с Гагариным. Зашли в
комнату за сценой — а там таких умников, как мы пруд пруди, что
называется. И не то что сфотографироваться — к нему и подойти-то
невозможно.
Но
вокруг Гагарина кружится как-то плотный человек в брюках с
лампасиками и в клетчатой рубашке на выпуск — было очень жарко, был
очень жаркий, по-настоящему летний день.
Я
понял, что этот человек тут самый главный. Потому что он кричал:
«Поэты! Не раздавите мне космонавта! Потому что за него буду
отвечать я».
Я
пробился к этому человеку и говорю: «А вот мы хотели бы
сфотографироваться с Гагариным» — и держу в руках свой
фотоаппарат «Зенит-3».
Он
говорит: «Откуда вы такие инициативные?». Я говорю: «Из
города Горького». — «Из Горького?! А с 21-го завода
кто-то есть?». Я говорю: «С 21-го завода нет, а вот с
Чермета — это я, напротив 21-го завода живу».
Он
вроде как даже в лице изменился и говорит: «Пошли за мной».
Пробился к Гагарину, подвел меня к нему: «Юра, Юра! Слушай, тут
мои земляки, сфотографируйся с ними, а?». И молодой
подполковник с золотой звездочкой на груди оборачивается: «Ну,
раз ты говоришь, твое слово для меня закон!» — рассмеялся
Гагарин.
И
этот человек в брюках с лампасиками мне говорит: «Держи его за
рукав, а то его у тебя уведут! Где будем фотографироваться?». Я
говорю: «Вон туда к окну пройдем». Я прошел поближе к
окну, где светлее. А меня сзади прикрывал Юра Адрианов.
А
за нами шла вся эта толпа, которая была вокруг Юрия Гагарина.
И
туда же подошел Толя Вострилов и подвел Твардовского и Федина. Когда
мы пробивались к Гагарину, я показал: «Толя, вон там
Твардовский, или к нему». И мы направили Толю Вострилова к
Федину и к Твардовскому, которые тоже были здесь. Твардовский стоял
вместе с Фединым.
И
Вострилов сказал Твардовскому: «Александр Трифонович!
Горьковчане приглашают вас сфотографироваться с нами».
И
Твардовский — он был большого роста — наклонился к Федину:
«Константин Александрович! Нс горьковчане приглашают
сфотографироваться».
Вот
так получилась фотография, где мы с Гагариным, с Фединым и
Твардовским.
К
сожалению, больше встречаться с Юрием Алексеевичем не довелось. Были
две такие встречи, по сути дела — три дня, когда Гагарин был, что
называется в поле зрения. А больше не было.
«Высокая
болезнь»
Конечно,
мое увлечение космонавтикой, моя «болезнь» в высоком
смысле этого слова (в «пастернаковском» смысле, памятуя
его поэму «Высокая болезнь») ни в коем случае не сошли на
нет.
Потому
что я за это время — и даже сейчас — познакомился с очень многими
людьми, связанными с покорением Космоса, с космонавтами, с
конструкторами, со многими другими. Со многими из этих людей я просто
подружился.
И
это продолжается. У меня вышла книжка к 50-летию полета Гагарина два
года назад, которая называется «Слово на орбите». В ней
больше 300 страниц и там я суммировал , что называется, все свои
встречи и с космонавтами, и с конструкторами космических кораблей, и
с испытателями космических кораблей, и с нашими замечательными
земляками, которые являются ветеранами космодрома «Байконур».
Ведь
у нас живут совершенно удивительные люди.
Такие,
например, как Валерий Константинович Андронов, который на космодроме
«Байконур» строил все эти взлетные комплексы,
устанавливал там первые ракеты на взлетные площадки. И который,
кстати, нажал ту саму символическую — на самом деле, не
символическую, а самую что ни на есть натуральную, кнопку, — который
включил тот самый тумблер, который запустил первый спутник Земли.
И
потом он же включил еще и тот тумблер, который дал старт запуску
Гагарина в Космос.
Этого
человека Королев называл просто Валера. Это был очень доверенный
Королеву человек. И он сейчас живет в нашем городе — Валерий
Константинович Андронов.
Книга
«Слово на орбите» не совсем связана с моей предыдущей
книгой на космическую тему — «Человек на пороге Вселенной»,
— которая была издана в 1981-м году и написана соавторстве с Сергеем
Алексеевичем Челноковым.
Она
— другая. Та книжка была вообще о Космосе, как человечество
завоевывало звезды. Здесь же — в основном личные встречи с людьми,
которые были причастны к Космосу. С теми, кто работал на Космос, кто
этим жил и живет.
В
значительной степени, это — личные впечатления. Это — то, что «мое».
Мое общение с этими людьми, мои встречи с ними.
Моего
соавтора по книге «Человек на пороге Вселенной» Сергея
Алексеевича Челнокова, Сережи Челнокова нет уже давно.
Это
был замечательный летчик, летчик-испытатель. Он закончил полеты,
служил в городе Энгельсе. Но так случилось — рак, он ведь для всех
одинаков, и для летчиков-испытателей, и для космонавтов: некоторые
космонавты умерли тоже от этого…
Мы
много общались и работали с горьковским космонавтом Вячеславом
Зубовым. И мы с удовольствием общаемся и до сих пор. Он — уроженец
города Бора. Мы с ним продолжаем дружить и созваниваться.
И
завтра, в День космонавтики, я буду ему обязательно звонить и
поздравлять с этим праздником — он сейчас живет в Звездном городке,
там, откуда летел.
Все
эти люди — наша советская космонавтика. И я счастлив, что
познакомился с ними, общался с ними и могу о них что-то рассказать.
