Исторические корни россиянской русофобии

Термином «русофобия» я обозначаю культурно-психические установки
человеческого восприятия мира, связанные с отличением чего бы то ни было как
более плохого только по причине наличия у этого самого характеристики
«русский».

Русофобия в моем понимании — это источник скорее пассивных переживаний. Она
не порождает чувств, взывающих к активности, как то делает, например,
антирусизм.

Разница между этими явлениями может быть понята из следующего примера. На
Украине некоторые люди вполне могут относиться к русскому языку, как к «собачей
мове», но при этом они отнюдь не будут требовать его запрета, как то делают
представители украинской неруси. Русофоб будет избегать говорить по-русски, он
будет отвечать на заданный на русском вопрос по-украински, но он не будет
врываться в произвольное ЖЖ-обсуждение, энергично понося кацапов. Последнее —
уже признак одержимых антирусизмом.

Если присмотреться к нашей повседневной жизни, то мы можем заметить, что
вся она полна русофобией. Одни постоянно стонут, что не могут жить в «этой
стране», однако при этом совершенно не собираются никуда съезжать, хоть все
пути для них открыты. Другие обличают «гнилой и бездельный народец»,
старательно экономя на его зарплатах. И т.д., и т.п.

При этом следует обратить внимание на то, что дух российской классики 19-го
века является совсем другим — обычным в литературных произведениях является
если не преклонение перед «мудростью простого народа», то по меньшей мере
нейтральность его восприятия. Я уж не говорю о сакрализации понятия «народ»,
лежавшем в основе народничества — достаточно мощного общественно-политического
движения 2-й половины 19-го века. Таким образом, можно сделать вывод, что
что-то в общественном сознании страны испортилось в промежутке между этими временными
точками, где как раз находится советский период нашей истории. Становится
интересным понять, что же там могло испортиться, и можно ли это испорченное
каким-то образом поправить.

Поскольку русофобия является ментальным комплексом, то воспроизводиться и
тиражироваться она может только будучи частью какой-то идентичности.

В этом плане интересно посмотреть, как эволюционировали основные
коллективные идентичности России в течение указанного периода. Напомню, что
коллективной идентичностью (КИ) обычно называют набор ментальных структур,
определяющих отнесение и самоотнесение личности к какой либо социальной группе.
Другими словами, упомянутые ментальные структуры определяют, что такое «мы», и
чем именно «мы» отличаемся от «них». Данные установки определяют также, что
такое хорошо, и что такое плохо среди «нас», и как «нам» допустимо себя вести
по отношению к «ним». Я буду рассматривать главным образом «воображаемые»
идентичности, т.е. КИ тех сообществ, представителям которых невозможно всем
быть лично знакомыми друг с другом, и которые поэтому вынуждены определять
принадлежность к себе через какие-то символы, стереотипы, и другие уникальные
характеристики людей. В качестве примера таких КИ можно привести «айтишников» —
профессиональную группу людей, занимающихся информационными технологиями.
Данные пример хорош тем, что внутри данной группы существуют также другие
самостоятельные КИ — «сисадмины», «программеры». Другой пример воображаемых КИ
дают этносы — татары, чуваши, др. Третий класс КИ может быть выстроен на
ценностных платформах — таковыми, например, являются православные, баптисты,
мусульмане. То есть любая устойчивая граница в головах людей, отделяющая «нас»
от «них», может породить соответствующую коллективную идентичность.

Далее я предлагаю взглянуть на советское время с точки зрения доминировавших
на каждом этапе КИ и их взаимодействия между собой. При этом имеет смысл
концентрироваться лишь на субъектных КИ, т.е. на тех сообществах, которые
способны к внутренней солидарности своих членов, которые могут сформировать
общее понимание своих групповых интересов и могут проводить согласованную
политику по их отстаиванию.

Исходной позицией интересующего процесса была империя
Романовых. Российская империя, как традиционное государство, имело в основном
сословные КИ. Этнические КИ тоже были, но государство официально распознавало
лишь некоторые из них (поляков, немцев, евреев). У поляков, финнов, некоторых
других были зачатки национальных КИ. Доминировала аристократия (элита — верхний
слой актива), которая рекрутировала бюрократию, образуя Власть. Плюс к этому
помещики и буржуазия. Все вместе — системный актив. Масса — крестьяне, рабочие,
мещанство, казаки, и прочие сословия. Коагулят — интеллигенция, в основе своей
недоучки, однако из-за неграмотной работы социальных лифтов там также оказались
и люди с организаторскими способностями, сложившие контр-элиту через активно
действующие революционные организации. Российская «революция»
выкристаллизовалась в идентичность, оторвавшую себя не только от актива
Империи, но и от массы, хоть и она и презентовала себя в качестве «радетелей»
за интересов низов.

Революция 1917 и гражданская война. Кризис Империи по итогам
неудач 1-й мировой войны, сопровождавшийся различного рода внутриактивными
«разборками», привел к возбуждению контр-элиты, часть которой взяла курс на
разжигание гражданской войны. Начало данной войны привело к появлению двух
дополнительных мета-идентичностей — красных и белых (плюс куче чего другого,
что было менее значимым). При этом носители КИ «красная революция» атаковали на
уничтожение как традиционный имперский актив, так и белую революцию. В
результате были уничтожены все КИ традиционного актива. Носители данных
идентичностей были частично ликвидированы, в другой своей части они
интегрировались в «красную революцию», в третьей — атомизировались в
«попутчиках». «Красной революцией» было также проведено расказачивание, в
значительной степени было ликвидировано духовенство.

Являлись ли «попутчики» идентичностью? По всей видимости нет. Это была ниша,
в которой атомизированным и деморализованным людям позволялось доживать,
обслуживая интересы «красной революции». Периодически там проводилось что-то
вроде децимации: оттуда выдергивали какой-то процент бедолаг, и показательно их
наказывали. Интересно, что с течением времени строгость наказаний лишь
возростала. И так продолжалось до середины 50-х годов.

НЭП (20-е). Была проведена доочистка страны от остатков
традиционной элиты. Наметилась трансформация «красной революции» в
номенклатуру. Началось расслоение революционного актива. Завершилась
тоталитаризация общества, сопровождавшаяся жестокими репрессиями против любых
форм независимой ассоциации людей в массе. Все, кто не принадлежал активу —
репрессировался в «попутчики».

В этом месте имеет смысл остановиться на некоторых чертах логики
формирования КИ «красная революция». Поскольку целью революции было
провозглашено «построение нового мира», то в основу данной КИ легла логика
«прогрессорства»: Мы — «новые люди», лидерская часть пролетариата. Массы —
объект преобразования в «новых людей». Т.е. тем самым была заявлена программа
по созданию новой мета-КИ, которая была выведена с помощью идеализации
пролетариата в свете теории марксизма-ленинизма. Соответственно было заложено разделение
массы и актива на «чистых» и «нечистых» при отнесении селекции к функциям особо
«чистого» слоя номенклатуры — «жрецов». Переход из массы в актив был возможен
лишь через «преодоление себя», через «трансформацию себя в нового человека».
Результат успешности такой «трансформации» определялся чутьем «жрецов». При
этом регулярно проходили чистки «своих» от «примазавшихся».

Особенностью «трансформации» было полное подчинение себя «делу Партии» и
«бремени прогрессорства», отказу от любых других личных моментов: «Твое
одиночество веку под стать. / Оглянешься — а вокруг враги; / Руки протянешь — и
нет друзей; /Но если он скажет: «Солги»,- солги. /Но если он скажет: «Убей»,- убей».
(Э. Багрицкий, 1929). В результате имеем активную отстраненность актива от
массы, его «избранность». Отказ от индивидуальности с целью слияния со многими
другими «своими» в единой коллективной идентичности компенсировался наделением
человека огромной властью, густо замешанной на насилии: «А если в партию
сгрудились малые / — сдайся, враг, замри и ляг! / Партия — рука миллионопалая,
/ сжатая в один громящий кулак. / <…> Сегодня приказчик, а завтра /
царства стираю в карте я. / Мозг класса, дело класса, сила класса, слава класса
— / вот что такое партия». (Маяковский, 1924).

Мы видим, что для носителей идентичности «красная революция» предполагалась
очень высокая степень сплоченности и взаимной солидарности («сам пропадай, а
товарища выручай»), а так же послушания в партийной иерархии. При этом
абсолютная верность вождям (делу Партии) была основным ароматом, который
вынюхивали «жрецы» при «посвящении» человека в «свои».

Нетрудно видеть, что отношение к массе как к отсталому объекту
перевоспитания сопровождалось дегуманизацией массы в сознании «прогрессорского»
актива («эти там — не люди; так, расходный материал построения нового мира»),
что становилось неотъемлемым содержимым рассматриваемой КИ. Плюс к этому —
борьба с «великоросским шовинизмом», которая сопровождалась дополнительным
«опусканием» людей с этническим маркером «русский» по сравнению с
представителями других этносов. Другими словами в сознании носителей
идентичности «красная революция» все «другие» не дотягивали «до уровня»
человека в силу своей исторической «отсталости», а русские были «опущены» даже
более того из-за своего «шовинизма». Так русофобия стала основой идентичности
красного актива.

Основной барьер, который необходимо было преодолеть в себе человеку,
желавшему приобщиться к «бремени прогрессора», можно обозначить словом «людоедство»,
что обобщает все следствия резкого обесценивания человеческой жизни в сознании
«прогрессоров». Плюс к этому — запредельная этическая гибкость, ведь иногда
переход от оценки чего-либо как хорошего, к оценке его же как плохого, и
обратно проходил до неприличия быстро.

Экономика была построена на абсолютном доминировании отношения
«сдачи-раздачи» над отношением «купли-продажи», что явилось основой для
порождения сетей номенклатурных патронажей. Здесь следует также отметить, что
традиционные формы ассоциации людей (кланы, патронажи) репрессиями особо не
затрагивались, в отличие от современных форм (ассоциации, клубы). Это, по всей
видимости связано с тем, что носителями КИ «красная революция» были в основном
«акселераты» — представители архаических триб, сумевшие воспользоваться
имперскими социальными лифтами. Поэтому современные формы ассоциации, к которым
они были непривычны, им «резали глаз», в то время как традиционные формы были
естественны и понятны. К тому же дополнительно в неприязнь к современным формам
ассоциации еще могли дать вклад неприятные воспоминания «заводил» «красной
революции» времен их «вхождения в общество», когда они были молодыми и
многообещающими кадрами Империи.

Интересен еще один момент. Для молодежи естественные формы ассоциаций
системой допускались. Однако по мере взросления людей все они попадали «под пресс»,
и только те молодые люди, кто хорошо показал себя в преодолении естественности
— могли быть рекрутированы в актив. Остальные — атомизировались и «дожимались»
в попутчиках.

И еще. Вместе с традиционной элитой «красная революция» хотела было выкинуть
«на свалку истории» и традиционную культуру (вспомним РАПП и прочее такое), но
со временем передумала, и присвоила «русскую культурку» себе.

Индустриализация (30-60-е). В начале 30-х годов произошла
ликвидация крестьянства и крестьянской идентичности. Большинство населения
страны было жесточайшим образом переведено в «попутчики», и направлено на
пополнение рядов пролетариата, где тоже протекали интересные процессы. С одной
стороны, была разработана и «выставлена на витрину» КИ «рабочий класс». С
другой — активно ликвидировались любые формы независимой ассоциации рабочих.
Т.е. реальные рабочие люди переводились в «попутчики». По результатам
социального развития на конец 40-х годов в стране фактически остались две КИ,
имевшие хоть какую-то субъектность: номенклатура и криминал (воры «в законе»).
Все остальные городские жители и славянское крестьянство были переведены в
атомизированную и деморализованную массу, боявшуюся всего и вся. При этом
репрессировались любые независимые формы современной ассоциации людей. То же
происходило и с любыми выражениями протеста, которые обычно подавлялись
силовыми методами и очень жестоко. При этом однако инородцам было позволено
существовать в традиционных клановых структурах.

Здесь так же следует отметить, что изменения затронули и идентичность
номенклатуры — вместе с «романтикой революции» ушли в прошлое горизонтальные
связи людей, оставив в актуальном состоянии единственную форму номенклатурной
солидарности — солидарность через лояльность начальнику. Так патрон-клиентские
отношения стали в номенклатуре структурообразующими. В дополнение к этому
следует отметить, что количество желающих «причаститься власти» стало
систематически оказываться существенно больше, чем появлялось вакансий среди
«прогрессоров». Это сопровождалось отбором «наиболее способных», и оставлением
за бортом всех прочих желающих когда-нибудь туда попасть. Так сформировался
социальный слой «вертухаев» — верных псов номенклатурного начальства — низовых
активистов режима. В принципе это тоже была форма идентичности, которая однако
не обладала субъектностью.

После смерти Сталина раслоение номенклатуры существенно ускорилось, что
привело к четкому выделению в данном слое «начальства». Лузеры данного процесса
сформировали две дополнительных номенклатурных КИ — интеллигенцию и еврейство.
По итогам научно-технической революции формируется еще один социальный слой —
техноструктура, который обладал навыками организации больших дел, но при этом
не был субъектен. Как результат эволюции идентичностей к концу 60-х годов имеем
в советском обществе четыре субъектных слоя — (1) начальство, (2)
интеллигенция, (3) еврейство, (4) криминал, и два «недосубъектных» слоя —
техноструктура и вертухаи. Последние обычно заполняли отделы кадров, 1-е
отделы, профсоюзы, прочие официальные общественные организации. Начальство
структуировалось множеством патрон-клиентских сетей, которые могли выходить за
пределы номенклатуры. В начальстве можно было также выделить несколько
очевидных слоев, объединенных общими интересами («жрецы», военные, чекисты,
ВПК, «националы», и т.д.), взаимодействие которых при дележе ресурсов и
обеспечивало всю политику в стране. Интеллигенция и еврейство потихоньку «коагулировали»,
сохраняя, однако, множество социальных связей с номенклатурой.

Тщательное сохранение номенклатурой своей отделенности от этнических групп
(официальный интернационализм) и резкое ограничение экзогамии (внегрупповых
браков) позволяет предположить, что номенклатурные идентичности стали
приобретать этнические черты, причем в случае еврейства это было просто прямая
актуализация исторических традиций. Такая этнизация всех трех слоев
номенклатуры помогала стабилизировать зазор между ними и народной массой, а
также освятить монопольное наследуемое право на занятие данными сообществами
захваченными видами деятельности. Вспомним анекдот: «Вопрос: может ли сын
генерала стать маршалом? Ответ: Увы, нет. Ведь у маршала есть свои дети».. О
наследуемости у интеллигентов см., например, здесь и здесь.

При этом русофобия продолжала оставаться ядром номенклатурных идентичностей.
Как и людоедство, которое впрочем несколько трансформировалось в сторону
самооблагораживания. При этом данные ментальные комплексы советского актива
дали интересные отклики в общественном сознании управляемого «быдла».
Рассмотрим образование одной из серий таких откликов. Известно, что в основу
идустриализации была положена сверхсильная эксплуатация крестьянских областей и
развития за их счет как промышленности, так и периферии страны. Вследствие
этого на периферийных территориях изъятия до некоторой степени компенсировались
дотациями, а вот в центральных русских областях тяжесть наложенного
большевиками бремени была запредельной. Данная дискриминация камуфлировалась
обильной «промывкой мозгов», основанной на концепции русских как «старшего
брата» «в дружной семье народов СССР», обязанного помогать «младшим братьям»
преодолеть свою отсталость. При этом из-за постоянного неэквивалентного обмена,
порождаемого централизованным ценообразованием, дополненного прямыми бюджетными
изъятиями русские регионы начали существенно отставать в развитии от окраинных,
что со временем стало бросаться в глаза. Данный разрыв породил миф о том, что
причиной такого положения дел является русские лень и пьянство. Данный миф в
свете пропаганды идеи «старшего брата» породил другой миф — об эксплуатации
окраин русскими бездельниками. При этом миф о лени и пьянстве дополнительно
воспроизводил низкую самооценку в массах русских людей, что позволяло их еще
более эксплуатировать и «задвигать». А те из русских, кто все-таки прорывался
«наверх», естественно ставили в своем сознании блокировку на русскость (ибо
никому не хочется иметь происхождение из пьяниц и бездельников), и начинали
добавлять свой вклад в фоновую русофобию СССР. Так находит свое объяснение и
то, почему среди русских людей в советское время значительно ослабла этническая
идентичность, и получила широкое распространение идентичность «советский
человек». Ведь люди на подсознательном уровне стремились избавиться от напастей
судьбы простейшим древним способом — сменив имя.

РазвитОй социализм (70-80-е) был характерен инерционным
развитием советской системы. При этом в массу перестали по любому поводу
стрелять и дозволили некоторые формы социальности (гаражные и жилищные
кооперативы, общества филателистов, и прочее). Отказ от предельных форм насилия
привел к активному развитию подсистем Модерна. В течение этого периода
техноструктура и масса активно строили «матрицу» современного общества.
Начальство — царило. При начальстве юродствовали интеллигенты и евреи.

Однако этнизация основных субъектных КИ системы привело к их вырождению:
дети не всегда дотягивали до уровня родителей, в том числе и в идеосфере.
«Боги» коммунизма перестали быть святыней, что проявилось в их постепенном
«отмирании», в том числе и в сознании общества в целом. Резко замедлили свою
работу номенклатурные социальные лифты — старики не спешили уходить на покой,
породив геронтократию и застой.

Перестройка (конец 80-х). Застой и «смерть богов» завершились
номенклатурным кризисом, который сопровождался номенклатурным восстанием против
«жрецов». Действующие силы восстания — другие слои номенклатуры: «националы»,
«комса», интеллигенция, еврейство. Восстание было активно поддержано
техноструктурой. «Жрецы» с «вертухаями» оборонялись. Начатые реформы открыли
двери в актив для «фарцы» и другого криминала. Военные и чекисты отсиживались в
пассиве.

В плане генерации новых КИ, происходивших в это время, очень интересны
протекавшие на периферии страны процессы этнических мобилизаций (см., например,
книгу Губогло М.Н. Языки этнической мобилизации.- М.: Школа «Языки
русской культуры», 1998.- 811с)., проведенных «националами», что создало основу
для роспуска СССР.

Ельцинизм (90-е). Номенклатурный шабаш и роспуск СССР привел к
образованию «Новой России», которая в плане действующих КИ являлась копией
советской системы за одним исключением — большинство «националов» были отделены
с соответствующими кусками периферийных территорий. Советская «сдача-раздача»
адаптируется к новым условиям, создавая основу для «элитного социализма», в
систему которого поначалу включен также и актив СНГ. Материально-хозяйственная
база Системы — советская собственность (труба, металлургия, оружие)
распределенная «среди своих».

Начальство, не вошедшее в Систему, фактически десубъективируется. Оно по
своему ментальному устройству превращается в «ротожопов», старательно извлекая
доходы из всего, что под контролем. Наблюдается ренессанс этнических
идентичностей во главе с этно-начальством. Кое-где в Федерации создаются
этнократии.

По итогам революции определились основные субъектные КИ. Это, во-первых,
начальство Системы, а также другие формы начальства (остаточная субъектность в
регионах, включая этно-начальство). В-вторых, субъектностью обладали либерасты
(продукт постреволюционной трансформации советской интеллигенции) и коммунисты
(фактически ностальгирующие пенсионеры и вертухаи, ведомые остатками
разгромленных «жрецов»). Здесь можно также помянуть этнические ассоциации, включая
преступные группировки, которые тоже потихоньку начинают приобретать свою
солидарность и субъектность.

Народ же в основной своей массе оказался сильно атомизированным. Причем это
наблюдается даже в этнократиях, где практически вся субъектность определяется
опять же лишь этно-начальством. Соответственно полным ходом идет архаизация
социума. Среди форм общественной ассоциации доминируют кланы и патронажи. В то
же время сняты ограничения на другие формы ассоциации граждан.

Если вспомнить другие бывшие советские КИ, то можно видеть, что криминал
практически целиком интегрировался в начальство. Советское еврейство в массе
своей съехало из страны. Техноструктура была угнетена и деклассирована.

Путинизм (00-е). Продолжается инерционное развитие
постреволюционной России.

Совершенствуется Система «элитного социализма», где произошли первые чистки.
От Системы были постепенно отлучены элиты СНГ. Система стала «натаскиваться» на
эффективное совершение целерациональных действий. Начали осваивать
стратегическое планирование.

Восстановили госбюджет в современном виде. Однако не включенное в Систему
начальство продолжает считать коррупционные действия естественными для своего
существования, тем самым давая свой вклад в архаизацию страны.

Было начато унифицирующее воздействие на политическое поле, что в случае
успеха может создать элитный консенсус — то, что является объективно
необходимым для демократического развития. При этом однако актив страны все еще
остается сильно фрагментированным.

Народу увеличили доходы, обеспечив материальную базу для активных солидарных
действий. Это сразу же привело к шевелению ростков низового гражданского
общества.

Произошло структуирование субъектных КИ с легитимацией начальства Системы в
качестве главного игрока на политическом и хозяйственном полях. В качестве
подтанцовки 1-й линии можно различить прочее региональное начальство,
либерастов, сторонников КПРФ и ЛДПР. Во 2-й линии (среди маргиналов «с
претензией») имеем главным образом различные этно-национальные группировки.

Определяющие ментальные структуры основных КИ, обладающих
субъектностью в современной России, не претерпели существенных изменений при
революционной трансформации от своих советских аналогов. Ими, как то было и
ранее, оказываются русофобия и людоедство. Я не буду здесь за неимением места
проводить детальный анализ результатов сканирования ментальных комплексов
российского начальства и либерастов (наследников советской интеллигенции), и
ограничусь лишь рядом характерных примеров.

Упомянутая выше Система элитного социализма в одном из вариантов своей
идеологии (более подробно см. здесь) имеет платоновскую модель элитарной
государственности. При этом элита полагается открытой, и интегрирующей в себя
наиболее «эффективных» представителей низов (остальные «в низах» определяются
как лузеры и лохи). Вот как описывает процедуру такого перехода один из на нее
несогласных:

«Путинский гламур» живет строго по «понятиям». А «понятия» — это
предсказуемость, это четкие алгоритмы, следуя которым можно неуклонно
перемещаться вверх — туда, где на вершине Олимпа, свесив ножки, сидит Петр Авен
и другие боги.

И первый шаг на этом пути — признание богов «путинского гламура» истинными
богами.

«Наши сегодняшние богатеи вышли из тех же трущоб, что и Саша Тишин. И
прошли, как правило, через… сами знаете что», — как бы между прочим
кошмарит Прилепина наш трущобный астматик.

И это — не пустой базар. Если вы думаете, что миллиарды ему даром
достались, вы очень ошибаетесь. «Альфа-груп», как известно, крупнейший
специалист по недружественным поглощениям (если не в курсе — зайдите на
Компромат.Ру). Сколько могильных холмиков эти добрые люди добавили — Бог весть.

А работа в «правительстве реформаторов»! Знаете, что это значит?
Подписываешь бумажку — и точно знаешь, что обездолил и убил сотни тысяч
людей.

Так что, сначала испорть себе карму, как Авен, а потом на его миллиарды
облизывайся!

Вообще, «степень испорченности кармы» — очень точный критерий, позволяющий
определить место конкретной персоны в иерархии «путинского гламура». Скажем,
загубленные души — это серьезно. А если так, свинкой переболел — твой удел
трясти канделаками на авеновских корпоративах.

Кого-то такой «успех», мягко говоря, не прельщает, а кому-то и кобыла —
невеста. «Путинский гламур» суров, но справедлив: не нравится — не ешь. «Товарищ,
получите на складе табличку «лузер» и отойдите в сторонку. Не задерживайте
очередь!»

Когда Прилепин попрекает Авена «галерами-не-для-всех», он грешит против
истины. Попасть на золотую авеновскую галеру можно. Набор юнг всегда открыт!
Скамеек и цепей хватит на всех! За столом никто у них не лишний. Даже
прилепинский Санька имеет шанс. Начать можно активистом какого-нибудь
кремлевского комсомола. Ячейки есть сейчас везде. Даже в самых медвежьих углах.
А дальше — ты, Санька, сам кузнец своего счастья. Стучать очень пользительно
для достижения успеха. Секс (особенно однополый) — тоже мощный инструмент. В
последнее время, интересные возможности для успеха открываются в церковной
ограде. В общем, дерзай, выдумывай, строй глазки — в общем, крутись, как можешь,
пионэр!

Один американский богач (уж не Дональд ли Трамп?) в свое время поделился
рецептом: «Разбогатеть очень просто! Нужно ПРОСТО ДУМАТЬ О ДЕНЬГАХ. Только о
них. Всегда. 24 часа в сутки… И неизбежно разбогатеешь!»

Рецепт успеха в эпоху «путинского гламура» ровно такой же. Нужно всегда
думать об успехе. И только о нем. 24 часа в сутки. Воздвигнуть алтарь в
своем сердце и возложить на него: свободное время, человеческие привязанности,
моральные принципы, анус, пенис — в общем,
всё, что может поспособствовать достижению успеха.

Последовательность на этом пути вознаграждается. Малодушные — безжалостно
выбрасываются на обочину. Недостаточно энергичные — зависают на уровне
«офисного планктона».

В общем — не прибавить, не отнять… И ясно, что гуманизм для прошедших
такую самоэкзекуцию становится просто бессмысленным словом. Если конечно вопрос
не касается их самих, любимых.

И какое отношение может быть в рамках такой ментальности по отношению к
народу, который есть не что иное, как масса лохов и лузеров? Естественно, что демократия
у нас может быть только элитарной, так сказать, маленький междусобойчик особо
«избранных». Ибо зачем пускать лохов к «вкусностям». А чтобы лохи не лезли,
надо особо следить за недопущением их, лохов, субъектностей. В этом плане
можно, например, сравнить две цитаты.

Первая: «… Очень часто у тех, кто говорит и пишет о русском
национализме, спрашивают, почему такое же внимание не уделяется национализмам
этнических меньшинств. Им действительно уделяется непропорционально мало
внимания, и эта статья также их не будет касаться. В данном случае причина
такого ограничения — в желании сконцентрироваться на том, что представляется
наиболее значимым для общества сегодня».

И вторая: «Но нэп взращивает не только шовинизм русский, — он взращивает
и шовинизмы местные, особенно в тех республиках, которые имеют несколько
национальностей. <…> Эти местные шовинизмы, конечно, не представляют по
своеи силе той опасности, которую представляет шовинизм великорусский».

Вот так директор аналитического центра «Сова» (первая цитата) копирует свои
представления о мире у своего великого идейного наставника — И.В. Сталина (вторая
цитата). При этом нетрудно видеть, что идеи, представленные в цитатах, являются
«… антитезой народному суверенитету и национальной независимости —
доминирующим идеологиям современного мира». (Д. Ливен, профессор Лондонской
Школы Экономики). Впрочем ментальный большевизм наших либерастов — это
отдельная богатая тема. Мы же здесь говорим о русофобии. Вот еще одна
убийственная цитата по теме данного текста:

«— Мы виноваты перед русскими беженцами из Чечни, — говорит Лидия
Графова. Это уже Москва. Лидия Ивановна — председатель Форума переселенческих
организаций, одной из старейших российских правозащитных организаций. Графова
занимается беженцами с 1990 года, и сегодня в ее организации 200 региональных
филиалов в 43 регионах страны. — Мы — это в целом правозащитное движение.
Именно с нашей подачи общественное сострадание замкнулось только на чеченцев.
Это, наверное, заскок демократии — поддерживать меньшинство даже ценой
дискриминации большинства.

Лидия Ивановна буквально выдавливает из себя каждое слово. Видно, что
покаяние ей дается нелегко, а значит, оно настоящее.

— Вот на этом самом диване в 93-м сидели русские из Грозного. Они
рассказывали, как каких-то старушек чеченцы душили шнуром от утюга, мне это
особенно запомнилось. Но рассказывали как-то спокойно, без надрыва. А мы тогда
занимались армянами из Баку. Когда я этих армян увидела, я почувствовала, что
это самые несчастные люди на свете. А с русскими я этого почему-то не
почувствовала. Не знаю, может, недостаточно громко кричали? А потом пошел вал
беженцев-чеченцев. И я должна признаться — мы искренне считали, что должны
отдавать предпочтение им перед русскими. Потому что чувствовали перед ними
историческую вину за депортацию. Большинство правозащитников до сих пор
придерживаются этого мнения. Лично у меня постепенно чувство вины перед
русскими перевесило. Я была в Чечне 8 раз, и с каждой поездкой мне становилось
за них все больнее. Окончательно меня сразила одна старушка, которая сидела на
табуретке посреди улицы. Когда она увидела меня, то достала из запазухи чайную
ложечку из синего стекла и с гордостью сказала: «Моя!» Это все, что у нее
осталось».

Вот так одной из этих самых стало стыдно. А сколько их еще осталось
нераскаянных?

Пафос раскаяния. Тема раскаяния — еще одна богатая струя
либерастического дискурса. Чем она особенно забавна, это танцами потомков
палачей и вертухаев по поводу того, как бы умудриться перегрузить вину за
«грешки» своих дедов и отцов на их основную жертву. Посмотрим рассуждение
одного российского философа, цинизм которого изумил даже «записного» русофоба
А. Глюксмана:

«Солженицын занимает очень четкую идеологическую позицию. Но Солженицын
не объясняет, почему в 30-х годах люди так часто доносили друг на друга, а ведь
доносы исчислялись десятками миллионов. Другой факт, который Солженицын не
объясняет — не может объяснить, потому что это разрушает основание его теории:
как случилось, что 80% партийных руководителей самого высокого ранга имели
крестьянское происхождение, т.е. были тем самым народом, который отверг
коммунизм как нечто чужеродное. Если я начну перечислять все, чего Солженицын
не объясняет, потому что это противоречит его четким идеологическим позициям, получается
длиннющий список. Солженицын хочет во что бы то ни стало снять вину с народа и
упрощает вещи».

Конечно, трудно увидеть, особенно когда не хочется того видеть, что доносы
30-х были в основном внутриноменклатурным делом. Особенно этим любили развлекаться
те, кто впоследствии стал советской интеллигенцией. А также околономенклатурным
делом — ведь вертухаям очень хотелось попасть в круг «избранных», чему могла
поспособствовать «прополка» их рядов. Это даже не затрагивая темы доноса как
способа утверждения в обществе социальных норм. Сведения о происхождении
партийных деятелей времен «большого террора» оставим на совести философа. В
этом плане интересны, например, эти данные по Украине. Ну никак треть евреев —
сотрудников советских и партийных органов (в НКВД — две трети) не могла быть из
крестьян. Это если даже не принимать во внимание обсужденную выше процедуру
трансформации, которой с необходимостью должен был подвергнуть себя человек,
чтобы стать кандидатом на инициацию у партийных «жрецов». Так что те партийные
руководители из крестьян, на которых ссылается философ, уже не были народом.
После своей трансформации это уже были Чужие, русофобы и людоеды.

Вообще-то игры с идентичностями в плане возложения коллективной вины на
кого-либо вполне понятны. Именно с этой стороны достали толстеньких немецких
бюргеров, заставив их каяться и платить за нацизм. При этом была использована
следующая цепочка (Х. Аренд и Ко). Германия — национальное государство. Нация —
это «ежедневный плебисцит», гражданский консенсус. Гитлер все делал во имя
немецкого государства, во имя немецкой нации. Поэтому вся нация (через свой
консенсус) соучаствовала в преступлениях нацизма. И — хлоп, счет на стол.

Достаточно смешно видеть, как наши компиляторщики пытаются применить этот же
подход к России. Однако такой тупой путь их приводит в ловушку. СССР к их несчастью
не был национальным государством — народ для номенклатуры всегда был ведомым
«быдлом», расходным материалом. И как раз номенклатура, наследница «красной
революции», и была единственной политической субъектной идентичностью во время
массовых репрессий. А кто наследует номенклатуре? — и цоп… Становится ясным
тот факт, что наиболее активными обвинителями по всем тем делам являются как
раз прямые наследники номенклатуры 30-х. Классика: «Держите вора!». И эти
гешефтмахеры нам вещают о стыде?..

Интересный момент проскользнул как-то в плане обсуждения призыва Солженицына
к советскому еврейству о взаимном покаянии и прощении. Он прозвучал примерно
так: «А чего нам каяться-то? Мы убивали чужих, и развивали себя. Вы же
убивали своих во имя чужих — вам и каяться надо».

Трудно сформулировать более четко и ясно суть того самого людоедского
комплекса, который лежал в основе номенклатурной КИ, и продолжает лежать в
основе идентичностей наследников номенклатуры нашего времени.

В заключение имеет смысл отметить следующее. С открытием
границ и интеграцией России в мировую экономику всем нам уже приходится
конкурировать за «теплые места» с гражданами других стран. При этом все мы
объединены для тех одним брендом — Russians. В этом плане меня умиляет деятельность
нашей «елитки» по девалоризации данного бренда. Ведь нетрудно понять, что идя
по пути русофобии тем самым люди атакуют и свою личную торговую марку. Что же
тогда они удивляются, что их, как Russians, потом не пускают в приличных домах
дальше конюшни? И ведь не понимают, убогие. Вот уж великое: «Назло бабушке
отморожу уши!»

 Оригинал этого материала опубликован на ленте АПН.