Культура — дело медленное
Дмитрий Орешкин, руководитель группы «Меркатор»:
Введение госмонополии на производство алкоголя в России, известное дело, ничем особенным не кончится — не улучшится ни качество, ни цена, просто деньги пойдут через другие руки. А пить мы будем, видимо, по-прежнему.
Наша группа проводила исследования специальных алкогольных проблем в мире. И выясняется, что подобную фазу прошли практически все страны — и Германия, и Англия, и Франция — на разных фазах своего исторического бытия, которые, как ни странно, совпадали с этапом завершения индустриального этапа экономического развития.
Когда идет быстрый рост индустрии, людей из села выдергивают в город. Они становятся неквалифицированной рабочей силой на заводе. Теряют культуру своей предыдущей сельской жизни, где они были в очень жестких рамках сельской традиции, пили, к примеру, только по праздникам, и так далее. А в городе всего этого нет — они начинают пить больше.
Но пика это все достигает в тот момент, когда фаза индустриализации завершается. То есть, у людей появляется депрессия. Они теряют работу. Такое количество рабочих неквалифицированных уже не нужно. При этом у них сохранились пролетарские навыки уже не сельского пития, а городского — где ты индивидуал, ты не зависишь от сельского мира, ты предоставлен сам себе, и поэтому можешь пьянствовать, как твоей душе угодно.
После того, как проходит эта фаза — люди приехали в поисках работы, освоились в городе, как правило, на социальном дне, в предместьях городских. И привыкли каждый день после работы пить, или даже во время работы. Когда у них эта работа исчезает, они понимают собственную ненужность, бесперспективность, и возникает всплеск алкоголизации населения, который потом отчасти под воздействием административных мер, отчасти под влиянием каких-то социальных процессов сходит на нет. Не то, чтобы люди начинают меньше пить, но они переходят с такой дряни, с политуры, да и водка российская, «сучок», не намного лучше — на разнообразные напитки.
Во Франции вино начинает городское население пить, когда приподнимается немножко, в Германии — пиво. Происходит диверсификация алкогольных пристрастий. И опыт других стран показывает, что происходит именно такой процесс.
У нас сейчас кризис комплексный. Все наложилось одно на другое. Индустриальная политика Советского Союза, поскольку она была на военно-промышленный комплекс ориентирована, рухнула. Есть огромный кризис социальный, есть огромный кризис экономический, структурный. То есть теперь другое производство, другая экономика, другие запросы.
Люди дезориентированы. Они действительно вырваны из социального контекста. Очень легко обвинить в этом власть, но здесь накладывается все вместе. Но базовая вещь — я не хочу сказать, что я знаю истину — основа в том, что есть огромное количество ненужных людей, которые не видят будущего.
Потому что они привыкли работать на каком-то крупном заводе, скажем, имени Ленина или Серго Орджоникидзе, а эти заводы сейчас или сокращают число рабочих мест, или улучшают качество, требуют большей квалификации персонала. И огромное число людей не находит себя в этой жизни и пьет. И мрет — соответственно.
Это не оправдывает ситуацию, я просто пытаюсь ее объяснить. Но, естественно, интерпретаторов-то тьма. Антинародный заговор, спаивают русский народ. Через телевидение разрушают нравственность. Это можно сколько угодно перечислять.
Но примерно через такую же катастрофу, через такие же трудности проходило все европейское сообщество — в разное время. В Англии это было раньше, в Германии и Франции позже. Мы отстаем примерно на полтора поколения — лет на сорок. Может быть, на два поколения — на пятьдесят лет. Проходим через эту отвратительную фазу.
С моей точки зрения, цифры-то в нынешней кампании по поводу массовых отравлений денатуратом верные представляют, только раньше делали вид, что их нет, а теперь заговорили. И что очень важно — не стоит впадать в истерику, потому что это самый простой способ. А истерика-то искусственная. Потому что и в советские времена пили и умирали примерно так же, поскольку тоже было ощущение бессмысленности. Спад алкогольной смертности был только в лигачевские времена, когда два или три года у нас нельзя было купить водки.
Да, был действительно объективный спад, и продолжительность жизни увеличилась, и смертность, соответственно, немножко упала. Но потом, когда опять начали водку продавать, все опять было наверстано, и отложенные смерти состоялись. Где-то в середине девяностых годов. В чем, естественно, был немедленно обвинен Ельцин «и его преступный режим».
Нет оснований надеяться, что введение госмонополии на производство или продажу алкоголя может что-то решить. Потому что в советскую эпоху была монополия, и пили ничуть не меньше. Я помню, как — я работал тогда в Смоленской области — во время посевной обком партии запретил продавать водку, потому что народ пил, вместо того, чтобы работать. Это было где-то начало 80-х годов. И вот, я езжу по деревням (я в экспедиции был) — все магазины заперты, винные отделы опечатаны, и так далее.
И к чему это привело? Пункт первый — мужики из Смоленской области на тракторах, на которых должны были убирать урожай, перебирались через речку Десну в районе Якимовичей, у границы с Калужской областью, в которой водка продавалась. И вот, бойцы на трех тракторах ДТ-75 форсировали Десну с деньгами, собранными со всего трудового коллектива. Назад они ехали уже затаренные — ящиков пять водки. Естественно, они не могли там не попробовать продукта — важное же дело выполняют. И по этой причине возвращались пьяные. И все эти тракторы застряли посреди реки, потому что мужики сильно нетрезвы были, провести через брод их не смогли.
Они, естественно, трактора бросили, водку спасли. Вынесли на берег. Тут же собралась «общественность». А у меня тут как раз палатка стояла. Рядышком. И вот, этот ящик на руках, как в свое время снаряды во время войны, прижимая к груди, вытащили на берег. Тут же, поскольку холодно — сентябрь уже — стали греться этой же водкой. Большую часть выпили на месте. Ввиду чрезвычайных обстоятельств.
А те, кто сдавали деньги, пришли, стали орать: «Где наша водка?» Тут же драка произошла, пришлось немедленно организовывать вторую экспедицию в Калужскую область. Вдобавок, как на грех — а трактора, естественно, остались в реке — спустили воду из водохранилища, которое строили для Смоленской АЭС, Якимовичской. И над этой паводковой водой торчали только трубы от тракторов.
В результате три трактора угробили, и народ все равно был пьян. А что самое серьезное — когда мы эту тему обсуждали уже со смоленскими начальниками — выяснилось, что сами руководители райкомов ходили и срывали печати с водочных отделов. Потому что народ отказывался работать. Государственное ограничение на продажу алкоголя просто рухнуло. Просто местные власти впрямую отказывались подчиняться решению обкома, поскольку если мужики вечером не выпьют, они днем работать не могут. Они считают это оскорблением и попранием своих человеческих прав.
Это одна сторона дела. А вторая — рухнула региональная экономика. Потому что магазины перестали сдавать выручку. Рославль, Починок — вот эти места в Смоленской области просто остались без денег. Людям нечем было платить зарплату — Смоленская область сама-то рубли не печатала.
Проблема эта сложней, чем кажется. Кажется, просто ввести монополию, тем более что есть ряд заинтересованных в этом людей. Но это не будет решением. Это будет имитацией решения. Во имя гуманных целей мы просто переориентируем финансовые потоки. А как эту проблему лечить на самом деле, я не знаю. Есть люди, которые говорят, что знают. У меня как у эксперта они уважения не вызывают. Это пропагандисты, которые рвут на себе тельняшку и кричат, что специально кто-то спаивает русский народ и прочее, прочее. И они при этом кивают в сторону монополии.
Англия, Франция, Германия эти проблемы решали без монополий, и, в общем, решили. Хотя многие там пьют, и по чистому спирту, кстати, не сильно от нас отстают, а кое-где и перегоняют. Но у них другая культура пития. А культура — дело медленное.
Главное-то, что культуру убили. В русской деревне пили самогонку. А это ведь — сам для себя когда гонишь, и даже если на продажу — какое-то традиционное понятие качества. А сейчас, что самое печальное — даже не гонят. Это в советские времена уже наблюдалось. В той же Смоленской, Калужской, Брянской областях, те, у кого не было денег на водку, пили любую дрянь — тормозную жидкость, одеколон — а не гнали. Хотя и гнали тоже, но то ли не умели уже, утратили квалификацию, то ли невтерпеж было, а гнать — это неделю ждать надо. И вот такая культура быта человеческого, даже культура пьянства — какая ни есть, но культура — она исчезла просто. Пьют просто дрянь. БФ, политура, черт знает что.
Культура по заказу не делается. Я вообще не уверен, что это можно исправить, если только вот молодое поколение не будет пить одеколон. Во-первых, можно заработать. 50-60 рублей на бутылку водки самой дешевой. А по 20 рублей нормальная водка легальная быть просто не может.
Пить все равно будут, это неизбежно, вопрос только в том, что пьют и как пьют. В свое время водочные короли продавили запрет на рекламу пива, что было, с моей точки зрения, абсолютно контрпродуктивно. Сразу снизилась продажа пива и выросла продажа водки. Это был тот самый случай, когда под благими лозунгами (говорили: пиво пьет молодежь, необходимо ее защитить от пагубного влияния телерекламы) пивные олигархи проиграли войну водочным олигархам. Полгода у нас рекламы пива не было.
А потом заорали, что без рекламы пива у нас нет поддержки для футбола, и реклама вернулась. И это лучше, на самом деле, потому что это тот самый выход в пользу диверсификации питья. Все же лучше пить пиво, чем тормозную жидкость. Лучше совсем ничего не пить, но это называется «лучше всего жить при коммунизме».
Из реальных возможностей — предложить больше вина, больше пива, разнообразней. Примерно так и было пару лет назад, когда при общем примерно стандартном уровне потребления алкоголя — внутренняя структура менялась.
В связи с запретом на грузинские и молдавские вина, очевидно, потребление вина снизилось. В Москве, например, были только французские вина, дорогие, по пятьсот рублей. А поскольку сумма алкогольного потребления остается примерно одной и той же, значит, стали больше пить водки.
Опять же вся эта история с единой регистрационной системой — ЕГАИС — специально или нет ее сделали недееспособной, но она не работает, а в то же время продажа водки легальной упала. Некоторые люди говорят, что упала в половину. А в то же время, суммарное потребление не сокращается. Просто один тип напитков замещается другим. Стало меньше легальной водки — стало больше нелегальной, поди из этого выкарабкивайся.
Смотреть также материал этого автора на эту тему.
