Новая риторика для старых подходов
Последние заявления Дмитрия Медведева, его выступления с трибуны ООН, на международной
конференции в Ярославле, а также интервью CNN позволили некоторым комментаторам
предположить, что в Кремле стали, по крайней мере, задумываться о модернизации внешней
политики. Что позволило сделать такие выводы.
Выступая в Ярославле, российский президент заявил, во-первых, что современное
государство может быть только демократическим. А во-вторых, поведал, что отныне
дозволяется критиковать внутреннюю политику государства, в том случае, если эта
политика может создать проблемы для международной безопасности. При этом он, правда,
делает оговорку, что критерии должны быть общими и предварительно одобрены всеми,
включая и тех, кого предполагается критиковать.
Надо сказать, что сессия Генеральной ассамблеи ООН уже продемонстрировала жизненность
этой идеи. Наряду с другими лидерами трибуну там получили и несколько диктаторов.
Можно было лицезреть Муаммара Кадафи, швыряющего устав ООН, Ахмадинежада, повествующего
о неких коварных меньшинствах, захвативших власть над всем миром, а также Роберта
Мугабе, доведшего до нищеты некогда богатейшую страну Африки и теперь обвиняющего
в этом коварный зарубеж. Именно с этой компанией предлагается искать общие критерии
поведения.
Во-вторых, опять-таки с бесчисленным количеством оговорок, Медведев, похоже,
допускает возможность американо-российского сотрудничества в создании глобальной
ПРО. «Есть проблема Северной Кореи, ряд других проблем. Поэтому защита должна иметь
глобальные измерения», — заявил он в интервью CNN. В скором времени станет понятно,
что же имел в виду российский президент. То ли Москва как раньше будет сводить свое
сотрудничество к бесплодным спорам о том, существуют ли ракетные угрозы от Ирана
и Северной Кореи. То ли она всерьез начнет взаимодействовать с США в поиске адекватного
ответа на эти угрозы. Ведь новая архитектура американской ПРО создает новые возможности
для такого сотрудничества. Насколько можно понять, отныне США в большей степени
намерены опираться на средства ПРО театра военных действий. Именно на этом направлении
в течение нескольких лет вполне успешно развивалось сотрудничество военных сил России
и стран НАТО.
Наконец, в связи с информацией о еще одном иранском заводе по обогащению урана
Медведев намекнул на то, что Россия может в случае отказа Тегерана от сотрудничества
с МАГАТЭ присоединиться к жестким санкциям, предлагаемым Западом.
Все это может внушить некоторые надежды. Судя по сообщениям, американцы более
чем удовлетворены встречей Медведева и Обамы. Многие говорят, что и сотрудничество
по Ирану и подписание в декабре нового Договора по СНВ — дело практически решенное.
Я бы не стал торопиться с выводами. Из выступлений Медведева следует, что база
российской внешней политики не изменилась. До настоящего времени ее теоретические
основы представляют собой причудливую смесь двух конкурирующих политических теорий
Realpolitik и геополитики. Причем обе теории воспринимаются так, как они формулировались
в конце XIX — начале XX века. Государство — это эгоистическое создание, внешняя
политика которого сводится к реализации его национальных интересов. А эти интересы
определяются его размерами и местоположением на планете (посему противоречия между«островными»
Британией и США, с одной стороны, и «континентальной» Россией, с другой — неизбежны).
Реализуя свои интересы, государство стремится вовлечь в свою орбиту максимальное
количество других, более слабых государств, с тем чтобы использовать их в качестве
пешек в игре на глобальной шахматной доске. «Идеология» или ценности — не более
чем повод для вмешательства во внутренние дела и ослабления конкурента.
Примирить эту теорию с процессом глобализации было довольно просто. Глобализация,
которая позволяет главным игрокам концентрировать в своих руках гигантскую экономическую
мощь, рассматривалась как угроза доминирования одной державы — США. Спасти российский
суверенитет и защитить национальные интересы в таком случае можно, только настаивая
на «многополюсности» современного мира. Из чего следовало: любое глобальное решение
надлежит принимать, как минимум достигнув консенсуса между «полюсами». Что невозможно
в принципе.
Официально в качестве «глобальных» угроз безопасности назывались терроризм и
распространение ядерного оружия. Однако при этом игнорировалось, что эти угрозы
проистекают из одного или даже нескольких так называемых полюсов. Ведь подлинная
угроза мировой безопасности в том, что в результате глобализации десятки миллионов
жителей планеты (в основном жители так называемого Большого Ближнего Востока) оказались
маргинализированы. С одной стороны, в силу уровня развития своих государств они
неадекватно воспринимают происходящее в мире, считают, что современная цивилизация
покушается на их религию, ценности и традиции. С другой — радикалы из этих стран
широко используют достижения современной цивилизации — от гражданских самолетов,
превращаемых в крылатые ракеты, до Интернета — для борьбы с этой цивилизацией.
Та же проблема и с нераспространением: режимы вроде северокорейского или иранского
стремятся оградить свои специфические «ценности», шантажируя остальной мир ядерным
оружием. В этой ситуации «многополярность» объективно приводила к тому, что Москва
солидаризировалась с маргиналами, превращаясь для них и в источник вооружений, и
в источник политической поддержки.
Более того, дискомфорт от глобализации, раздражение политикой Запада, в чью орбиту
включается все больше государств, вербализуется в терминах военной угрозы. Россия,
устами Медведева, фактически единственная из европейских стран говорит о кризисе
системы безопасности на континенте (при этом в качестве доказательства этого кризиса
приводится прошлогодняя грузино-российская война, возникшая не в последнюю очередь
в результате крайне провокационной политики самой Москвы). В качестве выхода российский
президент в очередной раз предложил разработать некий Договор европейской безопасности,
в котором должна быть юридически отражена «неделимость безопасности», зафиксировано
обязательство не укреплять свою безопасность за счет безопасности других.
Неразрешимый вопрос заключается в том, существуют ли объективные критерии безопасности.
Для Северной Кореи, например, угроза безопасности возникает тогда, когда «империалистические
враги» в очередной раз отказываются подкармливать этот чудовищный режим. Россия
же настаивает, что едва ли не главная угроза ее безопасности исходит от процесса
расширения НАТО (именно эту «угрозу» отражает сейчас российско-белорусская военная
группировка в ходе маневров «Запад-2009).
Но попытка обсуждать эту тему в рамках объективных критериев: численности, степени
боеготовности, организации и направления боевой подготовки войск альянса — никакого
результата не приносят. В интервью CNN Дмитрий Медведев вполне всерьез заявляет:
«Не нужно забывать, что НАТО — это всё-таки военный блок и его ракеты направлены
в российскую сторону». Президенту, видимо, забыли сообщить, что ракеты, которые
могли бы угрожать нашей территории, были уничтожены по советско-американскому Договору
о ракетах средней и меньшей дальности более 30 лет назад.
Возможным шагом к рационализации подходов к определению безопасности могла бы
стать предложенная новым Генеральным секретарем НАТО работа по совместной оценке
существующих угроз. Впрочем, не исключено, что Россия сконцентрируется на попытках
доказать, что главная угроза ее безопасности исходит от… партнера по переговорам.
Тот же подход просматривается и в подходах Москвы к стратегическим наступательным
вооружениям. Несколько последних лет Москва доказывала: намереваясь развернуть элементы
ПРО в Восточной Европе, Вашингтон хочет нарушить стратегический баланс. И вот США
от этого проекта (по крайней мере, в том виде, как он был сформулирован предыдущей
администрацией) отказались. Кремль вроде бы выражает удовлетворение. Но тут же у
Медведева появляется новая претензия к США. «Без решения таких проблем, как противоракетная
оборона и создание потенциала СНВ в неядерном оснащении, добиться реального прогресса
в деле ядерного разоружения невозможно», — сообщил он с трибуны ООН. Похоже, если
раньше Россия делала проблему из возможности развертывания элементов ПРО в Европе,
то теперь препятствием может стать вся американская концепция противоракетной обороны.
Кроме того, новым серьезным препятствием решили сделать стратегические наступательные
вооружения «в неядерном оснащении». Скорее всего, речь идет о стратегических носителях
(бомбардировщиках и ракетах подводных лодок «Трайдент»), которые американцы хотели
бы оснастить обычными боезарядами и вывести из общего зачета стратегических носителей
в будущем договоре по СНВ. В противном случае из-за того, что российский ядерный
арсенал стремительно стареет и, как следствие, сокращается, американцам пришлось
бы для соблюдения хотя бы относительного равенства ликвидировать значительную часть
своих вполне годных к применению носителей.
Как видим, в российской интерпретации безопасность — понятие в высшей степени
субъективное. А юридически закрепленное требование «неделимости» безопасности означает
по сути наделение России (а может быть, и Северной Кореи тоже — консенсус, так консенсус
для всех) правом вето на любые попытки Запада укрепить свою безопасность и ответить
на существующие угрозы.
Что же в итоге? Российский президент, очевидно, остается в жесткой системе взглядов
своего предшественника, однако делает робкую попытку хоть как-то соотнести их с
реальностью. Так Хрущев, оставаясь правоверным коммунистом, пытался привести сталинские
внешнеполитические догмы хоть в какое-то соответствие с окружающим миром. Как мы
знаем, подобная внешнеполитическая оттепель чаще всего заканчивается заморозками.
Оригинал этого материала опубликован
в Ежедневном Журнале.
